Глава 1 МОБИЛИЗАЦИЯ РУССКОЙ АРМИИ

В миролюбивой России был разгар летнего отдыха, когда нависшие над Европой штормовые облака наконец разразились грозой.

Петербург и Москва практически обезлюдели; в них оставались только те, чьи служебные обязанности приковывали их к городам. Как ни мрачен был политический горизонт после убийства в Сараеве австрийского престолонаследника, лишь очень немногие могли вообразить себе, что противоречия между Австрией, с одной стороны, и Сербией с Россией – с другой, были настолько серьезны, что не могут быть разрешены в рамках обыкновенных дипломатических процедур.

Когда стало ясно, что Австрия намерена превратить сараевский инцидент в casus belli и употребить для развития конфликта с Сербией всю свою мощь, русское правительство решило объявить мобилизацию войск, расквартированных вблизи от русско-австрийской границы.

24 июля стало общеизвестно, что конфликт неизбежен. Войска только что выступили в летние учебные лагеря. Через два дня им было приказано возвратиться к месту постоянного расквартирования; командующие военными округами получили приказы о проведении частичной мобилизации.

Первый приказ касался только Одессы, Киева, Петрограда и Казани; момент начала мобилизации был определен в полночь с 29 на 30 июля. Командующие этих округов едва успели приступить к выполнению указаний, когда были получены новые распоряжения, превращавшие мобилизацию во всеобщую. Это, разумеется, касалось и всех остальных военных округов, и во избежание неразберихи срок начала мобилизации был перенесен на полночь 30–31 июля. На следующий день, в 7 часов 10 минут пополудни, германский кайзер подписал манифест об объявлении войны России.

Отмена приказа о мобилизации южных армий, нацеленных против Австрии, и замена его всеобщей мобилизацией послужила германскому императору предлогом для начала войны с Россией. Германское правительство утверждало, что эти действия служат неопровержимым доказательством подготовки русских к боевым действиям не только против Австро-Венгрии в том случае, если она нападет на беззащитную Сербию, но и против Германии. В результате германский император в собственноручном послании к президенту Соединенных Штатов, переданном через американского посла мистера Дж. В. Джерарда, писал, что указ царя о всеобщей мобилизации направлен также и против Германии.

В проекте соглашения, подписанном императорами Николаем II и Вильгельмом II в июле 1905 года на русской императорской яхте близ шведского острова Бьёркё^[6], утверждалось следующее:

«Если одна из двух империй подвергнется нападению любой европейской державы, то союзная империя должна будет, по условиям настоящего трактата, оказать своему союзнику помощь сухопутными и военно-морскими силами».

Иначе говоря, Германия ожидала, что Россия, для оказания помощи своему будущему союзнику, выведет на поле боя все свои вооруженные силы. Возможно ли тогда, чтобы германский император мог предположить, что Россия, вынужденная объявить войну Австрии, не мобилизует все свои вооруженные силы? Следует ли нам допустить, что император Вильгельм, который считал себя большим знатоком военных вопросов, умышленно или по рассеянности забыл об элементарном и основополагающем принципе ведения боевых действий: «Не только сразу же ввести в дело все войска, но, во избежание риска быть разбитым по частям, немедленно добиться перевеса своих сил над противником»? Однако тогда возникает другой вопрос: если германская мобилизация была направлена исключительно против России, почему в таком случае Германия не была последовательна в своих действиях и не объявила войну только ей одной? Непосредственно перед объявлением войны Германия делала Франции выгодные предложения в надежде, что та сохранит нейтралитет, но при этом одновременно проводила мобилизацию всех своих сухопутных войск и флота.

Русский приказ о частичной мобилизации стал ответом на мобилизацию восьми австрийских армейских корпусов, дислоцированных вблизи от сербской границы. Австрия ответила на него мобилизацией всех своих армий, и, только когда об этом стало известно в России, был отдан приказ о полной мобилизации всех русских войск.

