«Доездинг». А также «настроинг» и «параллелинг»

23 августа экспедиционный автомобиль с техникой, Димоном и Серёгой стартовал из Москвы, а мы с Олежкой направились на самолёте прямиком в Ломоносовский зал Гостиных Дворов (Архангельского краеведческого музея) – на конференцию, на которую пришло неожиданно много народа. Вообще, это общее свойство – всегда, когда тема наших выступлений касается мест, известных слушателям, она вызывает более горячий интерес, чем в аудиториях, для которых наши маршруты – лишь абстрактные области на карте.

24 августа. Торопиться, вроде, некуда, ребята в пути. Но и сидеть на месте тоже сил уже нет. Решаем ехать в Мезень, тем более, там нас уже ждут и проводники, и предупрежденный о наших планах музей. Вместе с нами решает ехать Анатолий Иванович, наш хороший знакомый. Он родом с Пинеги, и там у него родня. Это ровно половина пути, здесь он останется, а мы поедем дальше. Мы этому только рады – с некоторых пор общение с сельскими жителями на Пинеге вызывает у меня приступ жизнерадостности, прилив сил и энергии. Наверное, я вампир…

Асфальт, если кто знает, на этой дороге заканчивается километров через 70 от Архангельска. Затем он снова появляется, чтобы на сотом (традиционная остановка в посёлке Белогорский, в круглосуточной кафешке с котлетами за 10 рублей) километре исчезнуть навсегда. До Мезени от Архангельска под 400 километров, на всём протяжении которых дорога – этакая гребёнка, что быстрее шестидесяти и не поедешь, да плюс всё утро сегодня моросит мелкий противный дождь, и пыль из-под колёс меняет агрегатное состояние, переходя в светло-коричневую жирную жижу, ровным слоем покрывающую стёкла, а подпрыгивающие на гребнях колёса заставляющую скользить в поисках опоры. Так что расположенная на примерно 200-м километре Пинега – середина пути, которую мы достигаем аккурат к обеду.

Если прямо на въезде в Пинегу повернуть направо, к реке, а потом вернуться назад по берегу примерно на полтора – два километра, можно попасть в д. Цилома, где и живет родственник нашего провожатого, Саша. Цилома – типичная деревня, в отличие от имеющей статус села, но бывшей когда-то городом, старинной Пинеги.⁶ Саше чуть больше полтинника, он крепок и жилист и выделяется некоторым, на первый взгляд, картинным разворотом плеч – абсолютно ровная спина, как будто сзади к ней привязали доску. Саша сразу сетует: поздновато предупредили мы о нашем приезде, женщины-то в лес ушли, так что всё сам. Но звать обедать не спешит – перемещаясь достаточно скорыми и уверенными шагами, тем не менее, не торопится, делает всё с достоинством. Через какое-то время мы начинаем понимать, что «всё сам» – это и есть основа его достоинства, а ещё через какое-то время мы понимаем и то, что «сам» означает не только «самостоятельно», но, как в бородатой присказке, и то, что «без ансамбля» – то есть, один. Вот капуста, которую он посадил сам. «Выбирай вилок себе», – это он мне. И наш продуктовый набор пополняется и луком, и морковкой, и свёклой, и картошкой. Но отказываться нельзя, потому что это же он сам.

