Глава 8

Соловью, глядящему с ветки на свое отражение, кажется, будто он упал в реку. Он сидит на вершине дуба и все-таки боится утонуть.

Поль Верлен

Новым капитаном стражи Садов времен был назначен Азуф, и, как и его предшественник, он почти не появлялся в стенах особняка. Изредка я видела его у казарм, прогуливаясь по дорожкам сада к озеру в сопровождении Ксены, или неизменно спешащим куда-то прочь, когда занималась верховой ездой. Мои уроки фехтования с тех пор ни разу не прерывал ни один случайный зритель, а стражи и слуги дома одинаково почтительно склоняли головы, когда я проходила мимо.

Я чувствовала в этом некую неправильность, ведь подчеркнутое уважение к моей персоне было вызвано не моими заслугами, а страхом повторить судьбу Мафарта. Некоторое время это так сильно меня беспокоило, что я даже рискнула поделиться своей тревогой с Даном в один из его последовавших визитов. Каратель лишь усмехнулся, взъерошив мои волосы, и напомнил, что статус госпожи резиденции и имя сами по себе освобождают меня от обязанности что-либо доказывать простым демонам и, тем более, смертным душам, отбывающим наказание за грехи.

Истины в его словах было столько же, сколько и лукавства. Последнее неизменно плескалось в нашей беседе, если Дан считал, что для обсуждения какой-либо темы я еще недостаточно взрослая. Впрочем, моя неготовность к понимаю некоторых особо важных материй обуславливалась не только возрастом.

В Подземном царстве каждый новорожденный из знатной семьи проходил особую церемонию на седьмой день своей будущей вечности. В присутствии приглашенных свидетелей один из родителей ступал с младенцем в кипящие воды реки Гург и погружал его с головой, позволяя напитаться истинным огнем. Согласно всем найденным мною описаниям и лекциям наставника Зейла, преподававшего мне традиции и обычаи царства Карателя, воды Гург укрепляли тело и разум, омывали суть и обжигали ее, словно глиняный сосуд в печи, чтобы собственные растущие силы не покрыли ее трещинами изнутри и не стерли в пыль.

Речь, конечно же, шла о магии, неразрывно связанной не только с силой воли, но и с зависящим от нее «кахе́» – так на языке Подземья называлось хранилище магических сил. Чем вместительнее было кахе, тем больше магических возможностей обретал его хозяин. Тогда я не представляла, что это такое на самом деле, но некоторые труды в библиотеке резиденции сообщали, что кахе Дана не имело границ, а, значит, перед магической мощью и волей Карателя могли устоять лишь его старшие первосозданные братья и Отец.

Однако прежде чем мечтать о собственном кахе и магическом искусстве, мне предстояло пройти через погружение в Гург. Если для рожденных в Подземье оно было безопасной церемонией и неким приветствием родного царства, то для меня, конечно же, испытанием.

Пришедшая из царства смертных, я обладала душой, но была лишена врожденной огненной благодати Карателя. С ней ребенку требовалось всего шесть дней жизни в царстве, чтобы быть готовым к купанию в Гург. Мне же понадобилось шесть лет в окружении демонов и грешных душ, но никто точно не знал, достаточно ли этого, чтобы воды реки приняли меня как одну из ее царства, а не сварили. Правда, я никогда не спрашивала об этом Дана.

Поэтому, своего десятого лета я ждала с особым трепетом, порой сгорая от нетерпения и желания поскорее приблизить шестой день шестого подлунья, а порой ворочаясь ночами от тревоги и представляя, как, сомкнувшись над головой, черные кипящие воды больше никогда меня не отпустят, растворив в себе.

Каратель и его свита прибыли в резиденцию пятым днем лета, и я помню, как едва не опрокинула кресло в библиотеке, выбегая навстречу повелителю и великим первопадшим.

– Здравствуй, моя радость, – крепко обнял меня Дан, когда я по обыкновению запрыгнула в его объятья, сразу же сцепив руки за шеей. Снопы золотых искорок рассыпались вокруг его черных зрачков, отчего оттенок темной древесины вмиг посветлел до медового. Приветственно погладив по спине, Дьявол поцеловал меня в висок, получая ответный поцелуй в щеку.

– С возвращением, Дан, – пробормотала я, завершая наш маленький ритуал.

Ритуал, в который никто не смел вмешиваться. Даже суровый Ариман, всегда отступавший на шаг с моей дороги, задорный Хирн, то и дело норовящий растрепать прическу, и хищная Тунрида, неизменно встречающая улыбкой и подмигиванием.

