– А потом, – подумал он, – надо же тренироваться наносить разящие удары из засады… Ну да, исподтишка, в спину не ждущего удара противника, – не стал он скрывать от себя подленькой мысли, – если уж по-честному, лицом к лицу не получится.

И эта мысль не ужаснула парня. Он наконец-то определился и со своим отношением к будущему сыну – равнодушие. Полное равнодушие, есть он или нет. Самое главное – сам высший не-зверь Де, будущий Ден. Одна буква к имени – все, что правнук вождя ждал от своего ребенка.

Потом прадед заспешил; остановки стали короче, а переходы длиннее. Мина уже не скакала; брела едва ли не тяжелее восьмидесятилетнего вождя. Брела, цепляя босыми ногами горячий песок. Да – вокруг широкими полосами перемежались заросшие травой луговины и непонятные и неприятные глазу, а пуще того, ступням, целые отвалы звонкого песка, которым, наверное, можно было засыпать все священные холмы.

Пески не пели – до тех пор, пока однажды не задул ветер – резкий, порывами – который внезапно закружил вихрем, мгновенно скрыв в непроглядной колючей мути все племя. И Де самым постыдным образом испугался – испугался того, что так и будет кружить с закрытыми глазами до скончания последних зим, даже после того, как последний желтый кругляш упадет в большой кожаный мешок.

Но песчаная буря кончилась, а племя не досчиталось пятерых не-зверей – всех низших. Мужчину, двух девушек и двух детей. Их не было жалко, по крайней мере, молодому высшему; он искренне не понимал, чему так сокрушается отец. Нарожают еще – что им, низшим; на них ведь запрет не распространяется. А прадед, словно послушавшись Дена, резко повернул налево, отклоняясь от курса, по которому гнал племя.

Через день путь им прекратила река, несшая свои воды назад – туда, откуда они пришли. Денат целый день качал недовольно головой; он словно не верил своим глазам. Молодой высший тоже решил разобраться – приглядывался к берегам, пытался высмотреть в воде неведомых монстров. А понял раньше опять-таки Лай:

– Кажется, эта река течет вспять; раньше она текла в том направлении, – низший брат махнул туда, куда брело племя, подгоняемое вождем.

Де сначала удивился такой длинной и связной фразе – подобная речь тоже была под запретом. А потом понял – Лай был прав. Тогда возникал другой вопрос: «Как же она текла туда, если впереди встают неприступной громадой горы?». И опять сын второй матери поразил его, задав свой вопрос, много практичней:

– А как мы преодолеем эти горы?

Де оглянулся на Мину, которую как-то придется переводить, а может быть даже переносить через заснеженные – видно даже отсюда, за много переходов – перевалы. А без нее не будет нового имени, не будет еще чего-то существенного, чего он пока не понимал. Кто в этом виноват? Конечно Великий охотник, ведь именно его появление сорвало с места племя.

Наутро племя разбудил взволнованный возглас караульного. Он таращил глаза и тянул руку назад – туда, откуда они пришли вчера. На месте покрытой травой степи там гуляли волны. Противоположного края неведомо откуда взявшегося пространства, заполненного соленой, противной на вкус водой, не было видно, как бы не вглядывался туда парень. Если бы там были такие же горы, какие ждали их впереди, может быть не-зверь и определил бы, сколько переходов отделяет его от места, от которого можно было бы вернуться на родные холмы. Теперь же дороги домой не было. И это тоже зачтется Охотнику.

А прадеду теперь было все равно; его гнала вперед только одна мысль – успеть на Великую битву. Но рассудка он не потерял. Дал отдохнуть племени перед горным переходом. Женщины наготовили мяса, добытого молодым высшим; воду решили не брать – поначалу переход продолжится вдоль одной из бесчисленных горных речек, которые сливались в долине в одну большую, поменявшую каким-то образом свой извечный путь. А дальше… Дальше будут снега, которые они или преодолеют… или снега одолеют их.

Преодолели не-звери. Последние полперехода Де тащил Мину на спине – спиной к спине, потому что своим огромным животом она не могла прижаться к его крепкому хребту, а держать ее на руках парень не мог. Он обдирал ладони об острые льдины, стараясь уцепиться железными пальцами в каждую трещину. Еще непоме5рной тяжестью гнул книзу тяжеленный молот. А Лай? Брат по второй матери сам едва передвигался, но дотерпел – упал уже внизу, на мягкую теплую траву. Рядом повалилась сразу половина племени; остальные остались в горах. Лишь трое высших стояли на ногах. И крепче всех, признал Де, его отец. Может потому, что он шел налегке?.. Вторая половина племени осталась в горах навсегда. Но высшему и теперь было все равно. То, что как-то волновало его, он принес сюда собственными руками.

