Сверху продолжали слышаться беспрестанные выстрелы, отчаянные крики, как призывающие на помощь к загнанным в угол современным защитникам, так в том числе и торжествующие (эти изволили издаваться уже нападающими, повергающими в трепет очередную, сопротивляющуюся им, жертву), так в точности и злобные, предупреждающие о готовящемся прорыве следующей оборонительной позиции, пока еще продолжающей стремиться к героическому противоборству. Пока им везло: вся обслуживающая команда повыскакивала наружу и основной бой происходил наверху, оставляя нижние палубы как бы неприкасаемыми; однако ничто не продолжается бесконечно, что заставляло вынужденных компаньонов постепенно, по нарастающей, все более увеличивать изначально взятую скорость. Но вот наконец они достигли лестницы, ведущей наверх, и – о чудо! – как раз таки здесь, на выходе, не слышалось звуков, хоть отдаленно напоминавших происходившую поблизости ужасную «мясорубку»: выстрелы и крики хотя и предполагались, но доносились все-таки на значительном удалении, а значит, можно пробовать уверенно выбираться на воздух.

Как оказалось, опытный матрос посчитал совершенно правильно и привел прекрасную спутницу в носовую часть корабля, в то время как основной бой происходил на вертолетной площадке, располагавшейся сзади, а также в верхней части командирского мостика. Опасливо озираясь по сторонам, беглецы выбрались на основную палубу через специальный металлический люк, расположенный возле пушки, причем Валерия, пройдя суровое испытание детским приютом, чувствовала себя в сложившейся ситуации намного увереннее, что странно разнилось с той нервной дрожью, какая ни на секунду не отпускала тело военного мореплавателя, в обычных условиях достаточно бравого. Вместе с тем не только свирепые выкрики, не прекращавшаяся стрельба и рубящие звуки стального оружия могли повергнуть в ужас любого, кто невольно оказывался среди бушующего страшной грозой стихийного океана, – черные огромные волны попеременно накатывались на прочную, стальную броню, вокруг «гулял» чудовищный ветер, плотной стеной «стоял» тропический дождь и беспрестанно сверкали ярчайшие молнии. В один из похожих, неимоверно кошмарных, моментов, после того как схлынул очередной «набег» сногсшибательного черного вала, молодые люди, прочно державшиеся за железные поручни (для того чтобы их не скинуло в море), прямо перед собой увидели остервенелого, злого пирата, неведомо откуда взявшегося и страшным видом внушавшего им обоим сверхъестественный ужас. И действительно, здесь было чего испугаться: бандит был просто огромен, имел оголенный торс, скрываемый лишь перехлестнутой перевязью, зверское выражение обезображенного лица, где беззубый рот и свернутый на бок нос нагнетали еще гораздо больше дополнительной жути; а еще… это непривычное современному человеку вооружение, представлявшееся в одной руке пистолетом, а в другой – абордажной саблей. Всего лишь пары мгновений хватило, чтобы морской разбойник воспользовался замешательством опешивших недругов и, выбрав наиболее боеспособную цель, воткнул зазубренный меч прямиком в живот Билла Кедми; прозвучавшие вслед, друг за другом, шесть выстрелов, возвестили о том непременном условии, что старшина не совсем был застигнут врасплох, то есть смог воспользоваться личным оружием, вогнав в отчаянного противника смертельные пули.

– У-у-у! Я отправляюсь прямиком к Дэви Джонсу! – прокричал пират с охрипшими интонациями и, перевалившись за поручни, стал медленно заваливаться в бушующую морскую пучину; падая, он так и оставил убийственное оружие вонзенным в потенциального неприятеля.

– Не вынимай ее! – пытаясь переорать грохочущий ветер, прокричала молодая путана, положив маленькую ладошку на запястье пораженного мореплавателя, за разукрашенную рукоятку пытавшегося вырвать из себя колюще-рубящее орудие. – Давай переберемся на ту корявую шхуну, – неправильно обозвала она двухмачтовый бриг, указывая рукой на перекинутые неподалеку деревянные лестницы, – а там уже посмотрим, что в последующем потребуется нам сделать! Пошли! – крикнула она для пущей убедительности, а подхватив товарища по неожиданному несчастью под левую мышку, стала помогать ему продвигаться в сторону пиратского судна, пришвартовавшегося к ним столь необычным способом, крайне непривычным для американских военнослужащих, как, впрочем, и всех остальных современных покорителей морского пространства.

