Глава вторая. Чёрная смерть

И я взглянул, и вот, конь бледный,

и на нём всадник, которому имя «смерть»; и ад следовал за ним;

и дана ему власть над четвёртою частью земли – умерщвлять мечом и голодом, и мором и зверями земными.

Откровение Иоанна Богослова 6:7-8

1330 годы.

Во все времена племена монголов жили в согласии с матушкой-природой. Они кочевали по степям с многочисленными табунами, стадами овец, волов, охотились на пушного зверька – тарбагана, вкушали кобылье молоко – кумыс и молились высокому синему небу – Тенгре. Более того, что требовалось для жизни, они не брали у природы. Но в недрах земли монгольской на протяжении столетий таилось зло, которому однажды суждено было вырваться наружу.

В начале 14 века на степи, по которым кочевали монголы, надвигалась пустыня… Сурки-тарбаганы расселились вблизи жилищ людей, прорыли глубокие норки, где переносили суровую зимнюю стужу, впадая в спячку. По весне тарбаганы выходили из своих убежищ. В тот год в степях их появилось столь много, что монголы, прирождённые охотники, не могли удержаться от соблазна. Стрелы летели в необычайно вялых зверьков. «Славная добыча!», – говаривали монгольские пастухи, снимая ценную шкурку. А на другой день в тех местах, где пролилась кровь тарбаганов, паслось стадо верблюдов…

Кстати говоря, кочевник доит верблюдицу так: верблюжонок пьёт, а что осталось – забирает человек. Верблюжье молоко обладает многочисленными лечебными и питательными свойствами, – об этом знал врач-араб, который служил при дворе китайского императора. Вскоре из Пекина в степь прибыли слуги великого хана за сладким снадобьем, которым славились те края. Так, лечебное молоко оказалось на императорской кухне…

Тем временем, охотники, которые ловили тарбаганов, стали помирать… один за другим. Жар сменялся ознобом, и человек угасал за несколько дней. На телах умерших находили странные опухоли, гнойные язвы и чёрные пятна…

Монгольские шаманы били в бубны, взывая о помощи к духам, но те хранили тягостное молчание. Начался падеж скота. Кочевники снимали кожу с животных – не пропадать же добру! Полевые мыши бежали в селения, неся с собою смерть. Вскоре улицы городов заполнились трупами грызунов. А потом чума перекинулась на приграничный Китай…

В Пекине, между тем, умер придворный повар, а великого хана разбила лихорадка, – он слёг и более не поднимался с постели. На теле его во многих местах выступили огромные опухоли, кожа потемнела, у него появились чёрные круги под глазами. Китайский правитель бредил во сне, а, приходя в сознание, ругал своих подчинённых, прерываясь на жуткий кашель:

– Вы… разгневали богов. Вы поплатитесь за это! Велю всех казнить…

Несколько придворных были убиты, но остальные умерли своей смертью, сиречь… чёрной смертью. Дни императора были сочтены. Из кожи на лице его вытекала тёмно-бурая жидкость. Врач-араб бежал из зачумлённого дворца, но… умер по пути в Багдад. Перед смертью великий хан слабым голосом позвал сыновей и объявил им свою последнюю волю… Вскоре вслед за ханскими детьми и китайскими сановниками заболели их слуги…

Город наводнило великое множество чёрных крыс, – они бегали по улицам и площадям, селились в домах. По стране разносились слухи о таинственной болезни, выкосившей целые селения и города. Люди в страхе бежали, куда глаза глядят. Караваны тянулись на Запад в Константинополь по длинному Шёлковому пути. Посреди пустыни падали верблюды, а люди, чувствуя подступающую слабость, таились от окружающих, – из опасения за свою жизнь: их могли убить или изгнать, обрекая на гибель. Так, начиналось мрачное шествие чёрной смерти по Земле…

Крохотный организм, – паразит, который вызывает в людях чувство брезгливости, – дабы полакомиться кровью, находил всё новых и новых хозяев: тот, кто останавливался на ночлег в караван-сарае, наутро просыпался разбитым, со жгучей болью по всему телу. В пути, молча, день за днём несчастный переносил страдания. Но жар переходил в озноб, кровь проступала на лице и вырывалась наружу с кашлем…

До Европы чёрная смерть добиралась больше пятнадцати лет. А сначала она поразила Среднюю Азию и улус Джучи…

1346 год. Сарай Аль-Джедид (Новый Сарай).

