Дни до отъезда пролетают совсем незаметно. Все по плану: работа, магазины, дом, дача, снова магазин и дом. Быстренько проверить, чтобы запас продуктов был, котлет нажарить, борща на три дня сварить, а остальные дни, дорогой, либо сам, либо к маме. Хочешь первого на неделю? Я могу, но ты же не станешь есть всю неделю один борщ? Вот и я про то. Ну, ты же у меня и сам умеешь. Вот и славненько. Так, что еще? А, рубашки поглаженные в шкафу, носки-трусы на полке. С запасом. Все, вроде теперь все. Да, звони, и я тоже буду. Все, поехали, а то опоздаем на поезд. Целую, не скучай, водки много не пей… шучу, шучу, пока! Долго-долго помахать в окно, пока поезд медленно тащится вдоль перрона. Ну, все, поехала. Можно оглядеться, кто тут у нас в купе.

Приятная ухоженная женщина неопределенного возраста, значит, лет пятидесяти. Еще одна молодая, лет двадцати пяти-двадцати семи. И мужчина лет шестидесяти. Крепкий. Подвижный, я бы сказала даже спортивный. Неплохо. Если ему шестьдесят, значит мне лет сорок. Настраиваемся…. Взгляд уже умный, но еще не усталый, с вопросами первой не вылезать – уважаю желание помолчать, но, поймав взгляд, улыбнуться спокойно и приветливо – к общению готова. Пока все молчат. Все понятно, думы еще о доме и о незавершенных делах. Так будет до тех пор, пока проводник не соберет билеты. Собирая билеты, проводник, сам того не осознавая, как будто проводит черту, отделяя уезжающих от оставшихся. Как будто показывает: все, назад пути нет, это свершилось, вы уехали. У-е-ха-ли! Понятно? Мысли странным образом переключаются с прошлого на будущее. С итогов на планы. Но поскольку планы еще туманны, осуществление их начнется только через несколько часов, дней – смотря сколько вам ехать – то вы остаетесь только в настоящем. Что оставили – не вернуть, что впереди – не ускорить. И начинается общение в настоящем. Если вы, конечно, умеете общаться. И если вас не гложет беда, или вы не больны. Но это, честно говоря, редко встречается в дороге. В основном люди общаются. Главное – начать. Если хотя бы один человек в купе умеет общаться, то вовлекаются в это общение все. Опять же за исключением тех, у кого беда или болезнь.

– Ваши билеты, пожалуйста, – проводник заглядывает в открытую дверь.

Легкое оживление, все начинают двигаться, достают билеты, даже улыбаются, как будто проснулись, встрепенулись или вырвались из плена тяжких дум. Самое время начинать общение. И поговорить либо о погоде – за окном красивый огненный закат, к какой это погоде? И не знаете ли, что нас ждет в пункте назначения? Дождик не обещали? Слава богу, а то я зонт брать не стала… и так далее и тому подобное. Или о чае: не знаете, чай когда будет? А утром дают? Давно не ездила в этом направлении, прибываем ведь рано утром? Впрочем, нас, наверное, покормят завтраком в гостинице. Да, еду на семинар. А вы? По делам или отдыхать?…

Вы не подумайте, это я не продумываю сейчас свое поведение и не мучаюсь выбором темы, это заготовки на все случаи жизни. Это где-то внутри. Иногда и довольно часто даже, не я и начинаю разговор, просто поддерживаю чью-либо инициативу. Все зависит от обстоятельств.

– Здравствуйте, – не успел проводник исчезнуть из проема нашей двери, как в нем появился молодой мужчина. Рекламщик, что ли? Продает что-то, наверное. Тоже неплохая тема для обсуждения.

– Привет, проходи, – кивает наш мужчина, – милые дамы, не возражаете, если мой сын посидит с нами? Мы так давно не виделись…

Сын? Неожиданный поворот.

– Конечно-конечно, – не возражают «дамы», – пожалуйста.

Чуть сдвинувшись, они освобождают место для парня. Итак, нас теперь пятеро. Нормально. Мужчины в женской компании лишними не бывают. Тем более такие интересные. Я разглядываю сына нашего мужчины. Нашего… быстро я его в собственность обратила. Впрочем, я же не подумала «моего». Нашего – это значит из нашего купе. Итак, расстановка сил и расположение частей. Я у окна, рядом со мной пятидесятилетняя женщина, напротив нас у окна же женщина, которая молодая, по середине наш мужчина и рядом с ним, уже почти у двери, его сын. Ему лет тридцать, тридцать-пять. Высокий, спортивный, как и папаша, кстати, они похожи, видно, что родственники, очень симпатичный. Карие глаза, темные волосы, наверное, вьются, но довольно коротко пострижены. Широкие плечи, веселый взгляд…. Что-то душновато в нашем купе как-то, губы прямо пересохли, хоть и дверь открыта.