– Клянусь Бездной, малышка Хату подросла с нашей последней встречи! – Хирн все-таки потрепал меня по макушке, стоило лишь Дану спустить меня на пол.

– Дети растут быстро, – сообщила ему Ида самую очевидную вещь на свете.

– Особенно вдали, – добавила я, не имея в виду ничего обвинительного, но все равно почему-то прозвучало резче, чем ожидалось, впиваясь в возникнувшую паузу ядовитым дротиком. Извиняться и привлекать к неосторожным словам еще больше внимания было глупо, поэтому я просто сжала руку Дана, задрав голову.

Дьявол чуть улыбнулся мне и кивком отпустил свиту выполнять их обязанности. Когда бы они ни появились в резиденции, первым делом, сразу после приветствий, Хирн отправлялся на конюшни, Ариман проверить стражу, а Тунрида в свои покои, откуда через зеркала связывалась со своими подчиненными или проверяла выполнение сделок.

Казначей Карателя всегда носила при себе круглое зеркало в золотой оправе с такой длинной и острой рукоятью, что она легко сошла бы за кинжал. Оправа изображала пауков, притаившихся на паутине, и пару раз, когда я видела, как Ида водит пальцами по гладкой поверхности, мне казалось, что они двигались на своих сетях и шевелили тонкими лапами.

И если и сегодня все было как всегда, то я знала, что последует дальше. У Карателя тоже были своя неизменная традиция.

– Госпожа Хату соблаговолит составить мне компанию и прогуляться по саду?

– Благодарю за оказанную честь, мой повелитель, – склонила я голову, поддержав заданный тон. – Могу ли я рассчитывать, что мастер Юск уже предупрежден о моем отсутствии и избежит напрасных ожиданий?

– Разумеется, госпожа Хату, – бархатно согласился Дан, приглашающе указав в сторону двери во внутренний двор.

Ступив на узорчатую брусчатку садовой дорожки первой, я оглянулась на Дьявола, предвкушая особый момент, но, в тот раз, мое внимание не ускользнуло от его взгляда.

– Что такое? – улыбнулся он.

– М-м-м… Каждый раз, когда ты приходишь в сад после долгого отсутствия, ты сначала закрываешь глаза и делаешь глубокий вздох, – чуть посомневавшись, я вдохнула полной грудью. – И тогда твое лицо становится немного другим… как если портрет углем переписать акварелью, – добавила я, не зная, как еще объяснить эту неуловимую перемену, смягчавшую его черты.

– Вот как? – изогнул бровь Дан, выглядя одновременно позабавленным и удивленным. Шагнув на дорожку, он закрыл глаза и глубоко вздохнул, как я и сказала. – Полагаю, ты права, моя радость, но я не замечал этого за собой. Есть что-то еще?

Каратель протянул мне руку, смотря с любопытством и озорной улыбкой.

– Ты всегда первым делом проверяешь сапфириум, – уверенно заявила я, хватаясь за его пальцы. – А потом разглядываешь переплетения ветвей эхраимов. Фруктовые аллеи проходишь быстро, но возле участков диких разнотравий останавливаешься, из всех цветов твое внимание обычно привлекают те, что вот-вот зацветут, а еще…

– Еще? – мягко переспросил Дьявол, слушая меня с улыбкой.

– Мы оба любим тоннель глициний, – пробормотала я. – Шаг из-за поворота, когда цветочные облака стелются дорогой к озеру, особенно в солнечный день.

– Все так, – признал Дан, скрывая мою ладонь в своей. – Но есть еще кое-что. Пожалуй, самая важная привычка.

– Что? Какая? – я нетерпеливо сжала его руку, задрав голову.

– Разделять эту прогулку с тобой, моя радость, – подмигнул Дьявол, и я закусила губу, смущенно переведя взгляд на переплетение рун, испещряющих дорожку.

Возможно, совсем скоро, когда я в очередной раз буду перерисовывать их, они станут оживать под моими пальцами точно так же, как в руках падших, а не оставаться непонятными закорючками и пересечением линий. Или же… некому будет что-либо перерисовывать.

Мы шли по саду так же, как и много раз до этого, Дан останавливался точно у тех растений, о которых я и говорила, иногда спрашивал меня о работах над той или иной клумбой, безошибочно указывая на те, которыми я действительно занималась вместе с Байро и его помощниками. Конечно, это приводило в ужас и Ксену, и наставницу Варейн, но мне нравилось копаться в земле и слушать рассказы старшего садовника об особенностях цветов и растений. Каждый раз после «рытья, недостойного госпожи» бонна ворчала, отмывая мои руки и ногти, а Варейн спрашивала, готова ли я вести себя как подобает особе знатного дома, а не как землеройке.

