Многие горожане прослезились при виде этого зрелища. Князь Всеволод зарыдал и сказал воеводе Петру:

– Выйдем в чисто поле и умрём за веру нашу!

– Княже, кто претерпит до конца, тот спасётся, – отвечал ему воевода словами из Священного Писания. – За грехи наши Господь послал нам дни окаянные!

Татары, не сумев выманить русичей из крепости, погнали пленных валить лес и обносить тыном город. Вскоре камни и снаряды полетели в стены и башни Владимира…

Надо сказать, у татар был большой пороховой запас. Китайцы научили их изготавливать зелье¹⁷ и делать бомбы, – в сосуд с узким горлышком сыпали пороховую смесь и поджигали фитиль; праща камнемёта посылала огненный снаряд на город, построенный из дерева…

Начался ад кромешный! Бомбы рвались, люди вспыхивали, словно факелы, занимались пожары. Всё смешалось, завертелось в огненном вихре: обуглившиеся тела, горящие дома, дым, восходящий к небу, крики и стоны несчастных, охваченных пламенем.

Тем временем, тын вырастал окрест города, – вскоре владимирцы оказались в западне…

Между тем, князья и воевода Пётр, вняв уговорам епископа, постриглись в иноческий чин. Они стали монахами, но вовсе не из желания служить Богу, а просто, испугавшись того, что происходит вокруг. Так, горожане остались без военачальников…

Воины падали со стен под ударом тяжёлых камней; наконец, не выдержав длительного обстрела, рухнула деревянная стена южнее Золотых ворот. На рассвете другого дня пленённые суздальцы забросали рвы брёвнами и досками, политыми водой, – татары хлынули во Владимир сквозь проёмы в стене…

Новый город пал до обеда, – люди, оставшиеся в живых, бежали в Средний город; княжеская семья и бояре укрылись под защитой каменных стен Успенского собора. Они, стоя на коленях, молились и причащались Святых Тайн. Когда татары ворвались в храм, владимирские вятшие¹⁸ люди прятались на полатях¹⁹ …

Разграбив город, татары рассеялись по округе. Смерть носилась на степных скакунах по земле русской! Вскоре один за другим пали четырнадцать городов… Зарева пожаров освещали тёмные зимние ночи. Опустели селения, выгорели дотла церкви и избы. Осиротела земля-матушка, испила она крови сыновей и дочерей своих вдоволь; не радовали её более весёлые крестьянские песни. Мёртвые тела устилали её поля и тропки. Настало раздолье для диких зверей! Вороны выклёвывали глаза у мертвецов, волки грызлись за добычу…

В начале марта на реке Сить нападение темника Бурундая застало врасплох войско Юрия Всеволодовича, который даже не выставил сторожевых отрядов! И опять бежал великий князь, пока его не настиг татарский всадник. И тогда покатилась голова некогда всесильного властителя по заснеженной стезе…

Вскоре татары вторглись в Новгородскую землю и две седмицы стояли под Торжком, – с его взятием врата на Новгород отворились. Но началась весна, что сулила распутицей и бездорожьем, а монгольское воинство поистрепалось в боях на Востоке. Посему Батый не решился прорываться сквозь леса и болота на хорошо укреплённый многолюдный город и повернул вспять в Великую степь. И тогда началась любимая монгольская забава – облава…

Надо сказать, ещё великий Чингисхан учил, что только два занятия достойны мужчины – охота и война. Монголы свято чтили память своего вождя и беспрекословно следовали его мудрым указаниям²⁰: они охотились на войне и воевали на охоте.

Теперь татары рассеялись с запада на восток и двинулись на юг, как саранча, уничтожая всё на своём пути; по дорогам тянулись огромные обозы с добычею. Напоследок Батый решил ограбить Козельск – городок в Черниговском княжестве, рассчитывая взять его с ходу. Но не тут-то было!

Едва показались вдали передовые отряды татарской конницы, по граду пронёсся звон вечевого колокола. Горожане высыпали на соборную площадь, дабы по старинному славянскому обычаю совет держать промеж собой. Посадник, став на помосте, зычно крикнул:

– Враг жестокий и беспощадный ныне у ворот нашего города! Князь Василий еще мал, – он не поведёт нас в бой, бояре и воевода бежали из Козельска. Как поступим мы, люди добрые? Сдадим город и станем рабами аль примем неравный бой и падём смертью храбрых?

Народ молчал. Но был на площади кузнец именем Микула сын Андреев. Тогда он вышел вперёд и воскликнул:

– Братья, люди русские, православные христиане, лучше смертью славу вечную добыть, нежели во власти поганых быть!