Вот тут я прервусь и поясню читателю, что я так подробно стал рассказывать о Саше неспроста. Дело в том, что на рассказ об этом путешествии нужно немного настроиться. Двигаясь от Архангельска на северо-восток, мы очень постепенно погружаемся в мир, где жизнь устроена по-иному. А село Пинега, как мне кажется, та граница, где пора уже переключить некий тумблер в голове, чтобы адекватно подключиться к сети с несколько другими характеристиками. Вообще, я, наверное, должен сразу признаться, что рассказывая об этой экспедиции, я хочу в большей степени, чем маршрутами, приключениями и находками, поделиться с вами вот этой абсолютно изменённой, сдвинутой, смещённой и в другом масштабе существующей системой координат, в которой живёт этот мир, к северо-востоку от Пинеги. Когда я вернусь, я, пугаясь на улицах машин и недоуменных взглядов людей, с которыми нечаянно поздоровался или которым просто улыбнулся, очень остро буду ощущать, что это наш, а не их мир перевёрнут, растянут и искажён. Что это в нашем мире нельзя просто провести параллели и представить на воде Москвы-реки скользящую лодью летом, или задорный смех и кулачный бой на её льду зимой. А в Пинеге уже можно, не говоря уж о Пёзе, на которой возможно одновременное сосуществование ведомых новгородцами варягов 11 века, многочисленной рати Ушатого, идущей Волоком, чтобы соединиться с отрядами Бражника и Курбского 15-го, ватаги злодея Зажёги, убегающего в сторону Волока от возмездия лешуконского крестьянина Пашко 17 века, сидящего под самодельным навесом над дневником, исписанным аккуратным немецким почерком, в лодке, влекомой идущими по колено в майском снегу крестьянами Александра Шренка в веке 19-ом, посыльных адмирала Колчака, пробирающихся к занявшим Архангельск интервентам начала 20 века, и уставших от постоянных завалов, но нашедших силы для переноса в музей колоды, «ушкуйников» конца века предыдущего. Представляю, какими глазами должны смотреть все вышеперечисленные люди, повернув головы на звук мотора идущего по Волоку квадроцикла века 21.

В этом измерении и сейчас живут люди. Будут и другие, просто Саша – первый.

– А это – баня, рассказывает о своих «самоделках» Саша. – Печь я тоже сам.

– Печь-то сложно, небось?

– Дак, что ж сложного? Я и дома переложил. Дом-то старый, я его приподнял, выровнял, венцы заменил. Дак и печь заодно уж. Пойдём в гараж сначала. – В гараже – рабочая лошадка, трактор Т-25, – Сам за ним ездил. Только вот беда, не делают к нему ни плуг, ничего. Я вот сам сделал, смотри! У меня весь район потом чертежи срисовывал, работает, как миленький. Трактор – первое дело, всё на нем.

– У него корреспонденты интервью брали, а с завода инженеры приезжали, – комментирует мне Анатолий, а сам дергает Сашу за рукав, – веди гостей в дом-то, накорми, а то всё рассказами потчуешь, а им ехать ещё.

– А что, новый-то дом не пойдём смотреть? – обиженно спрашивает Саша. – Я его сам строю…

Идём. Недалеко от старого – сруб нового дома, он подведён под крышу, но ещё не пропилены окна и двери, поэтому и внутрь приходится попадать, подлезая под сруб через лаз. Саша вдохновенно рассказывает о том, где будут спальни и кухня и откуда будет чудный вид на Пинегу, а у меня на языке один вопрос:

– А что, дом тоже сам? В смысле, один?

– Дак, вот, сложно дом одному, – сетует Саша. – Но ничего, я приспособился. Вот, смотри: сюда трактором, здесь блок, эдак заведу один конец. В этом году приспособился. В прошлом-то не мог, руку повредил.

– А сейчас прошла?

– Да где там, – показывает он на плохо гнущиеся пальцы, – немного поджила, да и я приспособился: я вот эдак ей, – и он показывает, как он заводит негнущуюся руку за спину…

Женщины пришли с грибами, и за столом – картошка, грибы, жареные и солёные, и сковородка вкуснейшей речной рыбёшки. Всё сегодняшнее, сам сегодня с утра сетки проверил.

– Ну, по одной за знакомство?

После «по одной» разговор пошёл веселее. Вот, например, пять запомнившихся из него сюжетиков – рассказок, локальное, так сказать, «Ребятам о зверятах».

«Утки».

– Эхх, ребята! Знал бы, что приедете, уток с собой дал бы. Вчера ездил на тракторе, вижу – утки. Ну, две-то стрельнул. Дак ветер был, их за озеро отнесло. Не стал раздеваться, лазать за ними. Знал бы, что вы будете – слазил бы.

