Брюнет шмыгнул носом и отрицательно покачал головой, даже не взглянув на врача.

– Майкл, если ты будешь говорить со мной, я постараюсь тебе помочь, – не оставлял своих попыток завязать диалог доктор.

Майкл снова отрицательно покачал головой, а затем, практически неслышно произнёс:

– Мне нужно встретиться с Блейдом. Я не верю, что он меня бросил…

– Что?! – выдохнул Блейд с такой силой, что лёгкие не сразу смогли вновь расправиться. – Я бросил его? Кто сказал ему такой бред?!

Словно кто-то мог услышать и ответить…

– Майкл, это невозможно.

– Я не верю в то, что Блейд ни разу не звонил мне…

– Я звонил, – странная, глупая и такая бессмысленная попытка сказать правду тому, кого уже давно нет.

Вся оставшаяся запись состояла из попыток психотерапевта достучаться до Майкла, но парень больше не произнёс ни слова, не взглянул на доктора.

Когда время встречи закончилось, а доктор уже порядочно устал от попытки превратить монолог в диалог и достучаться до того, кто словно находился за звуконепроницаемым стеклом – он всё видел, но ни на что не реагировал – врач вызвал санитаров, чтобы те провели Майкла до палаты.

– До свидания, Майкл, – произнёс доктор.

Майкл обернулся, оборачиваясь через плечо, впервые за время сессии смотря на доктора. В его глазах плескалась какая-то невозможно отчаянная боль, безысходность. Казалось, ещё чуть-чуть и он рассыплется. И ведь это было правдой – меньше, чем через полтора месяца он отчается настолько, что решит покончить с собой.

Несколько минут ничего не происходило. Съёмка продолжала идти – как видно, доктор забыл про включенную камеру. Затем дверь открылась, и в кабинет зашёл мужчина лет сорока на вид. Когда он подошёл к коллеге, оказываясь перед камерой, Блейд смог прочитать имя на бейджике: «Энгель Бонке».

– Здравствуй, Генрих, – произнёс Бонке.

– Здравствуй.

– Как мой пациент?

– Плохо… – вздохнул психотерапевт. – Услышав, что он не может встретиться с братом, Майкл вообще перестал со мной разговаривать. Знаешь, Энгель, мне кажется, что нужно как-то связаться с его братом.

– Он в тюрьме, – отрезал Бонке.

– И что? Энгель, этот парень – аутист, ему нужно хотя бы какое-то привычное окружение, чтобы нормально существовать. Его состояние и так оставляет желать лучшего. У него психика буквально по кирпичикам разваливается…

– Генрих, – раздражённо вздохнул Энгель, – что я могу сделать, если его брат не желает с ним разговаривать? Он сидит. Он убийца и, судя по всему, психопат. Понятное дело, что ему нет дела до брата. А Майкл от этого только выиграет. Потому что он ведь очень ведомый, Блейд легко мог толкнуть его на нечто жуткое и отвратительное. И, кто знает, чего мы не знаем?…

Блейд, аж, открыл рот от такой вопиющей наглости, от такой гнусной лжи. Звуки и слова застряли где-то в горле и с каждым новым вдохом сильнее сдавливали его.

– Тварь, – наконец-то выдавил из себя Блейд, не моргая, смотря на продолжающего лить грязь и ересь психиатра.

– Ты понимаешь, Энгель, что ещё немного, и мы потеряем этого парня? – вновь попытался воззвать к своему коллеге психотерапевт.

– И что ты предлагаешь, Генрих? Ехать в тюрьму и выбивать им встречу? Даже, если бы я подписался на это, чего я делать не стану, мы не сможем доставить туда этого парня, Майкла, он демонстрирует неадекватное поведение. К тому же, если бы его брат хотел с ним поговорить, он бы позвонил. Номер больницы у него есть.

– Ты уверен?

– Почему ты так сочувствуешь этому парню?

– Я ему не сочувствую, я просто хочу ему помочь.

– Мы ему не поможем. Он болен и единственный его родственник – убийца, который вряд ли выйдет из тюрьмы.

– Он осуждён на пожизненный срок?

– Нет. Но ему предстоит сидеть сорок два года. Сомневаюсь, что он протянет столько в тюремных стенах.

