Через полчаса Марк, Скора и Лучезар ехали смотреть новый город. Марк был возницей, Скора с сыном, сидела сзади на месте пассажиров. Колесница, запряжённая парой гнедых, быстро домчала их почти до вершины горы. Дальше, шагов сто надо было подниматься пешком. Привязав лошадей, Марк пошёл впереди, за ним двигался Лучезар, замыкала подъём Скора.

Когда они поднялись на вершину горы, им открылся потрясающий вид. Солнце стояло почти в зените, освещая поля и леса. На фоне синеющих гор возле реки отдыхал белоснежный лебедь. Высокие крепостные стены рисовали тело этого лебедя, а дворец, выступающий над ними, был похож на голову лебедя, спрятанную под крыло. Протекающая за городом река давала полное ощущение того, что лебедь сел на воду поспать или передохнуть. Скора была поражена этой картиной, она восхищённо посмотрела на мужа и спросила:

– Какая красота, как тебе это удалось?

Марк, с удовольствием наблюдая за её реакцией, ответил:

– Я целый месяц таскал по горам бедного художника, бесконечно объясняя ему, каким должны видеть город со стороны, – Марк с явным удовольствием смотрел на своё детище, – пожалуй, это самый красивый ракурс. С него потом и был составлен план застройки всего города.

– Отец, а когда мы пойдём в город, – спросил Лучезар.

– Сейчас там идут отделочные работы, думаю, что к холодам всё будет готово.

– Так красиво Марк, никогда не думала, что города, могут быть похожи на белых лебедей, – зачарованно произнесла Скора.

– Тебе нравится?

– Очень, а как он будет называться?

– Anima mea, – мечтательно произнёс Марк.

– Душа моя? – удивлённо спросила Скора, – разве так можно называть города?

– Почему нельзя, – Марк нежно посмотрел на Скору, что мне мешает назвать мой город, в честь моей жены, ты ведь моя, душа моя?

– Марк, ты сумасшедший, – у Скоры повлажнели глаза, она обняла и поцеловала Марка,

– спасибо тебе любимый, – прошептала она, положив голову на плечо мужа.

Слёзки предательски всё-таки скатились с её глаз. Это заметил Лучезар и сразу спросил:

– Мама, а почему ты плачешь?

– От счастья, от радости сыночек!

– От какой радости?

– Что ты у меня есть, папа, Аврелий, Злата, вы все моя радость, – улыбнулась Скора, вытирая слёзы.

– А разве от радости плачут, – задумавшись, спросил Лучезар.

– Иногда плачут сынок, мне так хорошо, давайте посидим здесь немного.

Они уселись в траве на вершине горы, и Марк стал рассказывать им своём городе, который потом все стали называть Анимамис.

Максенций сидел в императорской ложе Колизея и наблюдал бои гладиаторов. Он находился в великолепном настроении. Триумф в честь победителя над мятежным Домицием Александром был организован Нумерием на самом высоком уровне. Народ Рима, так любящий зрелища, был доволен. Гай Руфина Волузиан, сидящий в соседней ложе, тоже был явно доволен, особенно своим назначением префектом Рима. Тем временем весь амфитеатр взорвался очередными овациями победителю в схватке фракийца и мирмилона. Победителем стал гладиатор в снаряжении фракийца, который весь поединок явно уступал своему огромного роста противнику, но всё же смог извернуться и своим коротким кинжалом распороть живот, выступающему с голым торсом мирмилону. Тот, придерживая свой живот левой рукой, просил зрителей о пощаде, протянув правую руку с поднятым большим пальцем. Фракиец стоял рядом, готовый исполнить волю зрителей. Трибуны ликовали, но мнение зрителей разделились. Одни опустили свои пальцы вниз, требуя добить поверженного гладиатора, другие напротив требовали оставить ему жизнь. Судья обратил свой взгляд на ложу императора. Максенций, выдержав небольшую паузу, даровал поверженному гладиатору жизнь. Трибуны зашумели одобрительными возгласами.