– А так что, пропали?

– Да не, ты что. Кто ж их возьмёт-то? Завтра на тракторе с той стороны заеду…

– А собаки-то не было?

«Собака».

– У меня отличная собака. Только молодая ишшо, дак в воду лезть-то не хочет… Вот я её и обучаю. Как обучаю-то? Дак, стрельну утку, разденусь, да принесу ей. А как же? Надо ж всё самому показать…

– А часто на охоту-то ходите? Много зверя?

– На охоту… – передразнил Саша. – Идёшь по делам, дак и принесёшь что.

«Заяц»

– Вот, пошёл я в лес. Грибов набрал – дак чижало идти. Гляжу, прям на тропинке – заяц. Стоит, смотрит. Ну, я и его принёс домой.

– Как принёс?

– Ну как, как. Поймал и принёс.

– А что, с ружьём, что ли, за грибами-то ходите?

– Да с каким ишшо ружьём? Так принёс. Загонял и принёс.

– Как загонял?

– Да что ж ты непонятливый, дак? Ну он от меня, я за ним. Он опять от меня, я опять за ним. Вот, и загонял. А ещё сижу вот в лодке на озере…

«Олень»

…Глядь – рога плывут, прям в воде. Подплыл к ним – а то олень. Ну, я ножом его. Вот, с мясом теперь.

– Да ты про зиму-то, про куропаток, – вступает снова в разговор Анатолий Иванович.

«Куропатки».

– Зима. Вот, он за рулём (показывает пальцем на Анатолия). Да что я – ты и говори.

– Ну да, зима. Я за рулём, метель – еле дорогу видно. А сзади – Саша сидит. Вдруг как крикнет мне – «А ну, стой!» А сам окно открывает. А карабин у него пятизарядный. Только остановился – а он «бабах, бабах, бабах, бабах, бабах». Стоим, тишина. Минуту стоим, другую. А потом он и говорит: «Что, долго стоять-то будем?» – «Дак, а что?», – отвечаю. «Что, что. Лыжи надевай, да за куропатками дуй». Надел я лыжи – пошёл в указанную им сторону. Приношу четыре куропатки. «А пятая где?» – «Дак, всё обыскал, нету…». «Ээх, – произносит Саша, – ладно, я сам». И через пять минут возвращается с пятой.

Были ли еще рассказки? Может, и были. Хотел, например, схватить Саша убитую утку из воды, да промазал, рукой-то. Руку вытаскивает, а в ней окунь трепыхается… А, может, и не было. По второй?

– Вы, ребята, пейте. А мне ещё самому работать нужно…

Тогда и нам надо двигаться – по пути у нас ещё паромы, а они в это лето в темноте не работают. Проезжаем Кулойский канал, рассмотрев в этот раз здание управления. Потом Кучин Нос⁷. Притормаживаем у Олмы, без труда находим просеку, по которой в марте выбирались из подтаявшего Кулоя через лагерные бараки урочища Игнашево. Вот и граница Мезенского района. И точно по границе административной – граница природная, небо с той, мезенской стороны, чистое, а лес и дорога освещены солнцем. Пожалуй, тоже знак.

Через широченную у Кимжи Мезень в этом году понтон. А вот через Пёзу – паром. Смешной паромчик через Пёзу вмещает в себя пару-тройку машин, зато работает «по факту»: подъехала машина – он и едет.

Через большие реки – сложнее, там расписание. Разглядываем Пёзу. Такая вот она здесь, в районе своего устья. Видно, что вода-то уходит. Неужто опоздали немного?

