На нем все домашние дела и братик Сашка. Вот бы еще голод не мучил. В магазинах полупустые полки, да и покупать не на что. Правда, хлеб есть всегда, хоть и меньше, чем хотелось бы. Остальное – как повезет. У кого есть корова – тем полегче. Но таких немного. Да и на коров после зимы больно смотреть: слабые, тощие, с выпирающими ребрами. Кормить-то их нечем! Какое от них молоко? Мало толку. Зато весной и летом скотина отъедается и приносит хозяевам радость. Остальным сложнее. Приходится питаться тем, чем богата степь.

Они с мальчишками часто охотятся на сусликов. Забавные существа, но вредные. Ломают колосья в поле, воруют зерно, делая запасы на зиму. Дети, однако, охотятся на них не поэтому: голод заставляет. Они набирают по ведру воды и, пыхтя, тащат в степь. Суслики-столбики, завидев их, шустро ныряют в норки. Один из пацанов льет воду в дырку в земле, другой готовится поймать зверька: замирает над норкой, вытянув руку. Суслик выныривает из переполненного водой убежища, и охотник хватает его за шею – так, чтобы зверек не укусил. Первый раз было страшновато, теперь же это обычное дело – почти развлечение. Ловят, пока есть вода. Иногда удается поймать пять-шесть сусликов.

Разделывать добычу всегда зовут долговязого Сеньку, он в этом деле мастер. Сенька смело достает сусликов из мешка, а они с Андреем отворачиваются. Слышат только треск за спиной. Жуткий звук! Но теперь можно поворачиваться. Вытянувшиеся тушки сусликов Сенька подвешивает за лапки и, надрезав ножичком в нужных местах, ловко и быстро сдирает шкурки, как чулки. Затем принимается за разделку тушек. За всеми действиями Сеньки, кроме экзекуции, они, в предвкушении еды, наблюдают спокойно. Привыкли. Живот с утра пустой, неприятно урчит, и мысли у них только о еде. Разводят костер из сухого перекати-поля, кизяка и в старой помятой кастрюле жарят сусликов. Запах мяса ужасно противный, но голод не тётка… После трапезы Сенька натягивает шкурки сусликов на распорки из деревянных палочек, для просушки, и уносит с собой: это плата за работу.

Иногда они воруют яйца из гнезд цветных скворцов, в норках на срезах плотных песчаных бурунов. Эти крохотные яйца более приятны на вкус, чем мясо сусликов. Весной едят сочные луковицы тюльпанов, летом – разные травы и лопухи, лишь бы их можно было жевать без отвращения: все равно есть больше нечего. В их поселке, затерявшемся в засушливой степи Ставрополья, фрукты и овощи не растут. Вода только артезианская, одна скважина на весь поселок. Ни рек, ни озер. Только пески. Даже дожди – и те редки. Какие ж тут могут быть фрукты? Он толком и не знает, как они вообще выглядят. В книжках видел – вот и всё. Говорят, очень вкусные…

Через несколько лет в поселке происходит настоящее чудо. Его автор – Николай Иванович Капота, новый агроном совхоза. С приходом Николая Ивановича начинаются удивительные преобразования. Завозят несметное количество саженцев, бурят еще одну артезианскую скважину. Деревья сажают и вокруг полей – для защиты посевов от суховеев, а зимой для задержки снега. У поселка появляется и главный садовод – дед Кондрат. Худощавый, высокого роста, легкий в движениях. Для него ухаживать за зеленым хозяйством – дело жизни. Следит, чтобы водица по узеньким канавкам поступала к каждому дереву, к каждому кустику. Он относится к ним так, будто это его родные дети. И не дай Бог кто-нибудь повредит деревце или сломает веточку сирени – может и по спине черенком лопаты огреть.

…Ему уже тринадцать лет, Сашке восемь. Мама за время войны всю свою любовь перенесла на младшего брата, во всем балуя. А когда ссорятся с братом, всегда достается ему: «Саша маленький…». Обидно иногда, но он не спорит.

В поселке школа семилетняя, ему остается еще два года учебы. После школы у мальчишек одна дорога – в училище, которое в краевом центре. А ему хочется поработать в поле, оно все время манит его. Мужских рук по-прежнему не хватает – с фронта вернулись немногие. Подростки заменяют отцов.

– Мам! Мне сегодня предложили поработать на уборке зерна, – с порога радостно кричит он.

– Кто предложил?

– Дядя Коля. Он сейчас изучает комбайн, недавно пригнали к нам в совхоз.

