Останавливаясь на внешних особенностях, голубоглазая прелестница была настолько хорошенькой, что завораживала, притягивала, как будто манила, не позволяя оторваться восхищенному взгляду. Милая девушка достигла двадцать два года (ну, может, и с половиной?) и всем очаровательным видом воплощала несравненную красоту и природную женственность. Идеальные формы лица, не овальные и не круглые, казались исключительными и подчёркивали безупречную совершенность; и лёгкая косметика, и накладны́е ресницы делали вид если и не божественным, то обворожительным, дивным, а в целом пленительным. Все остальные черты: капризный носик, легонечко вздёрнутый кверху; алые губы, подкрашенные яркой помадой (пухленькие и похожие на маленький бантик); эффектная грудь, выпиравшая дразняще вперёд; стройная талия, в меру зауженная; ягодичная область, расширенная изящным сложением – все они придавали дополнительный шарм и особую привлекательность. Белокурые волосы, спускавшиеся за нежные плечи, вили́сь зама́нчивыми кудряшками и скрывались под джинсовой шляпкой, элегантно сидевшей на миленькой голове. Остальной костюм, однотонный головному убору, соответствовал американскому стилю и представлялся в виде красочных брюк, плотно облегавших точёные ноги, и цветастой, разукрашенной замысловатыми узорами, куртки. Обуться она решила в ковбойские сапоги, не содержавшие молний; изготавливались они из крокодиловой кожи и выделялись высоким, едва ли не до колена, подъёмом.

Понятно, чем именно шокировался пройдоха-авантюрист и с помощью каких характеристик легко и ненавязчиво сломлен, как следствие, очарован. Затем, когда ему предложили провернуть «малюсенькое», якобы нехитрое, дельце, то безропотный бедолага, совсем потерявший и холодный разум, и трезвый расчёт, покорно со всем согласился; он практически не вник в основные подробности, зато в полной мере окунулся в составленные хитроумной партнёршей злодейские планы.

Итак, пронырливый авантюрист, попавший в коварные дамские сети, увидел знакомые очертания. В следующую секунду он всё отлично понял (тем и славился!) и принял решение совершать запланированное хищение, но с маленьким изменением – не в Шереметьево, а во Внуково. Надо воздать должное затейливым женским замыслам: работать здесь было гораздо проще и намного меньше вертелось российских «копов». Оба условия значительно облегчали основную часть их общей авантюрной задачи. Не вдаваясь в дополнительные подробности, Мишин приступил к назначенной операции…

Чуть только летальный аппарат совершил внеплановую посадку, молодой человек двинулся к выходу; он ненавязчиво присоединился к тем пассажирам, в чью компетенцию входила бдительная охрана сверхценного чемодана. Специально замешкался у невысокого трапа, чтобы спокойно их возле него дождаться. По какой-то невероятной случайности в руках у Майкла находился металлический чемоданчик, один в один аналогичный тому, какой удерживал ответственный инкассатор, сопровождавший значимый гангстерский груз; даже цвет у обоих был особенный – стальной, серебристый. Мишина заинтересовал именно предмет, имевший отношение к охраняемой ноше. Поравнявшись с охранниками, взявшимися в целости и сохранности доставить мафиозные деньги до конечного пункта, Майкл обратил внимание, и в первый черёд убедился, что они переносят точно такой же блестящий кейс, какой и находится у него самого. Опытный аферист, словно бы невзначай, внезапно споткнулся – и… его чемодан, содержавший мужское тряпье и всякие бытовые надобности (такие, к примеру, как бритва), лихо раскрылся и (раз!) предоставил всеобщему обозрению предметы личной гигиены, а также нательное белье, принадлежавшие до неловкости неуклюжему пассажиру. Придав себе вид неумелого недотёпы, он при́нялся энергично хвататься за разлетавшиеся объекты. Кое-кто из охранников и других недавних попутчиков сочувственно улыбнулись, а в силу устоявшейся традиции, некоторые стали с активностью помогать. Все вместе, общим скопом, собрали личные принадлежности, рассыпавшиеся по ходу дальнейшего продвижения.