Всё началось в купеческом конце города. Высокие стены не спасли торговцев! Купец из Хорезма принёс в себе заразу, – он обнял после долгой разлуки жену и сильно закашлялся, брызгая кровью. Вскоре заболели его дети и слуги.

Нередко наступала почти мгновенная смерть, когда жизнь угасает за считанные часы…

Отныне чума летела по воздуху и поражала всё на своём пути! Правоверные мусульмане, созываемые муэдзином, совершали пятикратный намаз в мечетях, а дома их настигала мучительная кончина. Смерть кочевала из жилища в жилище, проникала в степные ставки и юрты. Добралась она до стана хана Джанибека, который в те дни осаждал генуэзскую Кафу. Вместе с продовольствием из Азака³⁸ на монгольские корабли пришла чума… Джанибек, который слышал о море в столице, испугался и приказал избавиться от мёртвых тел:

– Пусть на головы неверных падёт кара с небес!

И тогда камнемётами в Кафу были заброшены трупы поражённых чумой людей. Блохи, притаившиеся в одежде мертвецов, вскоре нашли новых хозяев в генуэзском городе: ими стали бродячие животные. Псы, нередко страдая бешенством, кидались на прохожих. Через укусы в кровь людей попадал болезнетворный микроорганизм…

Не прошло и недели, как Кафу охватила паника. Запах смерти витал над городом. Ни одного дома беда не обошла стороной! Люди в страхе бежали, куда глаза глядят, разнося заразу по Крыму.

Тем временем, хан Джанибек снял осаду. И тогда генуэзцы, погрузив мешки с пряностями на галеры, поспешно отплыли на Родину – в Италию, а по пути остановились в Галате, предместье Константинополя. Вскоре в этот город пришла чума в самом жутком облике…

Тринадцатилетний Андроник, сын ромейского императора Иоанна Кантакузина, заболел лихорадкой. Отрока Андроника поили настоем корня имбиря, который царские слуги купили на рынке в Галате. В тот же день без всяких признаков болезни он скончался… Та же участь постигла половину жителей огромного города.

Спустя восемь столетий, впервые со времен Юстиниана, чума воротилась в Новый Рим…

1347 год. Италия.

После долгого плавания генуэзские галеры вошли в порт Мессины. Моряки ступили на сицилийский берег и направились в публичные дома, чтобы скоротать вечер в объятиях любвеобильных куртизанок. Итальянец Гвидо брёл по узкой кривой городской улочке в знакомый квартал. Вдруг сверху донёсся зычный женский голос: «Поберегись!» Из окна, в котором мелькнуло сморщенное худое лицо, полились помои… Гвидо едва успел отскочить в сторону. По улице в канаве текла река из помоев, в которую вливались притоки крови из мясных боен.

Зловонный запах витал над европейскими городами! Во дворах неизменно пахло мочой, по площадям то тут, то там пробегали крысы с длинными хвостами…

Гвидо, прикрывая нос, чтобы не дышать городскими ароматами, от коих он успел отвыкнуть за время плавания, шёл к своей желанной Альбине, куртизанке из публичного дома сеньоры Бруно. Оказавшись в её объятиях, он на мгновение забыл о том, что осталось позади: гибель товарищей, тела которых, покрытые гнойными язвами, шишками, чёрными пятнами, они выбрасывали за борт.

Теперь обнажённый человек лежал на постели, а в волосах на груди его кишели вши, словно кипящая в котле вода³⁹. Расплатившись с любимой куртизанкой за приятное времяпрепровождение, он вернулся на корабль, где вскоре скончался… Ещё раньше смерть постигла его подругу. Но та успела заразить своих клиентов…

Спустя неделю чума воцарилась и в этом городе, а в скором времени обошла всю Сицилию. Люди бежали «быстро, далеко и надолго»⁴⁰, умирая в пути. Генуэзцев вскоре прогнали из Мессины, и они поплыли в родной город. Но весть о «господнем биче» добралась до Генуи раньше.

В городской бухте галеры были обстреляны камнями из катапульт. Несчастные моряки и торговцы вышли в открытое море в поисках нового приюта. Впрочем, чаша смертная не минует итальянских городов. В охваченной эпидемией Генуе погибнет сто тысяч человек. Опустеют Флоренция, Венеция и Рим…

Лето 1348 года. Франция.