Для доказательства того, сколь мало ожидали в России начала войны, достаточно упомянуть о следующем. В тот момент население выезжало из больших городов для летнего отдыха, а русских военнослужащих выводили в летние учебные лагеря, которые в некоторых случаях находились за сотни верст от мест постоянного расквартирования полков, где хранилось все необходимое для ведения военной кампании. Это означало, что до того, как войска смогут принять участие в мобилизации, их необходимо прежде возвратить в казармы. Импровизация в такой сложной проблеме, как проведение мобилизации, совершенно недопустима; выигрыш одного дня или даже часа при первоначальных перемещениях войск может приобрести неоценимую важность. Именно по этой причине царь и принял решение об общей мобилизации всех вооруженных сил России.

Приказ о проведении частичной мобилизации неизбежно стал известен миллионам военнослужащих и гражданских лиц, в результате чего информация о нем дошла до слуха наших противников. Если бы Германия рассматривала эту акцию не только как предупреждение Австрии, но и как свидетельство желания России принять участие в боевых действиях, то наверняка начиная с этого момента ею делались бы представления русскому правительству. Однако, вместо выражения протеста, Центральные державы начали подготовку к войне, что касалось прежде всего их торгового флота, находившегося в далеких морях. Неоспоримые свидетельства этой подготовки позднее попали в наши руки среди документов, захваченных в Восточной Пруссии.

Вечером 29 июля стало известно, что царь подписал манифест о всеобщей мобилизации. Вся Россия, военная и гражданская, принялась за работу. Следует отдать должное миллионам людей из всех слоев общества, которые взялись за дело с такой самоотверженностью и энергией, что результаты превзошли наши наиболее оптимистические надежды и предположения, не говоря уже о расчетах неприятеля. Под стать быстроте оказались и достигнутые результаты. Чтобы должным образом оценить сложности и препятствия, с которыми сталкивалась всеобщая мобилизация в Российской империи, необходимо продемонстрировать различия между Россией и западными империями в тех аспектах, которые имеют наибольшее влияние на быстроту проведения подобных операций. В европейской части России, за вычетом польских губерний, на 100 квадратных километрах на каждые 10 тысяч населения приходилось всего 0,96 километра железных дорог, тогда как Германия, в том же исчислении, располагала 11,5 километра.

Следовательно, Германия по развитию железных дорог в двенадцать раз превосходила Европейскую Россию, причем русские дороги должны были обслуживать в два с половиной раза более многочисленное население. Кроме того, в России все необходимое в ходе мобилизации надо было перевозить в среднем на расстояния в пять раз большие, чем в Германии – если принимать во внимание только Европейскую Россию и учесть тот факт, что все войска двигались в одном направлении. Численность войск, перевезенных на громадные расстояния, достаточно проиллюстрирует указанные трудности. Необходимо помнить, как сравнительно мал был процент железных дорог, известных как стратегические – то есть те, которые позволяли подвозить войска в приграничные районы от Балтийского моря до Румынии, где требовалось развертывание армии. До того момента, однако, для русского командования было совершенно неясно, предстоит ли России столкнуться с единственным противником – Австрией, или же со всей коалицией Центральных держав в целом.

Тем не менее исторические события развивались очень быстро, и всего через два дня после приказа о всеобщей мобилизации стало ясно, что России угрожает война на всем протяжении ее западной границы. Тогда во всех умах возник вопрос – к которой из сторон конфликта примкнут Италия и Румыния?

Существовало еще несколько второстепенных опасностей, которые угрожали воспрепятствовать успешному и быстрому проведению мобилизации. Совсем недавно был предпринят, но не вполне еще доведен до конца отвод нескольких пехотных корпусов и нескольких кавалерийских дивизий от разных участков границы в центральные и приволжские губернии. Эти меры были вызваны экономическими, а не военными причинами, что устраняет всякие сомнения в том, что у России совершенно отсутствовали какие бы то ни было агрессивные намерения в отношении ее соседей. Безусловно, большая концентрация войск на границе давала населению этих районов несомненные экономические преимущества, но одновременно наносила ущерб внутренним губерниям, которые вносили свою долю в расходы по содержанию армии, не получая никаких выгод от ее присутствия на их территории.

