Он наконец остановился, потому что очередные удары его мечей не встретились с вражескими. Устрашенные противники бросали оружие и опускались на колени, подставляя повинные головы на милость победителя. Такой крови мечи пить не захотели. Вернее, их не захотели посылать на склоненные шеи руки охотника. Последний взмах – и клинки опять сверкнули на солнце, избавляясь от капель крови. Идеально чистые мечи (Свет вдруг вспомнил Кондурову – «чище, чем скальпель в руке хирурга») скользнули на место, в заплечные ножны. А вокруг уже выстраивались победители. Впрочем, воинам сейчас было не до победных кличей. Они ограничились одним, спугнув с веток близких зарослей воронье, и разбрелись собирать раненых и убитых товарищей; другие сгоняли в не такую уж большую толпу пленников.

Клич этот, кстати, спугнул не только хищных птиц. Совсем рядом наблюдал за битвой еще один отряд. Это была команда Авархана. В ней почти не было погибших; не оказалось и примкнувших в поисках ратной добычи разбойников. Зато были пленные. Их было не так много, зато какие!

Авархан совсем не спешил к грядущим сражениям. Он не преминул проверить по дороге еще одну сказку Би Рослана. Капитан не стал сворачивать к деревушке, где с ним поделились лодкой и пропитанием. А вот ущелье, что вело в чудесную долину провидицы, отыскал. И нагрянул туда со всем своим отрядом.

В горах было ощутимо холодно, а здесь – в долине, где глаз радовал и аккуратный домик, и поля, засеянные неизвестными капитану злаками, и маленький садик… Здесь было тепло. А из садика навстречу Авархану вышла его мать – в том обличье, в котором он запомнил ее еще мальчишкой. Он конечно сразу же понял, что перед ним колдунья, знавшая секрет перевоплощения.

– Ну так ведь она должна была откуда-то взять этот образ, – внезапно догадался он, – только из моей головы. А копнет поглубже…

Капитан не раздумывая выхватил из ножен кривую саблю и наотмашь рубанул – прямо по лицу собственной матери.

– Нет! – на грудь уже не дышащей старухи, лицо которой пробрело свой естественный вид, бросилась ослепительная красавица с длинными черными косами. Еще один житель долины – крепкий седобородый мужчина – бился в руках воинов.

Девушка – а лет ей на вид было не больше восемнадцати – наконец встала, обвела взглядом собравшихся и остановила его на Авархане, который стоял с окровавленной саблей в руках.

– Ты – протянулся в его сторону тонкий пальчик с аккуратно обстриженным ногтем, – ты убил провидицу. Знай же, что тетушка Зохра могла смотреть в будущее. И она предрекла ужасную смерть своему убийце. Тебе!

Палец теперь едва не касался груди капитана, и тот невольно отступил. А потом криво усмехнулся.

– Моя смерть, может быть, и будет ужасной. Зато твоя настигнет тебя прямо сейчас.

Он опять поднял клинок, но парсиянка – а это была Замира – гордо подставила ему под удар высокую уже грудь.

– Бей! И тогда ты сам будешь просить смерти у того, кто порежет тебя на кусочки, а потом предаст мукам каждый из них. У моего жениха.

Последнее она выплюнула почти в лицо Авархана с такой гордостью, что тот, отступая от ее порыва, невольно спросил;

– А кто твой жених?

– Свет! – с еще большей гордостью выпалила Замира, – и ты ответишь перед ним и за меня, и за тетушку Зохру, и за…

Она метнула взгляд на своего дядю, на Нажудина, которого едва удерживали четверо, и замолчала. А Авархан действительно испугался. Да и как было не бояться того, перед которым трепетал сам Гумирхан. Потом ему в голову пришла другая мысль – перед ним стояла не просто красивая девушка! Это была заложница. Та самая заложница, за которую он сможет выторговать себе жизнь – если понадобится.

– И потому, – скомандовал самому себе капитан, – руки прочь от нее. Пылинки сдувать с нее буду. До тех пор, пока не станет ясно – она больше не нужна. А тогда…

Перед глазами замелькали картинки, одна радужнее другой. И вид обнаженной красавицы, покорно склонившейся перед ним и готовой на все был среди них не самой яркой.