Выказывая едва ли не искреннею признательность, Мишин благодарил, как только умел, клялся в извечной дружбе, а заодно и безграничной любви; он убеждал, что если кому-то приспичит приехать в Нью-Йорк, то без стеснения можно останавливаться прямиком у него. За три с небольшим минуты чемоданчик Мэ́ссона был надлежащим образом упакован. Счастливый факт состоялся, пронырливый пройдоха попробовал приподнять упакованную поклажу, но (вдруг!) почувствовал нечаянное головокружение – и… его мотнуло как раз на сотрудника, переносившего «священную» мафиозную кладь. От нежданного столкновения тот немножечко растерялся, малость замешкался, а под воздействием особенного приёма, применённого вовремя и по нужному случаю, чуть ослабил цепкую хватку за ручку. Сам охранник, не чувствуя ничего иного, мысленно пораздумал, что утеря контроля над ценной ношей… она ему показалась. Но что же ловкий авантюрист? Задержавшись не дольше чем на секунду, он моментально отпрянул назад, хлопотно повинился, а затем, слегка пошатываясь, подобно пьяному, непринуждённо спустился по невысокому трапу. За весь период сценического спектакля (а случилось именно представление) напрягся, единственно, сотрудник, к которому и пристёгивался металлический чемоданчик, аналогичный, как и у Мишина; но вроде бы обошлось. По крайней мере так ему показалось. По его мнению, никто, из поучаствовавших в случайном переполохе, к нему надолго не приближался. Если не учитывать неадекватного пассажира, неловкого и рассеянного, то волноваться, в принципе, не о чем, тем более что денежный дипломат продолжал оставаться в могучих руках, прочно пристёгнутый железным наручником (вникая в служебные особенности, существовала строжайшая инструкция – не открывать оберегаемое устройство вплоть до конца).

Постепенно другие попутчики благополучно спустились вниз. Разглядывая содержимое личных вещей, упавших у странного незнакомца, немного повеселились и, не заостряясь особым вниманием, невольные участники отправились восвояси. Но?! Аккурат беспечному охраннику и было чего опасаться! Майкл Мэ́ссон недаром прослыл отличным авантюристом: он освоил неимоверную технику, позволявшую беспрепятственно подменять любые предметы (его не остановили бы и такие надёжные средства защиты, какими являлись стальные браслеты). Получается, он и продемонстрировал достигнутое умение, да с невиданной ловкостью; создавалось стойкое впечатление, как будто ничего преступного в итоге не происходит. На самом деле непростая ситуация обстояла иначе: первым делом усыпи́лась всеобщая бдительность; вторым изобразился чудаковатый недотёпа-профан; третьим представилась неподдельная активность возле упа́вшего багажа; четвёртым произошли подготовительные мероприятия, направленные на незаметное открытие железных наручников. Едва наступил благоприятный момент, продемонстри́ровался самый элементарный трюк, давно уже наработанный и направленный на подмену носимых предметов (его с легкостью изобразил бы любой, мало-мальски подкованный, фокусник). Когда разбросанные вещи упаковались на прежнее место, а чемоданные замки картинно защёлкнулись, Михаилу хватило единожды прикоснуться к искомой цели, чтобы металлические наручники незаметно перекочевали с одной изогнутой ручки на аналогичную, но всё же иную. Всего-навсего лёгонькое движение – и на него никто не обратил достаточного внимания. Потому, наверное, что руки преступных стражников славятся настолько внушительными размерами, насколько нервные окончания, расположенные у кожи, практически не работают (чем и воспользовался маститый ловкач).