Самоходный! С-4. Я его уже видел. Знаешь какой?! Все сам делает: и косит, и молотит – сразу зерно сыпется, только подставляй куда! Не веришь?

– Не верю, конечно. А ты что там делать будешь?

– Я буду помощником штурвального. Мам, ну разреши, пожалуйста!

– Не знаю, надо поговорить с дядей Колей.

– Ну, ты быстрее поговори, а то кого-нибудь другого позовет!

Сосед дядя Коля на войне был ранен и контужен, но вернулся живым. Мама была рада за него и за соседку Надю. До войны они дружили семьями. У соседей две дочки. «Может, посватаемся, придёт время», – шутили они.

Мама идет к дяде Коле. Через минуту он выбегает за ней, тихо, стараясь не шуметь, подходит к соседскому забору. Дядя Коля сидит, строгает ножом черенок, мама стоит перед ним.

– Коля, ну что ты ребенку голову морочишь? В какие-то штурвалы зовешь! Он же мал еще…

– Ну, во-первых, не штурвалы, а штурвальный, то же самое – комбайнер…

– Да какая разница?

– А во-вторых, посмотри на парня. Ты что, не видишь, нравится ему это дело. От комбайна не отходит! Что плохого, если месяц поработает со мной? Я в его годы тоже помогал отцу пахать. И ничего, жив остался. Лучше, если парень все лето без дела болтаться будет?

– Так-то оно так… Жалко его: сколько пыли придётся поглотать…

– Зато мужиком нормальным будет, – дядя Коля перестает строгать, поднимает голову и, улыбаясь, смотрит на маму.

– Ты чего, Мария? Думаешь, я с ума съехал? Или зло какое замышляю? Не волнуйся, все будет хорошо. Ты ему только побольше еды в узелок клади, и ни о чем не беспокойся.

Дядя Коля вновь продолжает строгать. Мама молчит некоторое время, затем, вздохнув, говорит:

– Ладно… Только не нагружай его сильно…

Уборка зерна в самом разгаре. Он встает чуть свет, завтракает и вместе с дядей Колей идут в поле. Сначала неуютно идти по прохладной росе, но потом ноги привыкают, и она даже начинает нравиться: бодрит, спать уже совсем не хочется. Дядя Коля готовит машину к работе, а он на подхвате. А как только солнышко прогревает землю и подсушивает от ночной влаги налившиеся зерном колосья ячменя, они принимаются за дело. Здорово-то как! К обеду набирается уже полный бункер зерна. Подъезжает грузовая машина, дядя Коля высыпает зерно в кузов, и грузовик медленно, переваливаясь с боку на бок по неровному полю, едет на ток. Нещадно палит солнце, в мокрое от пота лицо летят пыль и колючие осколки соломы, хочется пить, но он терпит и старается исполнять распоряжения дяди Коли быстро и четко.

Вечером, придя домой, уставший, весь черный от пыли, моется и без сил падает на кровать. Первые дни не хватает сил даже на то, чтобы поужинать. Но постепенно привыкает, осваивается. И гордится собой, что выстоял, смог, все у него получается. А у мамы разрывается сердце. Она видит совсем другое: тяжело ее чаду. Но сдерживает себя: сын-то счастлив!

Наконец урожай весь убран. Он смотрит на чистое поле и чуть не задыхается от нахлынувших чувств: это они с дядей Колей сдюжили! Это их рук дело!

А дома мама сидит на кухне и плачет.

– Ты чего, мама?

– Я только из бухгалтерии, – отвечает она, глядя на него полными слез глазами. – Ты заработал кучу денег!

Только сейчас он замечает на столе деньги. Его зарплата! Ну дела! Он и не думал о ней! Мама встает, подходит к нему, прижимает к груди.

– Кормилец ты мой!

Он замирает в объятьях матери. На заработанные деньги мама покупает телочку: трудно в деревне без коровы.

…Пролетает последний учебный год. После семилетней школы многим выпускникам хочется в училище, но из района приходит только две разнарядки. Они достаются ему, как потерявшему отца на войне, и другу Лешке – как лучшему ученику. Тяжело расставаться с мамой, братом, родным поселком – но надо. Мать тяжело вздыхает:

– Поезжай, сынок! Как же без образования-то? Мы тут без тебя справимся. Год не вечность, будем ждать, что поделаешь?

До отъезда еще целый месяц – можно поработать. А он ничего другого давно себе не мыслит. Ему нравится всё – даже усталость после рабочего дня. Вот идут они с дядей Колей по поселку – с поля возвращаются, и он горд и счастлив: день был хорош! А сельчане уважительно здороваются, руки жмут.