Пока арену готовили к следующему поединку, Максенций погрузился в весьма приятные для него воспоминания недавних событий. Прямо на заседании Сената, где он сообщил об указе Галерия, о прекращении гонений на христиан, ему сообщили о его смерти. Максенций не стал сразу сообщать эту новость и продолжал слушать выступления сенаторов. Как и говорил Нумерий, среди сенаторов не было, как и самих христиан, так и их явных сторонников. Лишь несколько сомневающихся сенаторов, в своих выступлениях говорили, о том, что указ старшего августа Римской империи является обязательным к исполнению во всех провинциях, включая Италию и сам Рим. В самом конце прений слово взял Нумерий и в своём выступлении указал сенаторам на то, что само адресование этого указа Максенцию является отменой решения принятого в Карнунте и отныне, он, Максенций является законным правителем Рима. Абсолютное большинство сенаторов проголосовали за то, чтобы не распространять указ Галерия на провинции подчинённые Максенцию. Тогда, сразу после голосования Максенций взял слово и попросил почтить память усопшего старшего августа Римской империи Галерия. После минуты молчания сенаторы устроили овацию своему принцепсу. Максенций успел заметить, что начал её Нумерий, именно поэтому он и поручил ему организацию этого триумфа, на котором тот сможет заработать хорошие деньги.

Тем временем глашатай объявил следующий поединок. Это были приговорённые к смерти преступники, выкупленные ланистами для выступлений в гладиаторских боях в качестве провокаторов. У провокаторов была минимальная защита и вооружены они были только мечом и щитом. Провокаторы дрались всегда только между собой за редким исключением. Характерным признаком тактики ведения боя провокаторов были постоянные мнимые отступления с мгновенными контратаками. Сейчас на арене сражалось две пятёрки провокаторов друг против друга, вернее осталось уже по три гладиатора в каждой группе. Раненные и убитые истекали кровью на арене. Максенций жестом подозвал охранника и попросил позвать к нему в ложу сенатора Нумерия, и спустя несколько минут он услышал его голос:

– Приветствуя тебя, август Максенций!

– Проходи, проходи, присаживайся, выпей прохладного вина, – улыбнувшись, кивнул Максенций на кресло рядом с собой и столик, стоявший между креслами.

– Благодарю, – улыбнулся в ответ Нумерий и сев в кресло и налил себе немного белого вина из глиняного графина.

– Ты отлично организовал сам триумф и праздник для жителей Рима.

– Я сделал всё что смог, – ответил Нумерий.

– Надеюсь не в ущерб себе, – улыбнулся Максенций.

– Нет, конечно, но и заработать много не получилось, – ответил Нумерий, отпивая вино.

– Я приготовил тебе сюрприз, – загадочно произнёс император, глядя, как последние два провокатора сражаются между собой.

– Очень не люблю сюрпризы, – тихо произнёс сенатор.

– Я нашёл способ, как объявить указ покойного Галерия римскому народу!

– Ты хочешь это сделать сейчас? – удивлённо спросил Нумерий.

– Именно здесь и сейчас! – громко произнёс Максенций, даруя жизнь оставшемуся в живых провокатору, под рёв трибун.

Через некоторое время зрители начали успокаиваться. Разносчики прохладительных напитков побежали по зрительским рядам и ложам. Арену стали готовить к появлению хищников, при этом тела убитых в поединке провокаторов убрали, но лужи крови песком не присыпали. Максенций жестом руки подозвал офицера преторианца:

– Епископ Мильтиад прибыл?

– Да, он ждёт, – кивнул охранник.

– Пригласите его, – приказал император, глядя с улыбкой на Нумерия.

– Что ты задумал? – спросил сенатор.

– Сейчас всё увидишь, – ухмыльнулся Максенций.

В это время в ложу вошёл епископ:

– Приветствую вас, мой император, – поздоровался Мильтиад, смиренно опустив седую голову.

В это время на арену вывели два десятка человек связанных одной верёвкой. Они озирались, испуганно глядя на нависшие над ними трибуны огромного Колизея. По трибунам прокатился рокот, зрители уже поняли, что это были христиане. Охранники стали освобождать их от верёвки. Христиане, немного постояв, разделились на две группы и сели в небольшие кружки.

