В Рославль он прибыл в первом часу ночи, приглядываясь по пути к лицам пассажиров метро. Лица были как лица, не более оживленные, чем обычно, и не менее, и все же веселых людей не встретилось безопаснику совсем. Дома он выслушал очередной доклад дежурного по отделу и решил не откладывая нанести визит физикам, бьющимся над проблемой загадочной свободы передвижения К-мигрантов по каналам метро. История повторялась: снова действия К-мигрантов угрожали безопасности людей, практически не подозревавших об их существовании – строителей, энергетиков, технологов, операторов различных производств, – и следовало как можно быстрее обезвредить террористов, не желающих внимать голосу рассудка. Железовский понимал это, иначе не разрешил бы работать Берестову в одиночку. Если только не подстраховал его обоймой телохранителей – наблюдение за собой Ратибор считал несомненным фактом.

По сообщению дежурного Имант Валдманис работал с коллегами в лаборатории проблем связи Физического института, расположенной в Подмосковье, и практически не покидал ее стен, однако Ратибора в лабораторию не впустили, даже когда он предъявил сертификат кобры отдела безопасности. Ошеломленный отказом, безопасник сначала не поверил ушам, когда фантом работника института, одетый в форму пограничника, вежливо проговорил:

– Извините, но пропустить вас в лабораторию я не имею права.

– Почему? – не нашелся что спросить еще Ратибор. – Я работник отдела безопасности.

– По двум причинам: идет эксперимент – раз, и у вас нет допуска – два. К тому же по треку недавно было передано предупреждение в связи с появлением К-мигрантов. Обратитесь в управление за допуском. Только вряд ли вам его дадут. – Юноша-координатор, уверенный в своей значимости и важности доверенной работы, скептически оглядел фигуру Берестова, развел руками. – Попробуйте, если питаете надежду.

Ратибор усмехнулся в душе, вспомнив себя двадцатилетнего. Интересно, в те годы он тоже был таким же спесивым и самонадеянным?

– А если к вам заявится К-мигрант? – с любопытством спросил он.

– Вряд ли он осмелится, – надулся юнец. – В лабораториях дежурят обоймы «ланспасад» – раз, включены защитные экраны – два, в помещениях включен постоянный комп-контроль – три. Пусть пробуют – далеко не пройдут.

– А если у них будет допуск?

– Тогда сработает экспертная идентификация: данные о К-мигрантах введены в память машины входного контроля.

– Здорово! – восхитился Ратибор. – А если они для изменения облика воспользуются «динго»?

Молодой человек открыл рот, закрыл, нахмурился, смерил безопасника взглядом.

– Мне непонятна ваша ирония, сударь. Извольте не занимать канал связи.

Виом погас.

Ратибор на глаз измерил высоту барьера, перекрывшего вход в лабораторный корпус, пожал плечами и поспешил к ожидавшему его пинассу. Проникнуть на территорию института несложно, однако поднимутся тревога и шум, многие люди будут отвлечены от основных забот и переживут напрасные волнения, проще получить допуск официальным путем.

Размышляя, чем можно объяснить странную забывчивость Железовского, почему-то не давшего ориентировку инку на императив «свободная охота», и не зная, искать самого Аристарха или попробовать обойтись без санкций высокого начальства, Ратибор во втором часу ночи заявился в погрансектор управления и нос к носу столкнулся с Эрбергом.

Командор погранслужбы мельком взглянул на него, собираясь обогнуть, узнал и остановился.

– Берестов? Какая встреча! Я уже слышал о вашем выздоровлении, но не чаял увидеть скоро. Что за нужда привела вас в управление?

– Шел в сектор прямого допуска, но раз уж вы здесь, помогите получить полномочия свободного охотника.

Командор погранслужбы проследовал дальше по коридору, оглянулся через плечо.

– Разве Аристарх не дал проводку по отделу?

– Я не знаю, почему он этого не сделал, а обращаться напрямую еще раз, отвлекать его от дела не хотелось, он как раз сейчас дежурит.

Дошли до кабинета командора, Эрберг вытянул руку, пропуская безопасника вперед. В кабинете, видеопласт которого воспроизводил морской пейзаж, он вызвал сектор допуска, за несколько секунд просмотрел высветившийся в толще доски стола список работников Совета безопасности, имевших сертификаты особых полномочий, нашел в нем фамилию «Берестов» с мигающей алой звездочкой и набрал на сенсоратуре стола распоряжение. Алая звездочка на фамилии Ратибора сменилась зеленой, вспыхнула и погасла надпись: «Проводка по императиву „СО“ разрешена».

– Жетон получите на выходе. – Эрберг не спросил, зачем Ратибору карт-бланш, он был озабочен и думал о своем. – Все?