…У мамы с раннего утра глаза на мокром месте. Плача собирает сумку. Кладет в нее рубашку, майку, носки, бутылку молока, хлеб, вареные яйца.

– Отца твоего так же провожала, – говорит, едва сдерживая слезы.

Провожают их чуть ли не всем поселком. Девчонки целуют на прощанье, они смущенно краснеют. Мамы который раз напутствуют их, дают важные советы. Подъезжает полуторка, он и Лешка взбираются в кузов – и начинается путь в новый для них мир. Они впервые выезжают за пределы поселка…

Город удивляет: совсем не похож на их поселок. Асфальтированные дороги, высокие дома, широкие улицы, много машин. Их определяют в сельскохозяйственное училище. Свою будущую профессию он не сразу понял: механизатор широкого профиля. Что за профиль?

– Первым делом – в баню! – строго чеканит Федор Васильевич, воспитатель группы.

Федор Красюк потерял на войне правую руку до локтя. Манжету рукава он пристегивает на предплечье, и видно, что одна рука короче другой. Ему лет тридцать. В бане он так же строг, но при этом и внимателен.

– Мамок здесь нет, все придется делать самим, – говорит Федор Васильевич, но объясняет, с чего начинать и чем заканчивать эту процедуру.

После бани всем выдают обмундирование, почти как в армии: брюки, гимнастерки, бушлаты, сапоги. Теперь недавних деревенских мальчишек не узнать: блестят как новые монеты, повзрослевшие сразу на пару лет. Из бани они строем идут в общежитие. В каждой комнате по десять человек. Каждому показывают его кровать и тумбочку. Федор Васильевич, заметивший, что они с Лешкой все время держатся вместе, разрешает им жить в одной комнате. Кровати также оказываются рядом. Наблюдателен Федор Васильевич, ничего не скажешь. Хороший мужик, хоть и старается выглядеть грозным.

Умывальная комната и туалет – в конце коридора, одни на весь этаж. Школа и столовая в отдельном здании. Из общежития всех ведут в столовую. Наконец-то! Они с удовольствием уплетают неказистый борщ, котлеты с перловкой и (надо же!) компот. Царский обед!

Учеба в училище отличается от школьных занятий. Первую половину дня преподают теорию, а после обеда – практику. Практика проходит тут же, на территории училища – на площадках, где есть вся необходимая сельскохозяйственная техника. Лешка помогает ему в теории, а он ему в практике…

Жизнь в училище мало чем запомнилась. Да там ничего особенного и не происходило. Они все время находились то в классах, то на учебном полигоне, то в общаге. А развлечения… Иногда их водили в кино. Тогда они могли хоть город увидеть. Вот и все развлечения…

Послышался шум шагов. Виктор повернул голову. Кто-то шел по тропинке, ведущей к сторожке.

– Кто там? – спросил Виктор.

– Да я это.

Виктор узнал гостя по голосу: Сергей Иванович, директор совхоза. Все звали его просто Иваныч. Они пожали друг другу руки. Рука у Иваныча твердая, крестьянская. Он и сам словно выточен из куска скалы: плотный, высокий, чувствуется в нем сила, хотя ему уже за шестьдесят. Лицо крупное, с тяжелым квадратным подбородком и узковатыми, вечно прищуренными глазами. Взгляд твердый и в то же время спокойный, добродушный. На голове – всегда белая летняя шляпа с множеством маленьких дырочек, Виктор никогда и не знал, как она называется. И никогда не видел Иваныча без этой шляпы – кажется, он и на работе в ней сидит. Хотя вряд ли… Говорил всегда тихо, спокойно, но все его слышали. И слушали.

– Как дела? – спросил Иваныч.

– Да как? Нормально всё.

– Федя сказал, ты себя не очень хорошо чувствуешь?

– Да в порядке я!

– Ладно, ладно. Не заводись.

– Ты из-за этого пришел? Уже полночь, наверное! – Виктор посмотрел на часы, затем поднял руку повыше, чтобы разглядеть циферблат при свете луны, но стрелок не было видно.

– Ну почему из-за этого? Я только из конторы, домой иду, вот и решил по пути заскочить, посмотреть, что да как.

– А чего ты так поздно на работе?

Иваныч вздохнул:

– А потому, что бардак в стране.

Директор выругался.

– Это да, – согласился Виктор. – Случилось что-нибудь?