– Ты, главное, Майклу об этом не говори.

– Я говорю ему только факты, – прикрыв глаза, ответил доктор Бонке. – Он каждый день по десять раз спрашивает меня: не звонил ли ему Блейд? Я отвечаю правду – нет, не звонил.

– Сука, – прошипел, практически прорычал Блейд. – Я звонил. Я каждый грёбанный день звонил! Так вот, кто стоял между нами с Майклом, кто отдавал приказ не подзывать его к телефону! Конечно, он – заведующий психиатрическим отделением, он имеет на это право. Но… зачем?

– И что мы будем с этим делать? – поинтересовался Генрих.

– Будем продолжать лечение, – спокойно ответил доктор Бонке. – Сейчас ему вколют снотворное. Думаю, он должен проспать до утра. А утром продолжим работу.

– Ты можешь отправить его завтра ко мне не в обычное время, а до обеда?

– Зачем?

– Мне завтра после двух нужно быть дома. Я уже отпросился у главного.

– Как скажешь.

Запись закончилась. Блейд закрыл окно видеопроигрывателя, медля с тем, чтобы включить следующую запись. Он сидел, смотря куда-то перед собой и ничего не видя при этом. В голове было слишком много вопросов, а в крови всё сильнее закипало желание оторвать голову этой твари – психиатру Майкла, который вёл непонятную игру, что в итоге привела к трагедии.

Включив новую запись, датированную тринадцатым октября, Блейд начал слушать. Это был аудио-файл.

– Привет, Майкл.

Тишина в ответ.

– Садись, пожалуйста.

Тишина в ответ

– Пожалуйста, сядь, Майкл. Мне трудно с тобой разговаривать, когда ты стоишь так далеко. И тебе так, наверное, неудобно.

Тишина в ответ.

– Майкл, – вздохнув, произнёс психотерапевт, – ты нехорошо себя чувствуешь?

– Доктор Бонке сказал, что Блейд не придёт, – севшим голосом ответил Майкл. – Никогда.

– Майкл, доктор Бонке не мог такого сказать. Наверное, ты что-то перепутал…

– Вот видите, мне никто не верит, – горько произнёс Майкл. – Никто не верит моим словам.

– Каким словам, Майкл?

Далее шли целых тридцать минут безрезультатных попыток психотерапевта достучаться до парня, после чего прозвучал уже слишком знакомый слуху Блейда звук включения селектора, слова с просьбой к санитарам, чтобы зашли в его кабинет, голоса медицинского персонала и упрямое молчание Майкла. Запись закончилась.

Включив следующий файл, Блейд стал прислушиваться, хмурясь из-за того, что эта запись содержала слишком много помех и шумов, что резали слух и били по нервам. Он толком ничего не сумел расслышать в этой записи, а сама запись закончилась слишком быстро, всего через пятнадцать минут, вместо положенных шестидесяти.

Осталось всего две записи: от двадцатого октября и от двадцать седьмого. Включив запись от двадцатого числа, Блейд обнаружил, что это вновь было видео.

На экране сидел Майкл, привычно обнимая себя за плечи, поглаживая по худым бледным рукам в попытке согреться и успокоиться, в попытке убаюкать себя. Его взгляд бегал, но всякий раз избегал того, чтобы посмотреть на психотерапевта.

– Майкл, ты не хочешь посмотреть на меня? – мягко спросил мужчина в белом халате.

Брюнет отрицательно покачал головой.

– Майкл, мне всё больше кажется, что наше взаимодействие заходит в тупик. Если так пойдёт и дальше, мне придётся передать тебя другому специалисту. Что ты об этом думаешь?

Майкл никак не отреагировал на слова доктора.

– Майкл, я…

– Я боюсь, доктор, – вдруг произнёс Майкл.

Голос его был сухим, безжизненным. Он продолжал смотреть в сторону, обнимая себя за плечи.

– Чего ты боишься, Майкл? Расскажи мне и я помогу тебе справиться со своим страхом.

Брюнет отрицательно покачал головой и сжал зубы, сдерживая слёзы, сдерживая рвущийся наружу и рвущий изнутри на куски крик.