Словно бы по чьему-то неведомому желанию, Скупой и Бродяга перебрались на «Независимость – 2» (подобно прежнему предшественнику, военный корабль носил почти такое же имя) именно в носовой части, теперь же они скрылись в дверях, ведших в том числе и в капитанскую рубку, оставив перекинутую лестницу без бдительного присмотра; остальные абордажные принадлежности были переброшена на основную, на заднюю, палубу, где располагалась вертолетная площадка и где сейчас происходили основные события. Будто бы вокруг не бушевала страшная буря, а внизу не было крайне неспокойного моря (другого выхода просто-напросто не было, а соответственно, задумываться о чем-то особо не приходилось), поэтому обезумевшим беглецам снова пришлось неустрашимо рискнуть; но и на этот раз, как бы там ни случилось, они без большого труда (борта современного плавательного средства были чуть выше), «проскользили» вниз по мокрому дереву и, плотно прижимаясь к продольным слегам стопами и прочно схватившись ладонями, благополучно перебрались на атаковавшее судно, основная часть команды которого в настоящий момент без особых затруднений осуществляла захват боевого торпедо- ракетоносца, экипированного по последнему слову современнейшей техники. Однако не успели они перевалиться за деревянные поручни, как то́тчас же осознали, что, выбравшись из удобной каюты (хотя кто его знает, где она, удача и та самая правдивая истина?) и избавившись от одной смертельной опасности, возможно, тем самым совершили непоправимую, роковую ошибку, ведь прямо перед их возбужденными лицами, один за одним, возникли пять человек, ожесточенных головорезов, оставшихся в тот страшный момент на охране пиратского брига – они, можно верить, ужасным, неподражаемым видом, разъяренным, а при созерцании очаровательной девушки, неестественно похотливым, не предвещали молодым людям ничего хоть сколько-нибудь мало-мальски хорошего.

Как только раненый мужчина и юная девушка спрыгнули на мокрую палубу, из окруживших их джентльменов удачи вперед выдвинулся омерзительный незнакомец, отличавшийся до крайности неприятной наружностью; он давно уже достиг тридцатипятилетнего возраста, обладал отталкивавшей внешностью и, как оказалось, исполнял в разбойничьем братстве обязанность квартирмейстера, или, говоря современным языком, второго человека в команде, заведовавшего всей хозяйственной частью. Соответствуя значимой должности, бандит был одет гораздо лучше всех остальных, но его респектабельный вид портился зверским выражением продолговатой физиономии, морщинистой и изборождённой уродливыми, страшными шрамами, всклокоченной бородой, а также голубыми глазами, блестевшими неиссякаемым гневом и не передававшими собой ничего более-менее доброго; закончить его внешний облик можно надвинутой на узкий лоб кожаной треуголкой.

– Ага, добыча сама прибежала к нам в ловкие руки! – воскликнул он под жуткий вой ветра, выставляя вперед прямую, остроконечную шпагу, по-видимому захваченную у какого-нибудь богатого офицера; одновременно он скривил в зловещей усмешке противное и пропито́е лицо. – Сейчас мы с ней позабавимся!

Ужасное изречение, немногословное, но сравнительно ёмкое, бандит заканчивал, вонзая острый клинок в и так умирающее тело представителя сильного пола и нанося ему второе смертоубийственное ранение; для хорошенькой девушки им была избрана не менее прискорбная участь – какая? – стало известно из его дальнейшей команды:

– А теперь давайте, почтенные джентльмены, натешимся с этой маленькой шлюшкой, пока она, смазливая «сучка», не сдохнет!

Той же секундой к ней потянулись грязные, обтекавшие слюнями, довольные рожи, немытые руки, которые сначала ее тихонько поглаживали, нерешительно и опасливо, а затем, переходя ко все более активным инсинуациям, стали рвать на ней красивое одеяние, лишь в верхней части прикрывающее ее великолепно сложённое туловище; далее, когда задралась и без того короткая юбка, а грудь едва ли не полностью оголилась, остервенелые насильники, довольные доставшимся им «лёгким уловом», повалили оравшую девушку, бившуюся в страшной истерике, на мокрую, склизкую палубу; ну, а затем, как оно и полагается, первым на нее навалился, конечно же, квартирмейстер, однозначно задавшийся конечной целью – в полной мере насладиться непревзойденно восхитительным телом.

– На помощь! Спасите! Хоть кто-нибудь! – до того момента, как грязная ладонь накрыла ее бесподобное личико, отчаянным криком успела воскликнуть Хуляева; да, непроизвольно она пыталась искать действительной подмоги самым простым и проверенным способом – путем пронзительного верещания и сумасшедшего, ни с чем не сравнимого, крика.