Осуществив проворное предприятие, удало́й аферист благополучно спустился вниз, а следом немедленно припустился, следуя чудаковатой пробежкой, и направился к красивой блондинке, всем радостным видом изображая желанную встречу. Поспешная предосторожность выглядела вовсе не лишней: краем глаза пронырливый пройдоха увидел, как к «валютному чартеру» подъехал мрачненький лимузин, выделявшийся удлинённо-продолговатой формой и больше похожий на катафалк, нежели чего-то другое. Сметливый авантюрист, конечно же, догадался, что подкатили за миллионными долларами, им беспардонно похищенными и находившимися в «поганеньких», но цепких ручонках. Хотя они попали к нему вообще незаконным путем, но были крайне необходимы – для того чтобы завоевать благосклонное расположение одной белокурой дамочки, самой прекрасной на свете и всецело им обожаемой. Как и ожидалось, проволочная сетка, что создавала внешнее ограждение, оказалась предусмотрительно перекусана, и именно в том месте, где к ней приблизился Мэссон; она, словно бы специально, позволяла беспрепятственно покинуть пределы лётного поля, становившегося опасным, нешуточно стрёмным. Приблизившись к ослепительной барышне, внешне казавшейся абсолютно невозмутимой, он демонстративно (для всех остальных) поцеловал её в жаркие губы и не удержался от вопроса, само собой просившегося наружу:

– Почему Внуково, а всё же не Шереметьево?

– Там слишком много разносторонней публики, какая взяла́сь обеспечивать безопасность прибывавшего груза. У них, к прискорбию, нашлась работа намного важнее… – улыбаясь, не до конца разъяснила белокурая мисс, специально сохраняя волнующую интригу.

– Да?.. Интересно, какая?

– А-а, – небрежно бросила Ка́ра, – кто-то набрался наглости позвонить и не забыл сообщить, что в зале ожидания заложена нехилая бомба.

– Во как?! – искренне удивился поражённый авантюрист. – И кто бы, смущаюсь спросить, сумел такое проделать?

– Много впустую трезвонишь, Ма́йки! – оборвала пронырливая прелестница, озарившись недовольной ухмылкой. – Валить отсюда надо, да побыстрее, пока не накрыли и, сам понимаешь, «в вонючую тюрячку» «не замели».

Получив неоспоримое пожелание, податливый аферист быстренько юркнул в салон и сделался единственным пассажиром старенькой классики. За руль уселась неотразимая спутница (то ли перспективная любовница, то ли признательная подруга?), носившая американскую фамилию Си́дни да два несозвучных имени и Хло́я и Ка́рен. Не прошло и короткого мига, а она уже резко вжимала газовую педаль. Звук взревевшего двигателя невольно привлёк внимание угрюмого, мрачного вида, мужчины, прибывшего в зловещем лимузине и облачённого в чёрное.

Странноватый персонаж являлся не кем иным, а вором-рецидивистом, «коронованным законником-лидером». Он звался Ю́ргеном Мак-Ко́ганом (именем, выдававшим американскую принадлежность), по-русски представлялся Коганом Юрием Ма́рковичем, в паспорте запи́сывался, как Ка́рпович, в определённых кругах именовался Каратом – в общем, считался человеком, неплохо понимавшим и в золотом запасе, и в денежных ассигнациях. Неудивительно, что он являлся «смотрящим» за всей валютной частью, находившейся на штатовской территории и принадлежавшей российской мафии; без его прямого ведома не решался ни один существенный вопрос, возникавший по ту сторону широкой Атлантики. Что интересно? Преступный авторитет никогда не брался сопровождать бесценные грузы, почему-то считая, что личным присутствием привлечёт к ним нежелательное внимание, лишнее и чреватое. Никто и никогда с ним не спорил, так как слыл он и первым финансистом, и вторым лицом русскоязычных гангстеров. Кто считался главным? То неизвестно никому, потому как верховная фигура представлялась настолько загадочной, что одно лишь неосторожное желание, направленное на постижение страшной тайны, легко приводило к скоропостижной кончине; она случалась у всякого недотёпы, вольно или невольно проявлявшего чрезмерную любознательность.