– Ты сегодня очень молчалива, Хату, – заговорил Дьявол, когда в тишине мы прошли под глициниями к озеру и поднялись в беседку к уже накрытому столу. Трапезничать вдвоем во время прогулки было еще одной нашей традицией.

Я тяжело вздохнула, признавая правоту Карателя. Обычно ему даже не приходилось о чем-либо спрашивать, я сама тянула Дана вперед, рассказывая обо всем, что успело случиться в садах с его прошлого визита, и хвастаясь своими подвигами.

– Там, в холле… я не хотела грубить, – пробормотала я, оттягивая момент, когда Дьявол доберется до сути.

– Я бы не назвал это грубостью, – качнул головой Дан, заглядывая в супницу. – Но интонации важны. Порой они даже важнее и опаснее самих слов. Полагаю, наставница Варейн не могла не затронуть эту тему?

Я посмотрела на пальцы, сминающие кусочек хлеба, который, сама того не заметив, достала из плетеной корзинки. Разумеется, наставница Варейн не просто указала мне на этот хрупкий лед в Подземье, а постоянно заставляла скользить по нему без поддержки и периодически проваливаться в темные и холодные воды ее недовольства.

– Наставница Варейн говорит, что интонации – это палитра иллюзий, благодаря которым можно не только спрятать слова, но и придать им любое значение, – тихо подтвердила я.

Дан серьезно кивнул, прежде чем перевести взгляд на мои руки и накрыть их своей горячей ладонью, останавливая мои пальцы, роняющие на скатерть крошки.

– Что тебя тревожит, Хату?

– Я… боюсь, что завтра… река Гург… – смешавшись, я замолчала.

– Что? Моя радость, ты правда думаешь, что тебе есть чего бояться, когда за руку тебя буду держать я?

Вскинув голову, я поняла, что слух не обманывал. В голосе моего прекрасного господина и правда звенело веселье. Оно же сверкало золотыми искрами в глазах.

– Я думал, ты обижаешься, потому что я до сих пор не посмотрел список твоих желаний, – в свободной руке Дьявола тут же появился хорошо знакомый исписанный лист, прежде покоившийся на прикроватной тумбе в моих комнатах. Однако, прежде чем Каратель успел вчитаться, я обхватила и сжала его руку, до того накрывавшую мои сцепленные ладони.

– М? – приподнял бровь Дан.

– Что значит… Ты правда думаешь, что река Гург меня признает? – выпалила я, всматриваясь в его прекрасное лицо и надеясь заметить малейшую тень.

– Неважно, что думаю я, куда более…

– Важно! – перебила я, не удержавшись. – То, что думаешь ты, важно всегда!

Каратель усмехнулся и, отложив список моих желаний, протянул ко мне вторую руку и усадил на колени, лицом к озеру.

– Позволь спросить, моя радость, как ты думаешь, сомневаются ли звезды, когда светят на небе?

– Э… Это странный вопрос, как они могут сомневаться? – нахмурилась я.

– А сомневается ли вода, плещась в своих берегах? – Дан указал подбородком на озеро.

– Я не понимаю, – с досадой признала я, так и не найдя тропинки, на которую Дьявол хотел меня вывести.

– Звезды принадлежат небу, вода своим берегам, а ты моему царству, Хату, – повелитель погладил меня по голове. – И река Гург одарит тебя так же, как и любого другого моего поданного, а, может быть, и щедрее прочих.

– Почему?

– Потому что я так хочу, – подмигнул Дан, легонько поддев меня за нос костяшкой указательного.

В тот миг я не поняла ни серьезности этих слов, ни того, что ее вызвало. Единственное, что тогда было важно – спокойствие. Густое и горячее, как шоколад, который я обожала пить зимой, оно обволакивало со всех сторон, растворяя тревогу и плавя неуверенность, дергавшую меня последнее время из стороны в сторону.

– Что у нас тут… – Дан тем временем изучал список моих желаний. – Столичный карнавал «Цветов и масок» во Флегансии? Пятидневное празднество уже началось, думаю, мы сможем отправиться туда после церемонии.

– Правда? – Подброшенная восторгом, я больно ударилась локтем об стол, попутно слушая звенящую какофонию посуды. – То есть… Благодарю повелителя за оказанную честь, – выдавила я, чувствуя, как краснею и сдерживая желание потереть ушибленное место.

– Не стоит, – качнул головой Дан, касаясь моего локтя и прогоняя боль точно так же, как до этого нервозность.