Ратибор кивнул. В тот момент в кабинет не вошел – ворвался хорошо сложенный высокий молодой человек с лихим чубом и горящими от возбуждения глазами. Заметил постороннего и остановился, небрежно кивнув.

– Все в порядке, отбили! – отрапортовал он.

Эрберг покосился на безопасника, поднявшего бровь.

– Потери?

– Нет! Эскадрилья вернулась на базу в полном составе.

Командор хмуро улыбнулся, подмигнул Берестову.

– Нравится воевать?

Юноша – румянец во всю щеку – посмотрел на Ратибора; чем-то он напоминал пограничника, отказавшегося пропустить Берестова в лабораторию, – те же самолюбие, игра мускулов и убежденность в своей исключительности.

– Есть упоение в бою!

– Это хорошо, Халид, но не теряйте головы от восторга, побольше хладнокровия и расчетливости, поменьше лобовых атак. С Конструктором у вас этот номер не пройдет.

– Пусть сунется! – вызывающе ответил пограничник. – Мы и ему покажем, как нужно защищать границу! – Он четко повернулся и вышел.

Эрберг и Ратибор посмотрели друг на друга.

– У вас все такие орлы?

– Халид молод и горяч, но дело знает. Самый молодой из кобр сектора.

– Что за бой?

– К-мигранты снова предприняли попытку нападения на монтажные комплексы в зоне астероидов. Остальное вы слышали.

– Я не понял, о какой лобовой атаке вы говорили.

– Оружие мы применяем только в крайнем случае, и этот парень – я уже говорил, второй день кобра, – пошел на таран когга нападавших. Тот ускользнул.

– Значит, управлял им К-мигрант, «серый человек» не ускользнул бы, учтите.

Эрберг нахмурился.

– Кажется, я об этом не подумал. Спасибо. Рация есть? Тогда удачи тебе, свободный охотник.

Через полчаса Ратибор входил в здание лаборатории, погруженное с виду в сонную темноту и тишину. Ощущение внешнего наблюдения притупилось, но не исчезало, это начинало действовать на нервы.

На контроле входа дежурил другой пограничник, и задержки не возникло, однако Иманта Валдманиса удалось вытащить из вычислительного центра лаборатории, на двери которого светился транспарант «Идет эксперимент», только с третьей попытки. Увидев безопасника, молодой ученый не обрадовался, но и не удивился. Он был поглощен решением какой-то мысленной задачи и отвлекаться не хотел.

– Прошу прощения, что отрываю от работы, – извинился Ратибор. – Нужда заставляет. Постараюсь не отнимать много времени. У меня к вам всего три вопроса, один – интересующий меня профессионально, два – в порядке общего развития.

– Валяйте, – вздохнул Валдманис, с трудом возвращаясь к действительности из далей гиперболической математики.

Они сели в нише у шипящего фонтанчика на изоморфный диван, подстраивающий форму под желания седоков.

– Чем грозит человечеству длительное пребывание Конструктора в Системе? Кроме изменения ее геометрии и орбитальных нарушений.

В глазах Валдманиса мелькнул интерес.

– Это вопрос из какого раздела вашей классификации? Впрочем, не имеет значения. Если Конструктор будет вести себя смирно – вы это имели в виду? – то он нарушит термодинамическое равновесие Системы. Уже сейчас мы сидим на пределе производства энергии на душу человека – двадцать киловатт, хотя для удовлетворения всех наших потребностей хватило бы и десяти-пятнадцати киловатт; естественно, условия существования человека из-за этого пересыщения не улучшаются. Экологическое ограничение для Солнечной системы – десять в двадцать третьей степени ватт, а Конструктор хотя и излучает на два порядка ниже, все-таки его энергопоток…

– Я понял. Вопрос такого же плана: вы уверены, что вакуум-резонаторы подействуют на Конструктора, если придется их включать?

Валдманис характерным жестом взлохматил волосы на лбу.

– Ну и вопросы вы задаете! Теоретически ни одно материальное тело не может выдержать ТФ-резонанса, раздирающего элементарные частицы на глюоны и кварки, но вот подействует ли ТФ-поле на Конструктора – сомневаюсь. Правда, специально я этой проблемой не занимался.

– Тогда вопрос последний: как скоро вы решите проблемы свободы передвижения К-мигрантов по каналам метро?

Молодой физик погас, и стало заметно, что он устал.

– Проблема оказалась сложней, чем мы думали. На нее работают Европейский эм-синхро и японский филиал, но подходов не видно. Предварительный вывод – векторный переход из любой реперной станции метро в определенную точку пространства невозможен. Нужны теоретические разработки, необходимо углубляться в математическое обеспечение теории. – Валдманис расслабленно пошевелил пальцами, теряя охоту к разговору, потом вдруг оживился. – Зато мы, кажется, набрели на разгадку «абсолютного зеркала» – помните «перевертыш» чужан, с помощью которого вас зашвырнули в чрево Конструктора?