– Епископ, я дал вам прочитать эдикт императора Галерия о прекращении всяких гонений на христиан. Этим указом, всем христианам позволяется свободно исповедовать свою религию, – Максенций сделал небольшую паузу, убедившись, что епископ наблюдает за происходящим на арене, продолжил, – я просил вас усмирить свою паству, однако с тех пор произошло несколько жестоких драк между вашими единоверцами, в которых опять пролилась кровь, поэтому я просто вынужден остановить это беззаконие.

В это время глашатай, обращаясь ко всем присутствующим, стал зачитывать указ императора Максенция.

«Слушайте все! Эдиктом старшего августа Великой Римской империи Галерия, всем христианам была дарована полная свобода вероисповедания, лишь с одним предписанием просить у своего Бога благоденствия и процветания всей Римской империи, как самим себе! Об этой милости Римской империи сразу же был извещён епископ христиан Мильтиад! – после этих слов глашатай жестом показал на императорскую ложу, в которой зрители и сидящие на арене христиане увидели епископа.

Выдержав небольшую паузу, глашатай продолжил, – Однако вместо смиренного моления христиане стали выяснять между собой, кто их них стоит ближе к своему единственному богу Христу. Истинные римские граждане верят в своих Богов, коих больше чем один! Эта вера помогла нам создать Великую Римскую империю, и её величие и по сей день зиждется на этой святой вере. Римские граждане не выясняют между собой, какой из почитаемых Богов лучше или сильней, они так же не проливают кровь друг друга, выясняя, кто из них больше любит своего Бога!

Постановляю, за любые публичные выяснения отношений христиан между собой, кто из них является отступником, а кто истинно верующим, подвергать всех смертной казни без всяких разбирательств!». Прочитав указ, глашатай довольно резво покинул арену.

В тот же миг из глубин подтрибунных помещений раздался грозный рык. На арену один за другим вышло шесть огромных гривастых львов. Епископ Мильтиад побледнел и подошёл к самому краю ложи. Он всё понял, и опустив голову, стал молиться больше не обращая ни на кого внимания. Христиане, увидев своего молящегося за них святого отца и поняв, какой страшный конец их всех ожидает, сели все вместе и тоже стали молиться. Львы, хотя были голодны, нападать не спешили. Красноватый цвет арены пугал их, они щурили глаза, будто им ослеплённые, некоторые лениво потягивались, изгибая золотистые туловища, иные разевали пасти, точно желали показать зрителям свои страшные клыки. Но постепенно запах крови, оставленной провокаторами, возымел своё действие. Движение львов стали более беспокойными, гривы топорщились, ноздри с храпом втягивали воздух.

Внезапно среди христиан встал мужчина, повернувшись, он обвёл взглядом весь Колизей, вскинул обе руки вверх и стал ими трясти, как это делают победители среди гладиаторов, чтобы подзадорить зрителей. Над Колизеем раздался тысячеголосый вздох. Один из львов приблизился к христианам, ударом лапы сбил с ног стоящего мужчину, разодрал ему горло, из которого хлынула кровь. Положив ему на грудь свои огромные лапы, лев принялся слизывать её своим широким змеистым языком. Остальные львы, как по команде бросились на молящихся людей. Несколько женщин не смогли сдержать криков ужаса, но их заглушили рукоплескания, которые, однако, быстро стихли, желание смотреть было сильнее. Страшные картины представились взорам зрителей и христиан, головы людей целиком скрывались в огромных пастях, грудные клетки разбивались одним ударом когтей, мелькали вырванные сердца и лёгкие, слышался хруст костей в зубах хищников. Некоторые львы, схватив свою жертву за бок или за поясницу, бешеными прыжками метались по арене, словно искали укромное место, где бы сожрать добычу. Другие, затеяв драку, поднимались на задних лапах, схватившись передними, подобно борцам, и оглашали амфитеатр своим рёвом. Зрители вставали с мест. Многие спускались по проходам вниз, чтобы лучше видеть. Казалось, увлечённая зрелищем толпа, в конце концов, сама хлынет на арену и вместе со львами станет терзать людей. Временами слышался нечеловеческий визг, раздавались овации, слышалось рычанье, вой, стук когтей, ужасные крики и стоны…