– Благодарить? – не поняла я, потому что мужчина выглядел слишком серьезно.

– Прятать боль передо мной, – уточнил Дьявол.

– Но наставница Варейн говорит, что проявлять слабость перед собеседником, принадлежащим к знати…

– Я не принадлежу к знати, – он дернул краешком рта. – Это знать принадлежит мне.

Я потупила взгляд, понимая, что допустила серьезнейшую ошибку, за которую, будь здесь мастер этикета, одними фарфоровыми чайниками и фолиантами на голове бы не отделалась. Приравнять самого Карателя к знати! Пожалуй, это до сих пор одно из немногих воспоминаний, думая о котором, я испытываю стыд как в первый раз.

– Ах, юность, – усмехнулся Дан, дотронувшись до моих горящих щёк. – Мастер Варейн совершенно права, размышляя о любой слабости, как о мишени, куда обязательно попробуют ударить – сразу или дождавшись более подходящего момента. Однако, смею справедливо предполагать, что беседа со мной совершенно другой случай.

– Потому что… для тебя любой собеседник изначально слабый, да? – неуверенно предположила я.

Мой прекрасный господин расхохотался, облокотившись на стол и опустив голову на тыльную сторону руки. Я улыбнулась, расцветая от его смеха, как цветок, раскрывающийся навстречу солнцу. Не то что бы я когда-либо видела себя шутом подле Дьявола и старалась рассмешить его намеренно, но неосознанное желание улучшить его настроение было со мной с самого детства.

Чем старше я становилась, тем отчетливее понимала значение Садов времен для Дана. В этой резиденции он по-настоящему отдыхал от всего, что несли Верхнее и Нижнее Подземья, а глубокий вздох Карателя на первом шаге по дорожке с каждым разом все больше напоминал попытку вытолкнуть из себя смрад и гарь чужих грехов и интриг.

– О нет, моя радость, не поэтому. Понимая свое положение и недостаток сил, мои собеседники, как правило, пытаются компенсировать это хитростью, честным обманом и толикой дерзости, – подмигнул мне Дан, выпрямившись.

– Как понять «честный обман»? – я сморщила лоб, стараясь разгадать смысл этого оксюморона.

– Честный обман – это когда кто-то говорит правду, но вовсе не по той причине, о которой сообщает. Допустим… – Дьявол лукаво прищурился. – Ксена смотрит, как долго ты выбираешь одежду, и говорит, что тебе идет синее платье. Это правда, ты хорошо смотришься в синем платье, но сказала она это не потому, что хотела сделать комплимент, а для того, чтобы ты скорее закончила одеваться. И если ты узнаешь эту причину…

– …то почувствую себя обманутой, – понятливо продолжила я.

– Это не единственная разновидность такого обмана. Иногда собеседник выворачивает правду, подменяет хронологию фактов, искажает крохотную деталь, но она полностью меняет картину. Чем искуснее собеседник обращается с правдой, тем коварнее его замысел.

– А как распознать такой обман? – жадно спросила я.

– Ты еще дойдешь до этого с наставницей Варейн, когда станешь немного старше и научишься у меня нескольким полезным вещам, – улыбнулся Дан, намотав на палец прядь моих волос. – Прежде всего, никогда не отмахивайся от подозрительности и всегда помни, что тех, кто гонится за выгодой гораздо больше тех, кто по-настоящему беспокоится о тебе.

Как следует, раз и навсегда, я выучу этот урок немного позже, под истошные вопли и запах горелой плоти, среди которых закончится мое детство.

* * *

Я помню, как Ксена нервничала, собирая меня перед церемонией. Изящные пальцы возились с плетениями прически дольше обычного, бонна хмурилась так, как всегда запрещала мне, то и дело поглядывала на меня через зеркало и порывалась разгладить несуществующие складки на простых черных одеждах. Удивительно, но, чем больше она беспокоилась, тем меньше волнения испытывала я, словно женщина забирала его себе.

– Ксена, я выдержу омовение. Правда, – встретила я ее взгляд в отражении. – Обещаю.

– Конечно, выдержите. Я не ожидаю от вас ничего другого, моя госпожа, – кивнула бонна, пряча в длинную косу последние пряди.

– Тогда почему ты боишься? – нахмурилась я.

Благодаря шести годам ежедневного общения я хорошо знала Ксену. Думаю, даже лучше, чем она тогда могла представить. Видя только худшее от родителей в первые годы своей жизни, я всегда по-особому ценила и чувствовала тех, кто относился ко мне с теплотой и искренней заботой.