Мина и молот лежали рядом – мертвое оружие и живая женщина; пока живая женщина. Потому что мать высшего всегда умирала при родах. Это не было традицией, это было данностью – маленькая женщина из низших могла выносить крупного ребенка, но разродиться сама не могла. И тогда в ход шел каменный нож вождя – бережный к потомку, но безжалостный к женской плоти. Так что сейчас молот был для него важнее: он даже представил, как это священное оружие летит, вращаясь, прямо в ненавистный затылок… Де даже закрыл глаза в сладком ужасе – он вдруг понял, что видит картину будущего; что прадед не врал! Стоит только захотеть – захотеть до ужаса, почти до собственной смерти – и можно увидеть грядущее, и даже… управлять им. Но это дано немногим; вот великий предок умел. Но даже это не помогло ему в битве со Спящим богом.

Теперь перед ними лежала равнина; и по ней тоже протекала река, берущая свое начало высоко в горах. Вдоль нее племя – его остатки и пошло. В первый же вечер со старым вождем произошла еще один странный случай – подобный тому, что случился в родной пещере. Только здесь не было надежных каменных стен, так что Денат опрокинулся на спину. А когда успевший теперь первым Ден (его сын даже не тронулся с места) помог подняться деду, все поразились. Сейчас перед костром сидел не вождь; сидел просто глубокий старик – пусть огромный, крепкий еще – но старик. И старик невероятно счастливый – до слез, которые текли из глубоко сидящих глаз и пропадали в глубоких морщинах.

– Все, – выдохнул он наконец, – нет больше Седой медведицы! Убили ее.

– Кто? – оживился Де, – Великий охотник?

– Какая разница? – махнул рукой вождь.

– Нет, – решил про себя его правнук, – еще и этот кусок славы тебе, Охотник… А впрочем – спасибо тебе на этом. Значит, медведицу можно не ждать? Значит, запретов больше нет?

Он встал и направился к низшим – туда, где сегодня не одна, и не две красавицы вспомнят, что в племени есть высший не-зверь. Тот, кто очень соскучился по их ласкам. Де не дошел. Потому что на его пути выросла громадная фигура отца, которого смахнуть с дороги не позволяли ни традиции, ни хмурый взгляд прадеда, ни…

– И желания особого, в общем-то не было, – с удивлением понял он.

Нет, желание как раз было – жгучее, сжигающее изнутри, но к красавицам из низших оно никакого отношения не имело…

Путь вдоль реки оказался не таким уж и безопасным. Здесь тоже были крупные животные – хотя бы те же плоскозубые длинноносые великаны. Но от четвероногих великанов племя, хотя и сильно уменьшившееся и измотанное долгим переходом, могло отбиться – выставив вперед цепь ощетинившихся копьями охотников. А вот в реке таились неизведанные и гораздо более опасные твари.

Когда рано утром одна из девушек зашла в реку по колено, чтобы набрать в долбленку воды почище, рядом вдруг все вскипело множеством брызг и водоворотов. Несчастная низшая успела только коротко вскрикнуть, а бросившиеся на подмогу охотники замерли в ужасе – сквозь брызги и пену были хорошо видны длинные и толстые руки черного цвета. Нет, не руки – словно огромные змеи обвили девушку и утянули ее в темные глубины так быстро, будто ее и не было. Успокоившаяся река опять неторопливо несла свои воды вниз, и туда же брели не-звери, для которых вода теперь тоже стала добычей – не менее опасной, чем дикие звери. К исходу двух рук ночей впереди показалось темная громада леса – не те хлипкие приречные заросли, из которых и костра-то настоящего не разведешь. А когда еще через одну руку племя достигло этого леса, Де не хотел верить своим глазам – деревья тут стояли настолько громадные и величественные, что первый шаг под них хотелось сделать с поклоном – так же, как в пещеру предков.

– Стой! – Де так и не успел сделать этого шага, потому что прадед окликнул его с вернувшейся силой и властностью в голосе; правнук оглянулся – в лице старого высшего страх явно пересиливал любопытство, – это родовой лес Седой медведицы!