Народ, вдохновлённый словами кузнеца, единодушно закричал:

– Умрём за нашего князя, добудем славы на земле и венца на небе!

Микула, тем временем, воротился в кузницу и принялся за дело. Подмастерья раздували мехами огонь в печи. День и ночь стучал молот о наковальню. Кузнец работал без передышки, чтобы вооружить градских мужей…

Вскоре татары пошли на первый приступ с осадными лестницами. И полетели на них с забрал стрелы калёные, и посыпались камни тяжёлые, и полилась смола кипящая… Вскоре отхлынули враги от стен города. Батый был немало удивлён постигшей его воинов неудаче, а осадных машин в его туменах не было…

День за днём татары подступали к граду; иной раз взбирались наверх по лестницам. Казалось, вот-вот и Козельск падет. Но храбрым русичам было нечего терять: они бились, не щадя ни врага, ни себя! Летели вниз татарские головы, снесённые вострыми мечами кузнеца Микулы, падали татары с городских стен, разбивались насмерть о камни и землю. Всякий раз враги отходили к своему стану с большими потерями…

Батый бесился в отчаянной злобе, посылал гонцов к темникам своим за подмогою. Но кочевые орды были так заняты грабежами, что подошли к своему хану только два месяца спустя.

Вместе с подкреплением появились стенобитные машины, и тогда на городок посыпались тяжёлые камни. Потребовалась неделя на разрушение стен Козельска, – в узкие проломы тотчас хлынули татарские полчища. Однако защитники города, вооружённые ножами, резали их в теснине. Вскоре горы из трупов выросли на валу, – горожане перетаскивали мёртвые тела и закрывали ими проломы в стенах. Увидев это, татары были поражены, – они испугались и снова отошли от города. Тогда Батый рассвирепел и приказал казнить по десятку в каждой сотне. А вскоре горожане на общем сборе решили сделать вылазку на стан татарский…

Под покровом ночи русичи вышли из города. А татары не удосужились выставить дозоры окрест стана своего. Первым делом Микула с братией посекли камнемёты татарские, после чего врывались они в шатры и резали знатных татар. Некий монгольский начальник за мгновение до смерти успел вскричать зычным голосом.

Поднялась тревога. Враги проснулись и бросились на козельцев с саблями наголо. Микула сражался в первых рядах, махая мечом своим, и довелось ему сойтись в поединке с сыном монгольского хана. Русич отрубил руку чингисида²¹, а вскоре отсёк и голову ему. Кровь лилась ручьями…

Бесстрашно сражались русичи, добывая себе славу на земле и венец вечного Царства на небе!

Батый спал в своем шатре, – его разбудили известием, что русы проникли в стан и убили сыновей темников. И тогда хан велел бросить на козельцев своих багатуров. Вскоре русичей окружила татарская конница. На копья был поднят храбрый кузнец Микула Андреев сын.

– Господи, прими мою душу! – воскликнул он, обратив взор к небу и испуская дух.

В тот час смерть приняли все доблестные сыны Козельска…

Беззащитный городок был обречён на уничтожение. Татары избили всех его жителей. Младенцев копьями кидали в костры. Пылали церкви, боярские дома, избы посадов… Туча огненных стрел устремилась на княжий терем, в котором находился отрок Василий, – он задохнулся от дыма в горящем дворце…

Все горожане испили единую чашу смертную! Монгольские шаманы прокляли сие место, а Батый назвал Козельск «злым градом»…

Вскоре татары ушли в земли половцев. Но они ещё не раз вернутся… В огне пожарищ погибнет стольный Киев, будет стёрт с лица земли Галич, под натиском кочевых полчищ падут многие великие русские грады. Русь, страна городов²², останется в прошлом, но слава её переживёт столетия!

Спустя несколько лет, воротившись из похода в Европу, Батый в низовьях Волги поставит город Сарай²³и сделает его столицей своего улуса²⁴. Князья русские станут ходить к ордынскому хану с большими дарами за ярлыком, – грамотой на княжение в собственных землях. На Русь явятся баскаки с вооружёнными отрядами, которые проведут унизительную перепись населения, – всех русских крестьян исчислят, и возляжет на их многострадальные плечи самое тяжкое бремя татарского владычества – дань²⁵. И пойдут юноши русские на службу к монгольскому императору в Пекин…

***

В году 1327 от Рождества Христова пришёл в Тверь татарский посол именем Чол-хан, братанич²⁶ хана Узбека, и по-хозяйски объявил князю Александру Михайловичу:

– Соберёшь дани и тамги по запросу нашему. И покинь немедля дворец сей: он достоин величия посла хана Узбека!