В следующую секунду на Лере были порваны непрочные кружевные трусики (сорванный бюстгальтер уже валялся неподалеку и возлежал на мокрой палубе вместе со стянутой курткой и белоснежной сорочкой); сама же она, обливаясь слезами и извиваясь в безумной истерике, готовилась сопротивляться до полного окончания – и чего бы ей это не стоило! Тем более что дальнейшая судьба была ей предопределена словами безжалостного пирата, основным смыслом которых предполагалось, что ей, покуда она остается живой, до самой смерти предстоит ублажать всю многочисленную разбойничью братию, в лице пока всего лишь пяти подонков смердящую на нее отвратительным запахом, сравнимым разве что с вонью грязных, никогда не мытых, диких животных. В то же самое время ее невольный напарник, дважды пронзенный в области живота, был все еще жив, но уже медленно, пошатываясь, опустился на деревянное палубное покрытие, где теперь истекал багряной живительной жидкостью, где периодически закатывал кверху измученные глаза и где, выставляя на обозрение безжизненные белки, лишь отчасти созерцал ужасное зрелище, представшее его постепенно затухавшему изумлённому взору; старшина умирал, и, безвольно прислонившись спиной к борту, он был уже не в силах чем-то помочь очаровательной спутнице, а, испуская матросский дух, лишь ненавязчиво, и беспомощно, и омерзительно ёкал.

Но и это еще не все участники тех жутких и странных событий! На нижней палубе пиратского корабля, в трюме, предназначенном для содержания пленников, отгороженные от вольной воли железной решеткой, томились два незадачливых человека. Касаясь первого, можно сказать, что он был мужчиной, достигнутым возрастом стремившийся к шестидесяти годам, но, в отличии от пиратского капитана, тот поседел еще не полностью и сохранил в густой шевелюре кучерявые, черные локоны; Джек Колипо (имя, унаследованное им от рождения, либо он сам же себе его и выдумал) выделялся сильной фигурой, физически развитой и отнюдь не выделявшейся естественным жиром (она прикрывалась простоватой, но добротной одеждой, сирой неприметностью выдававшей обыкновенного обывателя, какие существовали в далёкий период начала развития Нового времени); физиономия его хотя и была испещрена множеством неприятных, глубоких морщин, но в целом выглядела довольно прилично и (не в пример отпетым разбойникам) не носила на себе печати беспробудного пьянства – она обозначалась уверенным взглядом, внешне доброжелательным, однако в глубине скрывавшим «буйственную» жестокость, всклоченной, никогда нечесаной, бородой и отсутствием правого глаза, прикрытого выцветшим кожаным кругляшом, аккуратно обрезанным и закрепленным неширокой перемычкой за голову. Второй откликался на имя Джонатан Рид, или попросту Джо, считался «неоперившимся» юнцом, едва достигшим девятнадцати лет, а разнясь с возрастным сокамерником, был одет в однотонный, тёмный камзол, отличавшийся дороговизной материала и качеством исполнения. Молодой человек обладал худощавой, но в то же время и жилистой внешностью, где выносливая фигура представлялась на удивление стройной, не лишенной физической силы и, в отличие от истинного положения, казавшейся необычайно высокой; лицо его виделось смуглым, обветренным, для представителя сильного пола несоразмерно красивым, но и не лишенным мужского достоинства; по уверенному взгляду каре-зеленых глаз можно было судить о непререкаемой воле, бесстрашном характере, а где-то и безрассудной отваге, присущей, как известно, любому романтику; особое внимание следует заострить на прямом, явно аристократическом, носе, широких и тонких губах, говорящих о хитрости, а заодно и роскошных, густых волосах, черными прядями спускающихся к самым плечам и слегка прикрывающих изящные брови (перечисленное великолепие скрывается за простой, но добротной кожаной шляпой). Из обуви на обоих пленниках надеты доброкачественные длинные сапоги, по странному стечению обстоятельств не отобранные пиратами, хотя к предполагаемой экспроприации, возможно, пока еще попросту не назначено необходимое время.

Они слышали грозный клич капитана, призывавший команду наверх и требовавший готовиться к непременному абордажу, а затем, пускай и сквозь рев урагана, до них отчетливо стали доноситься звуки ведомого боя и, что интересно, непривычная, если не устрашающая трескотня неведомых автоматов.

– Что это, воспитатель? – обратился молодой человек к старшему спутнику, применяя несколько необычный термин; одновременно он поднялся с занимаемого места (они оба сидели на полу, спиной прижавшись к борту) и подошел к металлической решетке, надежно отгораживавшей их «малюсенький закуточек». – Вроде бы мы, – имел он в виду пиратский корабль, – на кого-то напали? Но что это за необычные выстрелы, будто единовременно, друг вслед за другом, стреляют с полсотни заряженных ружей?