И Де не рискнул, опустил ногу, так и не переступив незримую черту. Потому что понял – из-за каждого ствола, с каждой мохнатой вершины ему будет чудиться взгляд чудовищной твари; и одно это ожидание способно свести с ума.

А дед скомандовал: «Вперед!», – и еще долгие часы – до самого солнцестояния в верхней точке небосвода не-звери брели, бросая жадные и испуганные взгляды в чащу. Скоро шаги сами собой стали тверже, а руки охотники крепче сжали копья; Де отобрал у Лая Священный молот. Потому что впереди показалось что-то необычное, явно не созданное природой – так ровно и однообразно творить она не могла.

Прозрачная, словно сотканная гигантскими пауками преграда песочного цвета заставила идущего впереди племени младшего высшего повернуть налево, от леса. Преграда была достаточно хлипкой и снести ее правнук вождя мог даже без молота, но совсем рядом о чем-то кричал ее хозяин (или один из хозяев), который взобрался на высокий помост, скорее даже хижину на четырех длинных столбах. Кверху тянулась лестница, по который этот не-зверь и взобрался… Погодите! Это существо наверху не было не-зверем! Оно ходило на двух ногах, было одето в какие-то гладкие шкуры и тянуло вперед какое-то совсем не острое корявое копье из… Металла! Из проклятого металла, одно упоминание о котором обычно заканчивалось изгнанием из племени! И это в лучшем случае.

Де оглянулся на прадеда с беспомощным видом – совсем как в детстве – а тот сам потрясенно смотрел, как незнакомец приложил к губам какой-то прямой рог из желтого… тоже металла! И вот уже широкую пойму заполняет рев длинноноса, если бы у того могло быть металлическое горло.

Совсем скоро незнакомцев стало много – и мужчин и женщин, которые – признался себе не-зверь – несмотря на инородность, выглядели значительно соблазнительней низших девушек. Если кого и можно было сравнить с быстроногой ланью – так это вон ту светловолоску; а вот эту черноволосую красавицу со строгим неприступным лицом он сравнил бы с грациозной и опасной пантерой, а…

Сухой кашель прадеда вернул погрузившегося в сладкие грезы парня к суровой действительности. За песочной паутиной было много чужаков-охотников, и они тыкали вперед свое несуразное оружие из дерева и железа с уверенностью и бесстрашием перед ним, потомком Великого предка, перед прадедом и отцом, превышающими этих задохликов на пять, а может и все шесть ладоней, а в плечах… – и сравнивать смешно! Только совсем не смешно было заглядывать в темные отверстия странного оружия, откуда наверняка и могла вылететь смерть – в виде молнии или еще чего страшнее.

И это тоже доказывало бесстрашие, ну или скудоумие незнакомцев – ведь метать оружие чем либо иным, кроме собственных рук, было запрещено!

Незнакомцы, между тем, появились и за пределами ограды. Впереди шествия двигался какой-то странный зверь (верблюд!), тянущий за собой что-то невероятное – какой-то помост на… Этим круглым штуковинам у Де не было названия; но они катились вперед так, словно круглый камень с горы. Рядом восхищенно ойкнул Лай. Брат по второй матери вообще любил все необычное; он частенько ходил по грани дозволенного, и если бы не тень грозного высшего брата за спиной тщедушного низшего, его давно бы побили камнями. По крайней мере, не-зверем он бы уже не был.

А шустрые незнакомцы сгрузили со своего катящегося насеста еще более странный предмет – помост на четырех… ногах из гладкого дерева, и быстро заполнили его снедью в идеально ровных посудинах. Посудинах ярких, цветных и необычайно крепких, потому что когда одна из незнакомок – та самая, с властным взглядом, приличествующим скорее кому-то из высших – неожиданно уронила одну посудину на землю, та не разбилась, хотя выглядела хрупкой и тонкой. Нет, тонкой она не выглядела – она была тонкой – совершенно не сравнимой с грубыми поделками мастеров его племени.

Одна из девушек позади вскрикнула, когда посудина упала на утоптанную землю, а затем в восхищении простонала – ее наверняка поразила если не удивительная красота поделки, то не менее изумительная прочность. Но Де не повернулся к несчастной, посмевшей издать звук раньше, чем на то последует разрешение высших. Потому что он сам упивался необычными и восхитительными запахами, которые ветерок донес до его носа. Это было мясо, но какое мясо! Изумительное, волшебное, от которого он… и сам бы отказался, даже без неодобрительного ворчания прадеда позади – после того, как сразу у нескольких низших заурчало в животах. Может это мясо готовили вон на том костре, что исторг сейчас невдалеке целый столб темного дыма?