Князь Александр снёс унижение и поселился со всей семьёй у ближнего боярина Алексея Михайловича. Тем временем, нукеры Чол-хана рассыпались по городу в поисках лёгкой наживы. Они входили в дома лучших людей, открывали сундуки, избивали слуг, насиловали жён и девиц. Появились татары и на тверском торгу.

– Урус, давай тамгу, – говорили они купцам, потрясая саблями²⁷. Вскоре купеческая братчина Твери отправила своих поверенных на двор боярина Алексея Михайловича. Тверичи бросились к ногам своего князя и молили его:

– Заступи пред татарским послом!

– Господь терпел и нам велел! – молвил им в ответ князь. – Кто претерпит до конца – тот спасётся²⁸.

Тверичи ушли ни с чем, а татары продолжали бесчинствовать.

Много зла сотворили Чол-хан и его люди в Твери: горожане отдавали добро своё, затаив в сердце злобу великую. А, тем временем, по городу пронёсся слух, будто татары хотят погубить самого князя и обратить народ православный в магометанскую веру²⁹. И вскоре пришёл тот день, когда чаша терпения переполнилась…

15 августа на праздник Успения некий диакон по прозвищу Дудко повёл поить свою кобылицу на Волгу. И тогда двое татар из дружины Чол-хана выхватили из рук диакона поводья и потащили лошадь за собою. Диакон завопил:

– Грабят средь бела дня! Люди православные, помогите Христа ради…

Тверичи, бывшие на торгу, сбежались на зов. Зазвонил в набат колокол на вечевой площади. Татары отмахивались от напасти, но горожане отняли у них сабли и невзначай зарезали их…

Тем временем, со всех концов города стекался народ на площадь.

– Татары грабят, насильничают, избивают нас, – кричал именитый купец Данило. – Братцы, не будем же молчать и ждать, покуда нехристи князя нашего с княгиней убьют, а нас обратят в магометанскую веру. Смерть врагам всех православных христиан!

– Смерть, – дружно подхватил народ, – смерть!

Толпа пошла громить дворы татарских купцов. Тверичи с ножами в руках врывались в дома иноземцев и резали всех, кто попадался им на пути, не жалея ни женщин, ни детей. Когда горожане подступили к великокняжескому дворцу, где находился татарский посол, нукеры Чол-хана преградили им путь. В тверичей полетели стрелы. Началась злая сеча…

Между тем, в покои князя Александра вбежал боярин Алексей Михайлович:

– Княже, народ взбунтовался! Татарских купцов избивают. Настало время нашего мщения…

Князь Тверской тяжко призадумался. Он люто ненавидел татар, которые убили его отца и брата, но знал, что за бунт против ханского посла придётся дорого заплатить… В конце концов, сердечная боль взяла верх над голосом разума.

– Я не могу оставаться в стороне, покуда мой народ кровь проливает, – твёрдо промолвил князь. – Созвать дружину мою!

Княжьи мужи седлали коней и съезжались на двор боярина Алексея Михайловича.

– Братья, – воскликнул князь, восседая на белом жеребце, – други мои, пришло время пролить нам кровь за землю русскую, за веру православную!

И тогда дружина с ликованием устремилась к княжескому терему, где шёл бой, и уже немало тверичей пало под натиском вражеским. При появлении княжеской дружины татары дрогнули и отступили под защиту дворцовых стен.

– Братцы, жги нехристей! – кричал опьянённый злобою народ. Появились люди с горящими факелами в руках, – они подожгли дворец. Брёвна тотчас занялись. Огонь пополз по кровле. Из окон повалил густой дым. Татары, охваченные пламенем, выбегали из сеней и под градом стрел замертво падали наземь.

Вскоре дворец скрылся в огненной завесе. Люди заворожено глядели на пожар, не разумея, что сие есть грозное предзнаменование грядущего…

Между тем, слуги Чол-хана пасли за городом табуны, но, прослышав о мятеже, они тотчас оседлали коней и поскакали в Сарай, – их путь пролегал через Москву, где они остановились на постоялом дворе. Хозяин той гостиницы поспешил к своему покровителю – княжьему мужу боярину Родиону Несторовичу.