– Да кто его «…маму» знает? – «матюкнулся» более зрелый мужчина, точно так же поднимаясь и приближаясь к железной преграде. – Вместе с тем для нас образовалась неплохая возможность, чтобы попытаться изменить положение, а главное, статус. Давай-ка, брат, как утверждают пираты, поднимем с тобой «Веселого Роджера», – предположил Колипо, что пришла пора немного «повеселиться», – и покинем осточертевшее, крайне неприятное, место.

«Покопошившись» пальцами в густой бороде, Джек извлек наружу небольшой, но острый предмет, похожий на гвоздь, разве только немного загнутый на заточенном окончании. Он подошел к решетчатой двери и неторопливо стал ковыряться в массивном замке, висевшем снаружи, производя впечатление человека, не раз уже занимавшегося чем-то подобным. Воспитанник смотрел на него широко открытыми глазами и до крайности изумленным взглядом, явно увидев почтенного спутника с совсем неожиданной стороны, ранее ему, по сути, неведомой.

– Но как?.. – пролепетал он в качестве комментария либо неназойливого вопроса, изобразив на безусом лице бескрайнее удивление. – Нас же вроде обыскивали?.. И еще… почему Вы, – Джо обращался к пожилому мужчине почтительно, – не воспользовались отмычкой чуть раньше и что все это, вообще говоря, означает?

– Ничего такого, что истолковывалось бы превратно, – не оборачиваясь к юноше (тот в ходе процесса непреднамеренно оказался сзади), рассудительно ответил наставник, продолжая ковыряться в запорном устройстве и издавать характерные звуки, передающие неприятный скрежет металла, – ты же ведь, надеюсь, будешь не против, чтобы мы отсюда без разрешения выбрались?

– Откровенно сказать, нисколько! – горячо воскликнул молодой человек, приподнимая шляпу и вскидывая кверху неестественно красивые брови. – Я только не могу понять: как такое стало возможным и как все это прикажете понимать?

– Ты имеешь в виду то странное обстоятельство, – усмехнулся Колипо, ни на секунду не прекращая освободительное занятие, – что я тебе постоянно твердил, что следует всегда поступать по совести и жить по закону?

Ответить Рид не успел, так как раздался едва различимый щелчок, подтверждавший, что Джек успешно завершил взятую на себя непростую задачу, а следом за ним прозвучал пронзительный крик, раздавшийся с верхней палубы и принадлежавший, по-видимому, совсем еще юной особе.

– Поспешим? – вопросительно уставился Джек на вздрогнувшего воспитанника, очевидно ища у того словесной поддержки.

– Поспешим! – вторя ему, но уже в утвердительном ключе ответствовал юноша, решительно распахивая решетчатую створку и стремительно устремляясь наружу.

Они успели аккурат к тому моменту, когда старшина умирал, а сопротивление красавицы было полностью сломлено – в конечном итоге она была прижата четырьмя морскими разбойниками, за руки и за ноги, к полу, а квартирмейстер готовился осуществить омерзительное, до последней гнусности отвратное, дело.

– Делай как я! – стараясь заглушить ревы всемогущего ветра, прокричал пожилой мужчина, уверенной походкой приблизившийся к крайним бандитам и в одно мгновение ока выхвативший у них из-за поясо́в пистолеты.

Молодой человек в точности исполнил озвученную рекомендацию – вот только подбежал он к более отдаленным противникам, удерживавшим у девушки конечности слева. Никто из пиратов так ничего и не успел толково осмыслить, как выстрел, произведенный в ухо, выбил дух из их «охочего» предводителя, заставив того неприятным и грузным телом непредумышленно навалиться на молодую путану – она точно так же ничего пока еще не поняла, зато не замедлила сразу же вцепиться в отвратительное лицо остервенелого недруга белоснежными, как оказалось, до крайности острыми зубками.

– Корабль наш, джентльмены! – приняв горделивую осанку, провозгласил седовласый мужчина; а следующим окриком он развеял малейшие сомнения, вдруг способные у кого-то возникнуть, назвав пиратское прозвище, отлично известное среди подобного общества. – Я, Джек Мортишен, – на русском наречии выглядит как Умертвитель, – новый капитан судна, предлагаю вам, «грязным подонкам», поступить под мое командование – в противном случае? – несогласных ждет аналогичная участь! – он указал вторым, пока еще неразряженным, пистолетом на поверженного в ходе первоначальной стычки значимого пирата.