– Хорошо, – опустил он саблю, – вы останетесь живы – и ты, и твой…

– Дядя, – подсказала быстро парсиянка.

– Дядя, – повторил мурганец, – вы будете заложниками друг для друга.

– Это как? – не понял его помощник, звероподобный моряк, который разве что не облизывался на юную парсиянку.

– Очень просто, – повернулся к нему Авархан, – если один из них попытается бежать, второй лишится головы. Согласны?

Это он спросил поочередно у Замиры, а потом у старого парса. И оба, помедлив, кивнули. Причем чуть раньше Нажудин. Потому что внутри него вдруг зародилась сумасшедшая мысль: «А может, и теперь Свет придет на помощь… как всегда, в последний момент».

Он перевел взгляд на старушку, черты лица которой уже заострились и показал на нее рукой, которую освободили по знаку капитана воины:

– Дозволь похоронить ее, по нашему обычаю.

– Не знаю ваших обычаев, – засмеялся Авархан, – зато знаю, какой предпочитала она сама. Бери ее.

Он кивнул парсу на тело, и тот послушно склонился над телом провидицы. А капитан вспоминал сейчас очередной рассказ рагистанского правителя – о том, как лихо эта старушка избавлялась от трупов. По его команде Нажудин отнес Зохру к той яме, которую когда-то сам выдолбил в мягком камне. Яма была полна светлой горючей жидкости. Не без внутреннего сопротивления он опустил тело вниз, полностью погрузив его в масло, которое светило им долгими вечерами.

– Придется долбить новую, – вздохнул он, а потом грустно улыбнулся, – для кого? Не для нее же.

Он посмотрел на племянницу, которая словно поняла его и утвердительно кивнула. А может, она просто давала знак: «Начинай!»? И Нажудин чиркнул огнивом. Огонь занялся сразу, встал стеной над всей ямой прямоугольной формы. Авархан невольно отступил на несколько шагов. Ему вдруг почудилось, что в яростном гуле пламени всхрапнул и коротко заржал конь. А потом его перебил далекий собачий лай, перешедший в яростный, полный животной муки вой…

Орлик в это мгновение мчался по лугу, отбивая от табуна молодую кобылицу. Это была игра, без которой не обходилось ни одно такое событие. Кобыла всхрапнула, уже готовая принять царственного жеребца, когда тот внезапно остановился с обиженным ржанием. На шее скакуна – там, где когда-то руки тетушки Зохры отстригли клок его волос, он вдруг почувствовал сильное жжение – словно кто-то прижал к нему раскаленное клеймо. Орлика никогда не клеймили – его и так невозможно было спутать с другими. Теперь же он тоже почувствовал, каково это – терпеть на шее огненный жар, не имея возможности ни подуть на нее, не опустить в прохладную воду. Потому что этот жар не был материальным, он шел от сердца, от осознания страшной беды…

Пес был чудовищно стар. Большую часть времени он просто лежал, чаще всего на заднем крылечке дворца. Пробегавшие мимо слуги уже привыкли к тому, что он лежит тут постоянно, и обегали его, практически не замечая. Вставал он лишь, когда погулять в огромном ухоженном парке выходил молодой король или королева-мать. Тогда он с неожиданной для его преклонных лет легкостью поднимался и сопровождал, а точнее – охранял, как велел ему пропавший хозяин – царственных особ. А потом опять надолго замирал на каменной площадке. Лишь королева-мать знала, почему пес выбрал именно это место. Отсюда были хорошо видны звезды, от которых он не отрывал взгляда долгими ночами. Вот и теперь пес поднял голову, остановив взгляд там, где в невообразимой дали была звезда, которой даже не было видно. Он вдруг глухо заворчал, когда его загривок обожгло нестерпимым огнем, а потом даже залаял, чего не делал уже очень давно. Однако в предрассветной тьме никто на это внимания не обратил.