Так, весть о тверском бунте дошла до слуха московского князя. Иван Данилович тотчас смекнул, что надобно делать. Он написал новую духовную грамоту³⁰, собрал ближнюю дружину свою и поехал в кочевую ставку хана…

Вскоре русский князь на коленях вступил в златоверхую вежу и пал ниц пред ханом Узбеком:

– О, восточный вольный великий царь, выслушай раба твоего и улусника! Посаженик и присяженик твой князь Александр Тверской восстал на тебя. Он убил братанича и посла твоего Чол-хана…

– Встань, князь, – благосклонно промолвил хан Узбек, – ведомо нам о мятеже сем. Докажи нам свою верность. Мы дадим тебе пять туменов. Привези нам голову князя Александра!

– Слушаюсь, великий хан, – проговорил русский князь со смиренным видом.

И тогда Иван Данилович повёл на Тверь карательную татарскую рать. С наступлением темноты остановились на ночлег, поставили вежи и развели костры. Крещёный татарин темник Федорчук зашёл в шатёр русского князя и с вызовом спросил у него:

– Скажи, мне, князь, как христианин христианину – каково быть предателем родной земли?

Иван Данилович подумал, что татарин испытывает его, и мрачно отвечал:

– Тверь – не моя земля!

– Но там живут православные христиане, – возразил Федорчук. – А ныне ты идёшь на своих братьев с огнём и мечом…

– Я служу великому хану верой и правдой, – отозвался Иван Данилович. – Великий хан волен казнить и миловать. Я исполняю его приказ аки карающая десница!

Татарин криво усмехнулся:

– Помню я, как десять лет назад брат твой старший Юрий Данилович по своей воле расправился с тверским князем Михаилом, – я воочию видел его обнажённое изуродованное тело возле кибитки лежащее. Любите вы, русы, убивать друг друга. Око за око! Но кровь порождает кровь. Старший брат твой мёртв, казнён и его убийца, а ты до сих пор не можешь простить тверичей…

Федорчук ушёл, а Иван Данилович предался размышлениям: «Слаба Русь, не окрепла, не набрала ещё силы. Но настанет время, и покоритесь вы нам, поганые!». Он вспоминал слова митрополита Петра: «Ты прославишься паче иных князей, и сыновья и внуки твои, а град твой Москва превзойдёт славою все города русские, и повержены будут враги его. Но, увы, князья земли русской погрязли в междоусобицах, а враги наши радуются. Доколе не соединимся вкупе, не одолеем татар. Сорок лет тишины, княже, и мы накопим силы, дабы в едином порыве сбросить с себя владычество иноземное».

– Сорок лет тишины, – прошептал Иван Данилович, – сорок лет тишины надобно добыть любой ценой!

Вскоре татарские, московские и суздальские полчища хлынули в пределы тверские. Запылали сёла и города земли русской…

Тысячи связанных общею вервью пленников, полунагих и грязных, испачканных в пыли, пропахших дымом пожарищ и кровью своих сродников, бежали по степным просторам, а татарские всадники беспощадно гнали их плетями в рабство, которое начиналось на невольничьих рынках Кафы³¹,где пленников продавали фрязям, генуэзским купцам. Славянские молодцы были обречены на тяжкий изнурительный труд гребцов на галерах; прекрасных голубоглазых славянских девушек погружали на корабли и везли в Италию, где их перепродавали, и они становились служанками при дворах грязной европейской знати: герцогов, графов и баронов, не ведающих, что такое баня и чистота³².

Такова была цена мира! Но не думал великий князь Иван Данилович Калита о страданиях чёрных людей³³. К тому же, Тверь не была его вотчиной. Увы, обывательское мировоззрение времён междоусобиц всё ещё владело умами князей русских…

***

1328 год от Рождества Христова.

С тех пор как Иван Данилович стал тестем юного ростовского князя, много перемен претерпела жизнь боярина Кирилла и его семьи.

Однажды из Москвы в Ростов явился княжий наместник воевода Василий по прозвищу Кочева, который стал железной рукой наводить свои порядки в городе. Прежнего посадника, престарелого боярина Аверкия, Мина, дружинник Кочевы, задушил и повесил за ноги на собственных воротах. Вскоре дошла очередь и до бояр ростовских, склонных к своеволию, – Мина пришёл в хоромы боярина Кирилла и, сотворив крестное знамение на божницу, промолвил:

– Здрав будь, боярин!

Кирилл поднялся навстречу незваному гостю и отвесил ему поклон:

– Здравствуй, Мина. С чем пожаловал?

– Хочу я с тобой рядиться³⁴, боярин, – зловеще усмехнулся Мина.

– О чём же? – осведомился боярин Кирилл.