В Мезени – череда ремонтов. Ремонтируется выложенная бетонными плитами центральная улица – плиты выковыривают, переворачивают другой стороной и укладывают на место. Ремонтируется музей – старый дом, где он помещался, где нас встречали в марте и вселили такой интерес к путям поморов – перебирают; музей же занимает одну комнатку в здании, на первом этаже которого расположены бани. Встретивший нас Николай Окулов провожает в квартиру в двухэтажном деревянном доме прямо за банями, которую использует как гостиницу местный батюшка, когда к нему приезжают паломники. Но сейчас в Мезени нет ни батюшки, ни паломников, и мы с благодарностью останавливаемся там на ночь. Водопровод, к которому подключен этот дом, тоже ремонтируется, поэтому берём вёдра и идём за водой в дом Николая, ибо окрестные колонки тоже подключены к тому же водопроводу. Уже вечером созваниваемся с ребятами на экспедиционном автомобиле – они остановились на ночь около парома через Двину у Холмогор – Усть-Пинеги. Это большой паром, и он ходит по расписанию.

25 августа. С утра мы в бане. То есть, в комнатке над баней, в которой располагается теперь контора музея. Служащие с трудом подбирают необходимые для нашего сегодняшнего разговора карты – все экспонаты тщательно и компактно уложены в предоставленные на время ремонта помещения. Но интерес к походу большой: Николай Федотыч пытается даже остановить кого-то из желающих придти. Но в тесноте, да не в обиде. Главное действующее лицо на встрече – В. И. Дранников. Он побывал на волоке в 1985, с вертолётной экспедицией, высадившей их у озёр и забравшей у места начала волока на Рочуге. Тогда зарубок было больше, и это им удалось вывезти оттуда две колоды, украшающие теперь экспозицию Гостиных Дворов в Архангельске. Впрочем, разговор с ним я пересказывать не буду. Нет, скажу ещё, что Владимир Иванович подробно рассказал нам и о других волоках из Мезени (и Двины) в Печору, и из Печоры в Обь. Хорошая добавка знаний к собственным изысканиям перед следующими этапами.

Созваниваемся с ребятами на экспедиционной машине – они уже в Пинеге. Так что, докупив кое-каких продуктов, решаем выдвинуться навстречу, дабы перехватить их у переправы через Мезень. Погода опять портится, снова затянуло небо и пахнуло осенью, как пахнут в лёгком воздухе невесомые мельчайшие капли то ли дождя, то ли тумана…

Вот они!

Сразу едем в Бычье, от переправы тут рядом: меньше, чем через километр – поворот с дороги на это село. Поначалу кажется, что дорожка получше той, что ведёт в Мезень; по крайней мере, тут нет гребёнки. Но есть другие подвохи – вот этот понтон из двух старых барж большой водой затопило…

Это переправа через приток Пёзы, реку Няфта. За неделю перед нашим выездом Николай Федотыч позвонил и сказал, что начинать придется ниже, в Бычье не проехать. Но теперь вода слегка спала. У Бычья скошенные луга и поставлено сено, что не может не радовать глаз. Но дорога портится настолько, что на нашей машине – «Ссанг Йонге» – включаем полный привод. Пёза здесь полноводна, а паром у Бычья совсем маленький, наши две машины («Деф» -то с прицепом) входят с трудом.

И его приходится ждать – паромщик ускакал на своём мопеде в деревню. Но его быстро «вызвонил» подъехавший перед нами местный житель. Тут, кстати, сотовая связь уже отсутствует, как класс, но у местных жителей есть обычные, стационарные телефоны, и с собой они носят трубки радиотелефонов. Такая вот мобильная связь… Вдоль Пёзы, кстати, проложена телефонная линия, и это всё, что связывает жителей дальних деревень с миром. Ну, кроме самой Пёзы.