Триумфатор, теперь уже префект Рима, Гай Руфина Волузиана сидел в своей ложе вместе с женой Нуммией. Префект пребывал в отличном расположении духа. Он совершенно не ощущал себя триумфатором, победа над Домицием Александром была совершенно предсказуема. Несколько лет назад он занимал должность проконсула Африки, и ему была хорошо знакома эта римская провинция. Его отлично обученные легионеры разметали легковооружённые и слабо обученные войска мятежников. При этом потери противника составили меньше пяти тысяч человек, но он по приказу Максенция разорил Карфаген и перевёз его монетный двор в Остию. Видимо это и было основной причиной организованного торжества. Гай Руфина Волузиана и его жена принадлежали к известным патрицианским родам Нуммиев, Фульвиев и Гавиев, которые славились тем, что верой и правдой служили государству и никогда не принимали участие в борьбе за власть. Он являлся членом жреческой коллегии эпулонов, поэтому и был одет сейчас в белую тогу с пурпурной каймой. Всё что сегодня происходило на арене Колизея, было обычным делом для римского общества, даже когда глашатай зачитывал указ Максенция, для него, знатока римского права это было вполне законно или почти законно. Но когда среди приговорённых христиан на такую ужасную смерть, он увидел знакомого ему Тита Мания, вставшего с поднятыми руками триария преторской когорты, в отношении которого, как ветерана, по римскому уголовному праву нельзя было применять такой вид наказания, Гай Руфина встал и решил вместе с женой немедленно покинуть Колизей. Однако по её совету, он всё же зашёл в ложу к императору:

– Мой император, моя жена внезапно почувствовала себя плохо, я прошу разрешения покинуть праздник, чтобы сопровождать её домой.

– Сбегаешь, – спросил его, не оборачиваясь Максенций.

– Я благодарен вам император за оказанную мне честь, но разрешите мне откланяться, – холодно попросил префект Рима. Максенций ничего не ответив, кивнул в знак согласия. Гай Руфина ушёл.

Тем временем кровавая расправа была закончена. Львы убили всех христиан и теперь просто терзали их безжизненные тела. На арену вышло три бестиария и под оглушительные рукоплескания трибун начали убивать хищников. Потрясённый епископ Мильтиад тихо произнёс:

– Я прошу разрешения покинуть вас, мой император.

– Надеюсь, что впредь вы сможете удерживать вашу паству от публичных выяснений отношений?

– Я постараюсь, – не поднимая головы, ответил епископ.

Кивком головы император Максенций отпустил епископа Мильтиада. Тем временем трибуны разразились овациями, это бестиарии, убив последнего льва, приветствовали публику поднятыми руками в центре арены. Зрители были явно довольны зрелищем. Максенций встал и подняв обе руки, из своей ложи приветствовал граждан Рима. Зрители, увидев это, разразились бурей аплодисментов в адрес своего императора.

Максенций смотрел на восторженную толпу и думал: «Как же всё-таки легко она управляется. Возобновив регулярные поставки зерна в Рим, и организовав зрелище, он снова стал кумиром этой толпы. Давая ей хлеба и зрелищ своевременно, в определённой последовательности и пропорции, можно оставаться у власти сколько угодно долго, одновременно вызывая её гнев и восхищение теми или иными событиями!».

Вечером того же дня Нумерий написал письмо в Испанию Тиберию Гаю Луциусу. Он подробно, в хвалебных тонах, описал всё увиденное сегодня в Колизее, сделав акцент лишь на том, что перед лицом смертельной опасности христиане позабыли все свои противоречия и объединились в общий круг. Нумерий не сомневался, что Тиберий поймёт его правильно и самое главное, это письмо вскоре попадёт на стол императору Константину. Запечатав свиток, он передал его слуге, который тут же отправился на почту. Преторианцы везде имели своих осведомителей, но он не писал ничего злонамеренного в отношении их императора Максенция, он не был заговорщиком, не выполнял чьи-либо инструкции и действовал совершенно самостоятельно.