Другая реформа, которая затрудняла мобилизацию, – введение системы, известной под названием «скрытых резервов». Все боевые рода войск имели в своем составе формирования, состоявшие из сравнительно малого числа офицеров и нижних чинов, которые должны были служить ядром частей второго наступательного эшелона; они и представляли собой упомянутый «скрытый резерв». В то же время все штабы высшего военного командования предстояло еще сформировать; это требование, вкупе с некоторыми другими, указывало на недостатки системы, поскольку естественно, что только недавно сформированный штаб не может в незнакомых условиях моментально приступить к исполнению своих обязанностей. Эта проблема касалась подготовки штабов верхнего командного уровня начиная со штаба армии и кончая штабом Верховного главнокомандующего. С открытием боевых действий было необходимо сформировать один штаб Верховного главнокомандующего всей русской армии, три штаба главнокомандующих фронтами, включая командование на Кавказе, и, если учитывать Кавказскую армию, одиннадцать армейских штабов, что в общем составляло четырнадцать главных командований. Офицеры, из которых следовало сформировать эти штабы, должны были иметь опыт службы в Военном министерстве в Петрограде, в Императорском Генеральном штабе или в штабах командования различных военных округов. Все эти учреждения, однако, могли выделить для формирования новых штабов высшего армейского командования только малую часть из своих высокопоставленных офицеров; их время было уже занято мобилизацией второго эшелона армии одновременно с теми, кто уже был призван.

Естественно, что число офицеров в этих штабах было совершенно недостаточно для выполнения увеличившегося объема работы при одновременном формировании новых штабов. Это влекло за собой необходимость откомандирования для штабной службы офицеров из строевых частей. В самый критический момент, когда работа штабов была наиболее ответственна, когда любая ошибка могла нанести текущим действиям войск невосполнимый ущерб, эти штабы только еще формировались. В таких случаях ответственность ложилась на тех командиров, которые сохранили свои прежние посты, или на тех, кто был назначен руководить только что сформированными боевыми частями или штабами. Тем не менее, как я уже отмечал, мобилизация проходила весьма успешно и с такой быстротой, что было невозможно перехвалить армейские штабы и гражданскую администрацию, которые участвовали в ее проведении, а в первую очередь – тех, кому выпала наиболее трудная часть работы, продолжавшаяся до завершения сложной и бесперебойной транспортной операции. Для всех железнодорожных чинов – от младших и до самых высоких, которыми руководило только сознание государственной необходимости их дела и патриотизм, было тогда вполне обычным делом несколько дней кряду работать по двадцать четыре часа в сутки, ни на минуту не смыкая глаз.

Что касается верхних уровней командования, то служившие там люди еще в мирное время были поставлены в известность относительно того, какие назначения они получат. Тем не менее после объявления войны эти офицеры почти или совершенно не имели времени для осмотра войск, отданных под их командование, или хотя бы для того, чтобы просто познакомиться со своими непосредственными подчиненными.

Естественно, такое положение не способствовало укреплению авторитета начальников среди подчиненных и не облегчало их взаимоотношений с помощниками. Выдающиеся личности, занимавшие высшие командные должности, безусловно вызывают громадный интерес у общества благодаря той роли, которую они играли в недавних исторических событиях. Несмотря на это, тот факт, что большинство из этих людей еще живы и, будем надеяться, со временем вновь займут видное место в управлении нашей страной, заставляет меня ограничиться только самым кратким обзором их curriculum vitae.

Во главе армии был поставлен великий князь Николай Николаевич^[7], дядя царя, человек хотя и немолодой, но по-прежнему полный сил, можно даже сказать – юношеской энергии.