А парень, вызвавший паромщика, пропускает нас вперёд: «Дак, я ж домой еду…». Потом окажется, что он – сын хозяина дома, который мы использовали, как «стапель» – место сборки и постановки на воду наших плавсредств. Кстати, о Бычье. Тут склоняют так: Бычье, Бычья, Бычью… Да, для настройки. Вот, попробуйте произнести нечто среднее между «Бычье», и «Бычай»… а, всё равно не получится, как у местных. Вообще, местный говор (гово́ря) – тоже то, что настраивает вас на другое восприятие. Вот, попробуйте представить… высокий уго́р, на котором пожилая крестьянка в платке ставит вёдра на землю. Глядит на вас, приставив, несмотря на пасмурное небо, ладонь ко лбу. И спрашивает: «А магазин-то по́ло́й?» Вот так и произнесите полой, с двумя ударениями, но на первый слог чуть сильнее. И, видя недоумение в ваших глазах, удивляется: «Мещана, чтоль?». И добивает вас, ещё не успевших построить ряд-цепочку похожих слов к слову полой, чтобы перевести его, как открытый. (Ну, как вы это делаете в Болгарии или Сербии – знаете же, как понимать славян? Подбирать к непонятным словам аналоги, а к ним – синонимы, главное – успевать…) Да, добивает фразой, произнесенной самой себе: «Ну, по́йду во́ды принёсу!». Впрочем, сюжет подсказан Олегом Коткиным – сюда я его для «настроинга» вставил…

А Пёза преподнесла жителям другой сюрприз. Вы же читаете рассказ с открытой картой? И какой же тогда паром перед Бычье, оно же с этой стороны?

Ага, было с этой, до прошлого года. Полой (вот она, с магазином-то аналогия!) водой Пёза срезала мыс (нос, или кляп), на котором находится Бычье, и течёт теперь напрямую. А с той стороны осталась старица, на берегу которой, по привычке, и держат лодки местные жители.

День уже давно перевалил за половину, и сегодня мы не будем делать попыток собрать наши плавсредства – постановка на воду будет завтра. Тем не менее, сегодняшний визит, кроме любопытства по поводу места «стапеля», несёт ещё один, очень важный практический смысл – нам надо поставить новую «Ямаху», приехавшую на «Дефе», на лодку-ракету Николая Окулова. Мотор совсем новый, обкатать его в Москве мы не успели, поэтому надо поставить и завести. Пока мы будем чай пить, с шанюжками⁸ с черникой и морошкой, он потарахтит на холостых, потом прибавим газку и оставим работать, под надзором Александра, гостеприимного хозяина дома в Бычьем, и его сыновей, может и до утра, до нашего завтрашнего окончательного приезда. Проезжаем через деревню, через двор Александра, луг за которым приводит к обмелевшей старице, лишь год назад бывшей основным руслом. Берег тут – чавкающая «няша», но он достаточно полог и удобен – можно подъехать почти к воде. А на реке – лодки…

Та, что справа – и есть на ближайшую неделю наш основной транспорт.

Самое время о лодках, да? Вообще-то, искусство делать лодки – одно из главнейших и древнейших в этих местах. Лодки тут шьют. Вернее, в старые времена шили. В самом прямом смысле шили – скрепляли доски еловым корнем, как верёвкой. Причём, на гвозди перешли относительно недавно – шитая лодка служила в разы дольше той, что на гвоздях. И сейчас остались мастера, способные сшить лодку. Про одного такого мастера зашёл и у нас как-то разговор с Окуловым:

– Виктором его зовут. Он ещё на Соловках работал….

– … в Морском музее, на Сельдяном мысе, – подхватил я.

Но это не мир тесен, я перестал употреблять эту расхожую поговорку. Нет, тут люди знают всё и обо всех, особенно, о людях, по-настоящему уважаемых. Но к лодкам. Понятие «шить» лодки осталось в ходу, оно относится и к лодкам, построенным из досок посредством гвоздей. И пусть, что не еловым корнем. И пусть в основе конструкции – доски, а не «курица» (ой, кокора, или лучше, ко́рга) – заготовка из части ствола дерева, переходящей в корень и задающая, тем самым, изгиб носовой части…

В каждом регионе лодки делают по-своему, приноравливаясь к тем условиям, по которым ей предстоит ходить. Вот лодка жителя нижней Пёзы (хм, вот ещё тема – жителей Пёзы знаете, как зовут? Пе́зяна