До Света прощальный вздох тетушки Зохры не достиг. В это самое время он брел по серой мути, что заполняла иной мир – мир, откуда не было возврата. Он выбрался оттуда; его довели руки отца и матери. Но о том, что еще одна женщина, которая любила охотника словно родного сына, уже не ждет его, Свет узнает не скоро…

До границ франских земель отряд Авархана добирался два десятка дней и ночей. И он, и его пленники свято блюли договор. А у самого капитана – чем ближе было до перекрестка трех государств – голова все сильнее болела о другом. Именно там назначил ему встречу мурганский владыка. И именно туда – как донес далеко выдвинутый вперед дозор – стягивали свои войска рагистанцы, славинский князь и франский герцог. Авархан мог бы довести отряд до этого места даже раньше, чем там окажется основное франское войско. Но он не спешил. И в немалой степени это было связано с той убежденностью, которая сквозила в словах Замиры. Юная парсийка была уверена в том, что предстоящая битва не обойдется без Света.

Потому он и расположил воинов на высоком пригорке, заняв его тем же утром, когда две рати выстроились для кровавой битвы. Помощник – тот самый, что все последние дни не сводил жадного взгляда с парсийки – что-то шептал ему на ухо. Но капитан не слушал его – он неотрывно следил за фигуркой в блестящих доспехах, которая выехала навстречу непобедимому мурганскому богатырю на приметном двухцветном жеребце. В исходе этого поединка он почему-то не сомневался. Он велел оставить пленников, сегодня надежно связанных, у подножия горы. Иначе и Замира, и старый Нажудин сейчас уже кричали бы, приветствуя своего возможного спасителя. Авархан наконец прислушался к голосу помощника.

– Сейчас! Вот сейчас надо ударить во фланг, вон туда – помощник протянул руку в ближний край объединенного войска, где враги действительно позабыли о всем, кроме поединка.

А поединок уже близился к завершению – именно к такому, как и предполагал капитан. Огромная туша Пахлавана нелепо дергала руками и ногами, нанизанная на копье, подобно навозному жуку на соломину. И капитан кивнул:

– Хорошо! Бери вторую полусотню, и вперед!

– А ты?! – едва не нарушил субординацию помощник, и тут же осекся, наткнувшись на надменный взгляд капитана.

Всадники лихо обогнули вершину пригорка и бесшумно помчались вниз, на редкую линию франских воинов, ликующе вскинувших копья кверху. Но вот громкие крики перебил еще более громкий возглас. Это герцог Рамир разворачивал своих баронов навстречу новому врагу. Будь на месте закованных в железо франских всадников славинский или рагистанский отряд, может быть что-то у этой полусотни мурганцев и получилось бы. Но сейчас легковооруженные всадники, пусть и набравшие приличную скорость, напоролись на длинные рыцарские копья. Большая часть мурганцев упала с лошадей, так и не добравшись до врага на расстояние удара кривых сабель. Остальные отчаянно сопротивлялись; своими клинками они владели не хуже, чем молодые франские бароны. Но вслед за Рамиром и его бойцами на тающий на глазах отряд навалились рагистанские стражники. Лишь двое мурганцев – тот самый помощник, виртуозно владевший саблей, и еще один опытный вояка, сумели вырваться из этой сутолоки, обернувшейся бойней для мурганцев. Именно за ними и помчалась конная лава, которая словно острой бритвой срезала крайний ряд вражеского войска. А потом повернула обратно, чтобы начать планомерное уничтожение захватчиков.

Однако этого Авархан уже не видел. Он кивнул головой, приказывая двум воинам, что следили вместе с ним за началом битвы, следовать за ним, и поспешно погнал коня вниз – туда, где его ждала вторая полусотня и пленники. Потом он тем же кружным путем, каким привел отряд к месту великой битвы, гнал свой поредевший ровно наполовину отряд к тайному ущелью.

– Один раз получилось, – успокаивал он себя, – получится еще раз. Тем более, что я теперь не один. Оставлю десяток в ущелье – пусть держат его от преследователей, пока…

Он остановил поток мыслей в голове, страшась закончить фразу: «Пока не появится Свет». Мурганский капитан погонял бы сейчас коня еще сильнее, если бы немного задержался на холме и увидел, как его помощника – раненого, но живого – вяжут ремнями рагистанские стражники.