«Еще бы!» – подумал Ратибор, вспоминая свои ощущения во время броска: тяжелое скольжение вниз с невообразимо высокой горы, головокружение, «кипение» кожи от «высокой температуры» и лед в груди на месте сердца…

– Пришлось решать формулы двенадцатимерного пространства с дробными размерностями, – продолжал физик. – И хотя в этом деле много неясных теоретических развилок и вариантов, появилась реальная возможность построить «абсолютное зеркало» в Системе.

– Зачем?

– Как зачем? Да ведь даже Конструктору будет не под силу преодолеть этот барьер!

Ратибор с новым интересом оглядел возбужденное лицо Валдманиса с тенями под глазами и обострившимися скулами.

– Руководство знает об этом?

– Еще нет, ребята не любят давать сырой материал. Но через пару дней получите информацию сполна.

– А если Конструктор столкнется с «зеркалом», что произойдет? Ведь он вельми протяженный объект, представитель даже не макро-, а мегамира, и не сможет отразиться, как теннисный мячик.

Валдманис заспешил – его вызывали, встал.

– Конечно, не сможет, скорее всего он вывернется сам в себя, особенно если будет иметь большую скорость при столкновении.

– Но ведь он будет травмирован! Представьте, что вы на его месте, и от удара ваша голова «вывернулась» в желудок!..

– Аналогия не совсем корректна, – на ходу сказал молодой ученый, – «зеркало» – не стена, а Конструктор – не человек. Конечно, он получит травму, но в каких масштабах – сказать трудно, да и не мое это дело, пусть расчетами последствий занимаются эфаналитики и глобалисты. Мое дело – решить проблему. Извините, мне пора.

– Желаю удачи, – пробормотал Ратибор вслед физику и вдруг поймал сформулировавшуюся наконец мысль. – Секунду! – остановил он ученого, шагнувшего было в дверь лаборатории. – Можно ли определить, из какой именно станции метро совершен векторный переход?

Недовольное выражение на лице Валдманиса сменилось гаммой мимики – от досады и задумчивости до заинтересованности.

– Теоретически можно – по энергопотреблению. Вся система метро управляется и контролируется из одного центра – «Метротранса» – в Москве, и нештатный режим любой из станций фиксируется, однако ничего подобного до сих пор не произошло: К-мигранты уходят, а импульсов энергопотребления не зафиксировано. – Валдманис виновато развел руками и скрылся за дверью, а Ратибор задумчиво направился к выходу из здания, днем и ночью погруженного в тишину напряженного бдения. Прямо из кабины пинасса он позвонил в управление и попросил узнать, когда освободится Анастасия Демидова, и получил мгновенный ответ координатора:

– Эфаналитик Демидова закончила цикл расчетов и покинула территорию ВЦ полчаса назад.

– Куда? – вырвалось у Ратибора.

– Координаты неизвестны.

Сердце отозвалось падением и взлетом. Захотелось бросить машину в небо и гнать на пределе к Настиному дому, однако Ратибор сначала позвонил к себе.

– Звонил Пол Макграт, – доложил «домовой». – Могу дать запись, но это одни эмоции и нуль информации. Видимо, он только что узнал о твоем возвращении.

Ратибор набрал телекс Насти и затаил дыхание, готовый услышать голос девушки и тут же отключить связь, но ответил ему голос ее «домового», лаконично сообщившего, что хозяйка уже две недели в «экстрапоиске» и дома не ночует.

На душе стало тоскливо и холодно, и Ратибор с минуту боролся с собой, твердя, как заклинание, слова Егора: «Хочешь узнать, ждали тебя или нет, погляди ей в глаза». Справившись с эмоциональной волной, он задал курс пинассу, привычно отметил «пропадание шумового сигнала» – он ощущал наблюдение только вне закрытых помещений и машин – и вызвал дежурного по отделу. Пока такси пожирало расстояние между Институтом физики и станцией метро, он выслушал очередную сводку сообщений по треку и точно определил, что будет делать дальше.

В третьем часу ночи он вышел из такси возле хрустальной, с голубыми светящимися прожилками коридоров, глыбы здания «Метротранса» в центре Москвы. Карт-бланш действовал безотказно, и, хотя здание по режиму ГО и вследствие происшедших событий охранялось пограничниками, Ратибор без расспросов и уточнений получил доступ к инку центра, контролирующего сеть компьютеров всей громадной разветвленной системы метро, которая связывала десятки тысяч станций на Земле с планетами Солнечной системы и других звезд.

Объяснив причину прихода и сформулировав задачу, Ратибор, которому уступили место главного оператора, огляделся.

