Глава седьмая. Храм Устрашающей

Писцы направлялись в канцелярию, ибо следствие следствием, погони это тоже увлекательно и интересно, но вот от службы их никто пока не освобождал.

И тут Хеви пришла в голову мысль, а затем, как следствие, еще одна. Следствие было такое – вы, господин Хеви, слепой кутенок и почему это вас считают умным человеком? А первой он тут же поделился с младшим коллегой, трусившим рядом на осле.

– Послушай Нофри, а вот этот храм Нейт ты давно видишь?

Нофри задумался.

– Да этак с год.

– А ты видел, как он строится?

– Как это? Вон он стоит.

– А ну поехали обратно.

Вдвоем они объехали весь храм кругом. Высокие пилоны в форме вытянутой трапеции, медные ворота между ними, стены без единого прохода и видневшиеся за ними колонны, имитирующие пальмовые стволы. Строительство явно подходило к концу.

– Ничего тебя не удивляет?

Младший писец преданно смотрел на начальника.

– Ну, посмотри внимательней.

Нофри посмотрел на проплывающие мимо стены, выложенные желтым песчаником, затем огляделся вокруг, пожал плечами и вновь уставился на Хеви приготовившись услышать очередную мудрость.

Хеви нетерпеливо вздохнул, забыв, что и сам сообразил это совсем недавно, хоть и видел этот храм уже с год.

– Ну, прислушайся, если ничего не видишь.

Нофри вновь покрутил головой и даже, для верности, понюхал.

– Я ничего не слышу, господин Хеви.

– Вот то-то и оно, а ведь идет строительство.

– Ну, может там внутри?

– Может, может. А теперь припомни, видел ли ты здесь кого-нибудь из рабочих, когда возводились стены? Видел ли вообще хоть раз открытыми эти ворота?

Нофри задумался на некоторое время и по мере этого процесса глаза у него становились все больше и больше.

– Ой! – подвел он результат своих размышлений.

– Если не сказать чего побольше.

– Святой Осирис!

– А храм-то вот он.

– Господин Хеви! Да, как же это? Святое чудо?

– Ну, да чудесней и святее не бывает.

– А…а как же никто до сих пор этого не заметил? Растет, понимаешь, храм сам по себе из под земли, почти посреди Прекрасной Твердыни, а никто не замечает?

– Так человек устроен, Нофри, – он видит храм, назавтра его же видит, и через неделю видит, и глаз его отмечает, что храм растет, но разум его отмечает только этот факт, а что рабочих не видел он ни разу, это проскальзывает мимо, ибо его конкретно факт сей не касается.

– Так это и вправду вы считаете божественное чудо?

– Ну не такое уж чудное и если божественное, то так, слегка.

– Вы, господин Хеви, уже знаете ответ?

– Ты тоже его знаешь, только осознать не хочешь.

– Я?

– Ты, ты. Нофри, ну это же так просто.

– Не понимаю, как может быть простым божестве…

– Да подожди с богами! – в сердцах сказал Хеви. – Если храм растет, то?

– Что?

– То его кто-то строит, твою мать, которая была матерью баклана.

– Как это, ведь рабочих нет? – вытаращил глаза Нофри, не обратив внимания, на свое предполагаемое происхождение.

– Если не строят днем, то?

– То?

– Нофри ты пеликан тупой. – добродушно сказал Хеви. – Если храм не строят днем, значит его строят… ну!

– Ночью!

– Вот видишь – ключевое слово для разума твоего пеликаньего было – днем! И все сразу ясно стало, как светлым днем.

– О, боги, но кто же его строит!?

– А вот уже этого я не знаю. Но советую тебе забыть об этом и более не вспоминать, ибо если дальше сунуть нос в это отверстие, то можно с носом потерять и остальные части организма.

Когда огромный красный диск Атума готовился уйти в свой горизонт, чтобы назавтра возродиться в облике юного Хепри, Хеви начал готовиться к ночной прогулке.

Приготовил длинную веревку с узлами, привязал к ней медный крюк, повесил на шею ножны с кремневым ножом, предварительно проведя пальцем по краю лезвия. Пальцы ощутили легкие сколы вдоль режущей поверхности. Если таким ножом полоснуть кого по шкуре, то он сам впивается в тело и вдобавок разваливает широкую рану, отчего происходит обильное кровотечение, но если приложить его плоской поверхностью к ране, то он останавливает кровотечение. По крайней мере так считалось. Еще считалось, что подобный нож обеззараживает воду.