Вскоре галеры подошли к французскому порту Марсель. Жители этого города, на своё несчастье, не слышали о дурной славе Генуи. Живые трупы сошли на берег. История повторилась: моряки разбрелись по городу, а, когда началась эпидемия, итальянцев изгнали. Но семена моровой язвы пали в благодатную землю и успели прорасти, принеся богатые всходы, но то были тернии, что заглушили всякую жизнь…

По морю, гоняемые переменчивыми ветрами, плавали генуэзские галеры, полные трупов. Иногда волна выбрасывала корабль на сушу, и тогда рыбаки с ликованием растаскивали богатства из трюмов по своим домам. Чувство брезгливости перед мертвецами со странными язвами на теле отступало перед жаждой наживы. Люди, охваченные алчностью, обрекали себя и своих родичей на погибель…

Чума с триумфом шествовала по Франции! В Авиньоне умерло столько людей, что была освящена река, чтобы сваливать в неё трупы. Папа Римский Климент 6, живший в ту пору в этом городе, бежал в свою виллу Этуаль-сюр-Рон, где заперся в комнате и, дрожа от страха, сидел между двумя жаровнями, пылающими огнём.

В те дни жители Парижа видели в небе хвостатую комету, которая внушала им суеверный страх… В этом городе жил юноша, двадцати лет отроду, звали его Франсуа. Он был сыном знатного рыцаря, графа де Монфор, который воевал с англичанами и чудом избежал гибели в битве при Креси. Юноша мечтал о воинской славе, но, будучи слаб телом, поступил в Парижский университет, где преуспел, став магистром теологии.

Однажды в соборе Парижской Богоматери он увидел необыкновенной красоты девушку. У неё были золотистые кудри и голубые цвета неба глаза. С тех пор он часто вспоминал о ней и, воспылав чувством, даже стал писать любовные стихи. Звали её Луиза, и была она… женой герцога де Бурбона. Когда Франсуа узнал, что его возлюбленная замужем, он пал духом и с грустью подумал: «Это знак свыше. Господь призвал меня на служение, мне должно идти по этому пути!». Он избрал тернистую дорогу к спасению – монашество, но в его жизнь вторглась чёрная смерть, – тем вечером, когда зазвонили колокола на башнях Собора Парижской Богоматери…

Франсуа жил в особняке отца своего и готовился к послушничеству в аббатстве Сен-Дени. Граф де Монфор, узнав о решении сына отречься от всего мирского, посмеялся над ним:

– Франсуа, да ты и двух дней не протянешь в монастыре!

– Отец, отчего обижаешь ты меня? Я твёрдо решил посвятить свою жизнь Господу! – возражал юноша.

– Я читал твои стихи, – вдруг заявил граф де Монфор. – Кому ты признаёшься в любви? Кто такая эта Луиза?

Тогда юноша покраснел от стыда и опустил глаза, ничего не ответив отцу. Вскоре он побывал в аббатстве Сен-Дени.

– Сын мой, – говорил ему настоятель монастыря, – меня радует твоё стремление служить Господу нашему. Но знай, что это крест, который дано нести не всякому благочестивому христианину! Спасение можно обрести и в миру…

– Вы думаете, мне не по силам сей крест? – удивился Франсуа.

– Я думаю, тебе прежде должно познать самого себя, – сухо отвечал аббат. – Если за год твоё желание не угаснет, мы примем тебя в своё братство…

– Год?! – воскликнул юноша. – Целый год!

Франсуа не знал, что накануне в аббатство приезжал его отец с щедрым пожертвованием… И теперь день за днём по утрам и вечерам он усердно молился, стоя на коленях, а каждое воскресенье посещал мессу, исповедовался и причащался Святых Даров.

Мать свою Франсуа потерял, когда ему не было и десяти лет: она умерла от чёрной оспы. Отец же сильно изменился, вернувшись с войны. Англичане убили под ним лошадь, а стрела, выпущенная из длинного лука, задела его ногу. С тех пор граф прихрамывал.

Надо сказать, битва при Креси стала кошмаром для французов! Английский король Эдуард 3 выставил против рыцарей Филиппа 6 стрелков, вооружённых длинными, в рост человека, луками. И тогда град стрел встретил наступающую французскую конницу. Многие славные рыцари полегли на поле брани!