– Майкл, ты слышишь меня? – вновь спросил доктор, стараясь не дать парню вновь уйти глубоко в свой мир. – Прошу тебя, говори со мной. Я помогу тебе.

Больше диалог не завязывался. Майкл продолжал упрямо и исступлённо молчать, смотря в сторону, со временем начиная слегка раскачиваться взад-вперёд. Всё это привело к тому, что доктору вновь пришлось заканчивать сессию раньше и вызывать санитаров, чтобы вернули в палату пациента, который был где-то не здесь.

Майкла уже почти вывели за дверь, когда он вдруг вернулся в реальность, ожил и, обернувшись, обратился к психотерапевту:

– Доктор, мне нужно вам кое-что сказать, пожалуйста.

Мужчина взглянул на санитаров, которые держали под руки пациента, и, подумав две секунды, сказал им:

– Оставьте нас, пожалуйста, наедине.

Санитары кивнули и, отпустив Майкла, удалились. Как только за рослыми мужчинами закрылась дверь, парень бегло и настороженно обернулся на неё, после чего кинулся к столу психотерапевта, заставляя его вздрогнуть, едва не падая перед ним на колени.

– Доктор, – зашептал Майкл, – спасите меня. Прошу вас, помогите мне выйти отсюда. Я нормальный. Но я так больше не могу. Они убивают меня. Доктор, прошу вас!

– Майкл, – максимально мягким и спокойным тоном ответил парню доктор, стараясь держать пациента на расстоянии, – я не могу лично выписать тебя. Но, если ты чувствуешь себя хорошо, я могу поговорить с твоим лечащим врачом о твоей выписке…

– Да, прошу вас! – взмолился Майкл, перебивая мужчину и хватая его за руку.

Доктор нервно сглотнул. По всем признакам у брюнета началось обострение, приступ маниакального состояния. И это пугало мужчину, потому что, пусть этот юноша и не выглядел сильным, но психиатрические больные могут быть очень опасны в своих обостренных состояниях, вне зависимости от своих физических данных.

– Прошу вас, – тише добавил Майкл, опуская голос до шёпота и сверкая лихорадочным взглядом, в котором плескалась последняя надежда. – Если не вы, я пропаду…

– Но, Майкл, ты говорил о том, что ты боишься. Это наталкивает меня на…

– Я боюсь их! – выкрикнул Майкл, резко отпуская руку доктора. – Я боюсь доктора Бонке! Вы не знаете, что он делает!

– Что он делает, Майкл? – серьёзно, но спокойно спросил психотерапевт. – Расскажи мне.

И тут открылась дверь, которую мужчина не запер после прихода санитаров, и в кабинет зашёл тот самый доктор Бонке, про которого так надрывно рассказывал Майкл, прося о помощи.

– Что здесь происходит? – спросил психиатр, серьёзно смотря на коллегу, который был в его подчинении, и на пациента.

Майкл отошёл, упираясь в стол, сжимаясь. Он был похож на щенка, которого постоянно жестоко бил хозяин-изверг и который вновь увидел этого самого хозяина перед собой.

Посмотрев на парня, затем на коллегу, психотерапевт произнёс:

– Доктор Бонке, у нас конфиденциальный разговор. Прошу вас, оставьте нас.

– Доктор Штраус, – тоже официально ответил психотерапевту психиатр, – я являюсь лечащим врачом Майкла, так что, я имею право находиться здесь.

Психотерапевт поджал губы, но возразить ему было нечего. По сути, его коллега был прав. Взглянув на парня, Генрих произнёс:

– Майкл, ты можешь продолжать.

Майкл отрицательно замотал головой и втянул голову в плечи, волчонком смотря на психиатра.

– Тогда, если ты хочешь, мы можем продолжить нашу беседу во время следующей встречи? – предложил альтернативу доктор Штраус.

Майкл подумал немного и неуверенно кивнул, смотря в пол.

– Если ты ничего больше не хочешь сказать, Майкл, то, пошли, я отведу тебя в твою палату, – произнёс доктор Бонке, подходя к парню.

Майкл ещё больше вжался в стол психотерапевта, причиняя себе боль тем, как сильно дерево давило на плоть.