– Да теперь каждый день случается… Это уже норма… Начали с перестройки, а закончили развалом страны… Цены каждый день растут, связи разрушены, непонятно, что происходит. Мы целый день с бухгалтером пытались понять, как дальше жить. И полстраны по телефону обзвонили. По какой цене зерно продавать, чтобы не в убыток? Кому продавать, как вывозить… Э! Дожили…

Виктор молча смотрит в землю, кивая головой.

– Ладно, не бери в голову, – Иваныч по-дружески хлопнул Виктора по спине. – Вырулим… Как дома?

– Да все вроде нормально. Ну, не считая того, что в стране бардак, – Виктор улыбнулся. – От него ведь дома не закроешься.

Иваныч ухмыльнулся в ответ. Поговорили еще немного об урожае, о погоде, о чудной ночи, затем директор сказал «ладно, пойду» и протянул руку. Они попрощались, и директор ушел. Виктор вздохнул, почесал лоб. Хороший народ в поселке, но эта жалость достает. Каждый раз он чувствует себя глубоким старцем. Хотя, конечно, они недалеки от истины. Иваныч, вон, ровесник, а заметно моложе. А он… Вот и сейчас предательская слабость в ногах, во всем теле, и никуда от нее не деться. А ощущение такое, будто он разваливается потихоньку. Прямо как вся страна. То ли тема разговора повлияла, то ли жалость Иваныча задела, но на сердце стало еще противнее. Виктор вернулся в сторожку, нащупал в темноте кушетку и снова лег. В стране плохо, на сердце плохо, со здоровьем плохо. Вот как все обернулось!..

…Учеба позади, он снова дома! Сашка первый, кого он увидел. Стоял во дворе, словно ждал.

– Осторожно, раздавишь, – с наигранной натугой выдавливает он слова, оказавшийся в объятиях брата.

– Вырос-то как! Меня скоро догонишь!

– Постараюсь, – смущенно улыбаясь, говорит Сашка. – Пойдем, маму обрадуем.

Радость оказывается чрезмерной. Увидев его, мама охает и чуть не падает. Они едва успевают подхватить ее.

– Витенька, сыночек мой! Ты вернулся!.. Мой родненький!

Тут и Даша выскакивает из соседней комнаты. Все четверо обнимаются, кто плачет, кто смеется…

Он не может нарадоваться своему дому, ходит кругами, проверяет каждый уголок. Осматривает родное гнездо по-хозяйски, основательно. Руки так и чешутся. Петли на входной двери надо жиром смазать, скрипит нехорошо. В курятнике полки поправить… Дров наколоть побольше… Не откладывая, берется за дело.

Так незаметно пролетает неделя отдыха. Пора и за работу. Его ждут не дождутся в конторе.

– Та-ак, – протягивает директор совхоза Борис Сергеевич, разглядывая свидетельство. – Звучит-то как: механизатор широкого профиля! Прямо всезнайка! Очень хорошо! – Глядя в глаза, с улыбкой выносит решение: – Ну, механизатор широкого профиля, начни-ка, пожалуй, с ремонта техники. Запчасти уже завезли, так что действуй. Сначала надо привести в порядок трактора, комбайны, сушилки, веялки и там что-то еще по мелочи. Техника у нас вся барахлит, так что есть где показать всю широту этого самого профиля. Как тебе такая перспектива? – подытоживает директор.

– Хорошая перспектива! – улыбается он. – Мне самому не терпится теорию в практику претворять.

– Красиво говоришь! Молодец! Тогда вперед, к победе сам знаешь чего! Малышева… Как его имя, однокашника твоего?

– Лёша. Алексей…

– Алексея подключим, дам еще ребят. Нужно будет еще чем-то помочь – вот я.

Понеслись рабочие будни. Он уже не помощник, не подмастерье, а полноценный работник. На нем и на Леше держится вся техника хозяйства. Руки все время черные от мазута, постоянно приходится дышать керосином, целыми днями лежать под машинами. Рабочую одежду он оставляет в гараже: она стоит колом от всяческой химии и запахов. Стирать такую робу – легче выбросить! Непростая у него работа, но ему нравится. Уставший, но довольный, всегда с улыбкой, возвращается вечером домой, где ждет мамин душистый борщ, свежее молоко от собственной коровы и ароматный хлеб. Что еще надо?

На развлечения времени уже не хватает. Да и развлечений-то особых нет в поселке. Иногда привозят кино, по выходным в клубе танцы. Но ему все время некогда. В будни целый день на работе, а в выходные надо матери по дому помогать: то дверь в сарае поправить, то навоз убрать – да мало ли дел!..

– Тебе повестка, сынок!