Волшебству Де не доверял ни в каких его проявлениях, а этому, инородному… Нет, он лучше пойдет и заколет копьем одного из тех оленей, которые совершенно бесстрашно пасутся недалеко. И пусть незнакомцы сами травятся своими волшебными кушаньями. Незнакомцы травиться не захотели. Один из них сгрузил какой-то серый камень; сгрузил чрезвычайно легко для камня такого объема. Или парень-чужак был невероятно силен, или этот идеально ровный камень был сродни тем, что приносили из дальнего племени – пористый, легкий; которыми низшие девушки терли его ступни, покрытые толстой ороговевшей кожей.

На камень села очередная красавица. Эта смотрела на не-зверей, особенно на высших, с заметным испугом – и Де это понравилось. Значит, незнакомцам тоже ведом страх и сомнения. Он даже оглянулся, чтобы поделиться таким наблюдением с вождем, но тому было не до правнука. Денат с мистическим ужасом на лице не отводил глаз от плюгавенького незнакомца – того, что привел сюда верблюда. Незнакомец и сейчас стоял рядом с горбатым животным, бесстрашно держа рукой веревку прямо у рта зверя, жующего свою вечную жвачку.

Молодой высший тоже вгляделся в его круглое лицо. Совершенно обычное… нет, необычное в своей чужеродности, но такое же, как у его соплеменников лицо, с детской непосредственностью и любопытством рассматривающее не-зверей. Вот его взгляд остановился на Де и тот тоже вздрогнул! Не от страха – какой страх мог привнести в мир не-зверей этот коротышка? – от неожиданности. Потому что в лице незнакомца явственно проступило что-то знакомое; мистически знакомое, сидящее в самом нутре высшего, отчего Де захотелось припасть к этой тщедушной груди.

И в это время мир заполнило нечто божественно прекрасное – девушка на камне развернула что-то блестящее, большое; с черной кожей посредине, сложенной аккуратными складками, которые складывались и раскладывались. Наверное, они-то и исторгали наружу удивительные звуки, какие ни один не-зверь никогда не слышал.

Потом в груди защемило, потому что звуки стали печальными настолько, что Де забыл и об Охотнике, и о прадеде, даже о Спящем боге, появления которого так страшился и ждал. К чудесной мелодии присоединился голос – такой же чистый и печальный. Молодой высший закрыл глаза и не заметил, лишь ощутил по шуршанию одежды, как его обходят соплеменники, точнее соплеменницы. Когда черная кожа замерла, а вслед за ней пропали и волшебные звуки, и голос еще одной чужачки – той самой светловолоски – между Де и девушкой на камне выстроилась целая шеренга низших девушек. И они явно ждали продолжения зрелища, не обращая никакого внимания на высшего.

Будущий вождь не успел возмутиться – черная блестящая кожа снова развернула свои складки, и грусть опять охватила душу парня. А когда к голосу светловолоски присоединились не такие мелодичные, но старательные и проникновенные голоса соплеменниц, он вдруг явственно представил себе реку с чудовищем в водах и охотника, который никак не может перебраться на другой берег, где ждет его любимая девушка…

Кожаные складки замерли; растаяли в тишине и божественные звуки. Немногие подвывания не успевших остановиться соплеменниц теперь только терзали слух. Но вот умолкли и они, и все повернулись к незнакомцам, вылезавшим из большой черной хижины, неведомо как появившейся в тылу племени. От нее резко пахло – той самой темной тягучей жидкостью, озеро из которой племени пришлось обходить руку ночей назад. Лай даже сунул в нее ладонь, за что получил по затылку от каждого из высших.

Хижина на таких же круглых непонятных штуковинах нестерпимо блестела на солнце и была – Де почуял это нутром – металлической! И на вылезших из нее чужаках и чужачках тоже было достаточно металла, а еще – высший не верил своим глазам – на боку у первого, шагнувшего к не-зверям, висел какой-то предмет, явно сотворенный из того же чудесного материала, что и рукоять Молота.

Но этот незнакомец подождет! Гораздо опаснее выглядит тот, что вырос за его спиной. Вот этот может сравниться статью с высшими. Конечно, помельче его самого, и какой-то слишком… ну красивый что ли, стройный и утонченный. Великий охотник! Вот сейчас и посмотрим, кто кого. Де покрепче ухватился за рукоять Священного молота…