– Пошли, Майкл, – мягко повторил психиатр. – Я думаю, ты можешь дойти до своей палаты и без санитаров. Давай, попробуем?

Майкл отрицательно замотал головой. Вздохнув, психиатр сходил к двери и позвал санитаров, которые ждали своего часа. Отдав в их крепкие руки Майкла, мужчина хотел и сам уйти, но его окликнул Генрих:

– Энгель, можешь задержаться немного?

– В чём дело, Генрих? – поинтересовался доктор Бонке, вновь заходя на территорию кабинета коллеги и закрывая за собой дверь.

– Я хочу поговорить насчёт этого парня, Майкла. Его слова немного озадачили меня…

– Хорошо, конечно, я готов поговорить. Он же мой пациент. Только, выключи камеру. Думаю, наш разговор никак не относится к вашей с ним беседе.

Психотерапевт кивнул и выключил запись. Перед Блейдом загорелся чёрный экран.

Оставалась последняя запись, датированная двадцать седьмым октября 2012 года – тем самым днём, когда Майкла выписали из третьей городской больницы и перевели в Евангелическую больницу королевы Елизаветы Херцберге, где он пробыл всего две недели.

Сунув в рот сигарету, Блейд щёлкнул зажигалкой, слишком глубоко затягиваясь очень крепким дымом. Хотелось как можно скорее узнать правду, услышать или увидеть то, что запечатлено на последней записи, но парень чувствовал, что, если он не даст себе небольшую передышку и не восполнит уровень никотина в крови, то у него случится нервный срыв из-за всех тех эмоций, из-за той информации и правды, что свалились на него. И из-за той боли, которую он видел в глазах брата и слышал в его голосе.

Он мог простить людям свою боль. Но боль Майкла – никогда.

Всё, пришло время узнать правду. Пришло время последней записи. Нажав на кнопку воспроизведения, блондин начал ждать.

– Привет, Майкл, – поздоровался психотерапевт.

– Здравствуйте, – голос не такой, как на всех предыдущих записях, весёлый.

– Я рад, что ты сегодня в хорошем настроении, Майкл.

– Да, доктор Бонке сказал, что меня выписывают. Я смогу вернуться домой и это здорово. Но домой я не поеду. Я поеду к Блейду.

– Лучше немного подождать, Майкл, – мягко возразил мужчина. – На свидание в тюрьму попасть не так просто. Нужно сначала взять разрешение у её администрации.

– Хорошо. Значит, возьму. Сегодня поеду и возьму. А завтра увижусь с ним.

– Мне очень приято видеть тебя в таком боевом расположении духа, – улыбнулся доктор. – Думаю, теперь ты точно готов к выписке.

– Да, – радостно согласился Майкл. – Доктор Бонке сегодня проводил со мной какие-то тесты, задавал очень много вопросов. Он не сказал мне их результатов, но всё должно быть хорошо, потому что он не изменил своего решения.

– Я рад, Майкл.

– Ладно, я пойду?

– Но сеанс только начался?

– Мне вещи нужно собрать. И я хочу позвонить Блейду. Мне мужчина, который лежит через одну палату, дал справочник, там есть номера тюрем.

– Тогда, не буду тебя задерживать, – согласился доктор. – Удачи.

Запись вмещала в себя ещё секунд десять тишины, а затем обрывалась. Записи кончились.

Блейд ещё несколько секунд сидел, смотря на замерший бегунок аудио-проигрывателя, затем встал и захлопнул крышку ноутбука. Его не покидал вопрос о том, как получилось так, что двадцать седьмого октября Майкл был радостен и полон жизни, полон планов на жизнь, а двенадцатого ноября взял и прыгнул из окна? И ещё один вопрос, не менее загадочный, – как получилось, что Майкла выписали из больницы, но свободы он так и не увидел, а увидел лишь стены новой больницы, которая стала для него последним приютом?

«У меня есть только один способ узнать правду, – думал Блейд, переодеваясь и подготавливая все необходимые вещи, – спросить у того, кто играл в этой ситуации главную и ключевую роль. И, пусть доктор Бонке слишком много недоговаривал, отказать в разговоре мне он просто не сможет».