Зал программных операций был невелик и функционально совершенен, как и сотни подобных залов во всех учреждениях, призванных решать сходные задачи. Он был полутемен, освещались лишь основания кокон-кресел, в которых «грезили» с закрытыми или открытыми глазами операторы технического, энергетического и организационного контроля – около полусотни человек. Напротив каждого светился оперативный виом со схемой контролируемого участка, многие операторы переговаривались с абонентами, изредка обращаясь к главному оператору, который на время, отнятое у него безопасником, уступил кресло и отошел к одному из работников смены.

Наконец инк собрал нужные сведения, проанализировал в соответствии с заданием и высветил Ратибору ответ:

– Пиков энергопотребления, связанных с нештатными режимами работы станций, в указанные сроки не выявлено.

– По всем станциям?

– Поиск осуществлен по всем транспортным линиям, кроме линий погранслужбы и отдела Б. Информация, касающаяся работы этих служб, закрыта.

– Проведите поиск в полном объеме! Я Ратибор Берестов, драйвер особых полномочий в режиме «свободная охота». – Ратибор сунул жетон с кодом в цель программатора особых режимов на подлокотнике кресла.

Главный дежурный центра оглянулся на Берестова, как и другие операторы, по молодости лет редко сталкивающиеся со столь неординарными ситуациями, но безопасник не счел нужным оправдываться и посвящать кого бы то ни было в свои планы.

Ответ пришел через семь минут – неслыханно много для инка, работающего со скоростью миллиарда операций в секунду.

– Линии метро особых зон в указанные сроки работали без сбоев. Отмечены незначительные колебания энергопотоков – в пределах допустимых норм – станций метро Базы «Фокс» в Антарктиде и погранпоста «Лямбда» на Меркурии.

– Спасибо. – Разочарованный Ратибор сдвинул назад дугу эмкана и вылез из кресла. – Можете работать, – сказал он дежурному, и тот молча занял свое место.

Решение посетить Грехова пришло в тот момент, когда Ратибор выходил из «Метротранса»: показалось вдруг, что он услышал слабый пси-вызов. И мысль родилась ясная, без сомнений: Настя могла быть только у Грехова, если не появляется дома почти две недели. О том, что она вполне могла жить у бабушки, равно как и у подруги, Ратибор даже не вспомнил. Не колеблясь более, он добрался до метро и набрал код кабины метро Грехова, врезанный в гранит памяти навечно.

Дом проконсула был погружен в темноту и тишину. И никого в нем не было, ни самого хозяина, ни его таинственного каменноподобного гостя, ни Насти.

Ратибор погулял по дому, испытав облегчение и одновременно жаркое чувство стыда, заглянул на кухню, осушил полный жбан холодного тархуна, смочив пылающий лоб, и посмотрел на себя со стороны: нельзя было сказать, что он проник в чужой дом тайно, и все же чувство неловкости, замешанное на формуле «Незваный гость хуже татарина», осталось. Как и сомнения. Тот факт, что Насти не оказалось в данный момент у Грехова, еще не служил доказательством ее независимого образа жизни.

В памяти всплыло лицо Егора, его укоризненный взгляд.

Ладно, ладно, шаман, пробормотал про себя Ратибор, ревность – штука скверная и даже отвратительная, согласен, но уж очень не хочется быть вторым…

Уже возвращаясь к зданию метро, Ратибор остановился возле двери, которую он во время своей первой прогулки так и не открыл, и вдруг по наитию мысленно произнес код метро Габриэля. Дверь, казавшаяся монолитной плитой, превратилась в слой дыма и растаяла. Ратибор шагнул в проем и остановился, пораженный открывшейся картиной.

Перед ним блестело зеркало воды, за которым начинались одна над другой террасы, сложенные породами всех оттенков фиолетового и синего цвета. На каждой террасе стояла голубовато-белая пелена тумана, над которой начинался мрачный, черно-зеленый лес, напоминавший заросли гипертрофированно увеличенного лишайника. Чем-то этот «лишайник» напоминал Ратибору пейзажи, виденные им на бывшей звезде омега Гиппарха.

Небо в этом мире было жемчужно-серым с перламутровыми светящимися полосами, но его скудный свет не мог рассеять мрак в глубине зарослей и нагромождений каменных глыб за полем тумана слева и зеркалом воды справа.

Прямо у ног Ратибора начинались ступеньки, спускающиеся в воду, и он машинально шагнул на верхнюю, собираясь проверить, реально ли то, что он видит, но тело натолкнулось на упругую прозрачную пленку, не пустившую его дальше. Озадаченный Ратибор отступил, потом увеличил нажим. Невидимая преграда выгнулась пузырем, создавая впечатление тонкой стенки воздушного шарика, готового лопнуть. Однако Ратибор смог продавить эту стенку только до второй ступеньки, убедившись в ее существовании; дальнейшие его попытки к успеху не привели, упругая пленка была, видимо, разновидностью силового поля, перекрывшего доступ в помещение с реальным до жути, не имевшим границ пейзажем.