Еще Хеви надел на пальцы несколько колец с камнями отвращающими зло, пару оберегов в виде браслетов надел на запястье. Хеви хоть и был трезво мыслящим человеком, но считал, что соблюдение обычаев еще никому вреда не приносило.

А еще он твердо знал, что если таким оберегом кому-нибудь заехать с маху в нос или висок, то он, Хеви, обережется. А перстни можно использовать как кастет и, если перстнями ударить в личность, то уж тогда зло точно будет отвращено.

Напоследок засунул за пояс сзади два бумеранга и собрался выезжать, но тут на его сборы обратила внимание супруга.

– Куда вы, господин мой?

Супруга склонила чуть набок голову напоминая лису учуявшую суслика.

– Дорогая, я по долгу службы.

– Что за служба ночью?

– Так получилось.

– Плохо получилось.

– Нефру-та, иногда бывает такая необходимость.

– Не следует вам, господин мой, бродить ночами.

– Ты веришь в сказки?

– Это не сказки. Люди ходят днем. Ночь – время мертвых.

– Вот видишь – обереги отвращающие зло.

Но, тем не менее, Нефру-та прошла рядом с ослом за ворота и, когда Хеви обернулся перед поворотом, то она все еще стояла и смотрела ему вслед. Старший писец специально выехал засветло, чтобы сначала осмотреться, а не спотыкаться и шарахаться по кустам в темноте. И, как раз, когда он прикинул, что самое удачное место у задней стены, где растут кусты гибискусов и несколько тамарисков, лик Атума скрылся за горизонтом (пирамидой) Унаса, а следом и за своим горизонтом (тут уж за горизонтом). Ночь тут же запела свою песню голосами цикад, кузнечиков и сверчков.

Хеви с третьего раза зацепил на стене крюк и, ласково потрепав осла по ушам, полез на стену. Осторожно выглянув за краешек, он подтянулся, влез на стену и тут же лег, оглядываясь по сторонам. Пока все прошло без приключений.

Внизу, за оградой храма рос сад из разнообразных растений, начиная от кустарников и заканчивая финиковыми пальмами и смоковницами, одна из которых, кстати, росла прямо перед стеной, словно специально для того чтобы легче было спуститься вниз. Отлично, веревку можно не перекидывать.

Никакого движения внутри не наблюдалось и волей не волей надо было спускаться вниз, тем более что луна, торчавшая в аккурат посреди небосвода вверх рогами, набирала свет и нечего маячить на голой стене как морда бегемота среди лотосов священных.

Хеви прыгнул на ветку, с ловкостью обезьяны спустился вниз, и приник за кустами с бешено стучавшим сердцем.

А ничего и не произошло. Осторожно ступая, он направился к колоннам храма, светящимся в лунных лучах. Никакого движения, никакого строительства, не иначе как действительно храм создается божественным соизволением.

Вот и посмотрим хоть раз в жизни на божественное чудо. – с некоторой иронией, но, вполне серьезно, подумал Хеви.

Тем не менее сердце его стучало так, что его стук был слышен изо рта – а вдруг и вправду чудо!? Или что-нибудь похуже.

Но вот колонны приблизились и Хеви понял, почему вокруг такая тишина – храм был достроен. Таясь, он обошел его вокруг, с восхитительным и бодрящим чувством, что на него в любой момент может навалиться стадо павианов. Поэтому, когда на вершине храма кто-то всхлипнул и тоскливо заплакал, он чуть не кинулся обратно к стене. Но это был всего лишь сычик, которых по всей Прекрасной Твердыне великое множество.

Так, без особых приключений, он подошел к фасаду храма и, осторожно ступая босыми ногами по еще не успевшим остыть от дневного зноя плитам, вошел внутрь. Он шел меж колонн то скрываясь в тени, отбрасываемой ими, то выходя на свет, но отдавая предпочтение тени. Шел словно по каменному лесу. Хеви уже решил, что ничего он не увидит и не услышит, и что пора бы подумать о возвращении, тут справа открылся ход в подземную часть храма. Ступени уходили куда-то во тьму. И вот оттуда-то и услыхал он наконец-то звуки. Это были плач и стенания, какой-то жалобный вой. И на сей раз уж сычики, сычи, совы и филины здесь были ни при чем. Стенали люди испытывающие страдания.