– Давайте знакомиться, – неожиданно предлагает наш мужчина, – меня зовут Алексей Юрьевич.

Он явно в хорошем расположении духа, и есть что-то трогательное в том, как он смотрит на сына. Похоже, они и правда давно не виделись. Хотя это странно. Едут из одного города.

– Я Иван, соответственно, Алексеевич, – улыбается парень, – но меня можно просто Иван.

– Даша, – представляется молодая женщина. О, она чуть зарделась и довольно кокетливо, хоть и робко, посмотрела на Ивана. Ну, в общем, понять ее можно. По возрасту он ей подходит, да и она ему тоже. Из нас троих только она.

– Зинаида Васильевна, – быстрый взгляд на Алексея Юрьевича. Да, все правильно. Представление – это как бы и расстановка приоритетов. Первые, так сказать, ходы в многоходовой шахматной партии. Или войне, как посмотреть. Зинаиде Васильевне Иван не по возрасту, да и не по интересу, потому что совсем бесперспективно.

Моя очередь сделать ход. Мне нужно мгновение, чтобы решить. Это мгновение я беру себе сама, чуть улыбнувшись и обведя всех легким взглядом.

– Ирина Александровна.

Ход, наверное, правильный, потому что удивление я вызвала. Они не поняли, сколько мне лет. Выгляжу я неплохо, как я уже говорила, одеваюсь современно: на мне узкие голубые джинсы по бедрам, стильная тенниска, дорогие белые кроссовки. А представляюсь по имени-отчеству. Правильный ход, за который я вознаграждена удивленно-заинтересованным взглядом Ивана и одобрительным кивком Алексея Юрьевича.

– Милые дамы, у нас есть шампанское, – опять неожиданный поворот, – если вы нам составите компанию – мы будем вам очень признательны.

Вот что значит человек, мужчина старой закалки! Все вежливо, красиво, интеллигентно.

– Шампанское? – это Зинаида Васильевна принимает подачу, – а по какому поводу? – И одобрительная улыбка, чтобы не подумали – не дай бог! – что она против.

– Повод есть. – Алексей Юрьевич достает шампанское и попутно весело объясняет, – во-первых, за знакомство, а во-вторых, мы с сыном давно не виделись, а тут ….

Он коротко объясняет, что Иван был в длительной загранкомандировке, больше двух лет. Вот вернулся, сразу приехал к отцу, и теперь они едут к нему. Погостить, так сказать. Ну что ж, повод достойный. Зинаида Васильевна со смешной хозяйственностью лезет в свою сумку:

– А у меня закуска. – И достает… вареную колбасу.

Я не выдерживаю:

– Аккурат к шампанскому, – стараюсь сказать это весело, необидно.

Вроде получилось, потому что Зинаида Васильевна не обижается:

– Так поесть-то все равно нужно, – говорит она. Все правильно, мужчинам в этом возрасте нужна заботливая хозяйка. Ход правильный, но стандартный. Если рассчитывать на стандартного мужчину, то сработает. Опять же если не перебьет какая-нибудь молодка оригинальным броском. Но я пока еще не решила, на ком из мужчин я остановлюсь.

– А у меня есть сыр, – это Даша тоже лезет в сумку.

– Это уже ближе, – одобряю я. Неплохо, Дашенька. Сыр, если особенно какой-нибудь приличный, вполне положительный штрих. И еда, и довольно интеллигентно, не вареная колбаса. Имеется в виду к шампанскому, конечно. Если бы была водка, то лучше колбаса и огурчик соленый. Сыр к водке прозвучал бы безвкусицей.

– А Вы, Ирина Александровна, к шампанскому предпочитаете шоколад? – Иван подчеркнуто вежлив и почти официален, – или клубнику?

Я перевожу на него взгляд. Душно у нас в купе, губы все время сохнут, и лицо горит. И не только у меня, как я замечаю – у Ивана тоже щеки чуть лихорадочные. И у Даши. Еще и не выпили, а уже раскраснелись.

– Лучше шоколад.

Я не объясняю, что от клубники много отходов и аллергия. Да и незачем объяснять. Объясняешь, как будто оправдываешься. А простая фраза из двух слов, да еще произнесенная с правильной интонацией, чуть вопросительно-ожидающей, дескать, я-то знаю, чего хочу, а вот вы, дорогой товарищ, спросили просто для поддержания разговора или готовы исполнить любую прихоть? Эта фраза – маленький тест.

– Шоколад, так шоколад. – Иван совершенно спокоен. Он поворачивается и достает из сумки большую плитку шоколада. Незнакомая какая-то марка. Я не могу сдержать одобрительной улыбки:

– А если бы я запросила клубнику? – я спрашиваю как бы про себя, с интересом, причем совершенно искренним, рассматривая обертку шоколада. Ответа я вообще-то не жду, ему можно просто засмеяться: повезло, так повезло. Но Иван неожиданно отвечает:

– Так ресторан же есть.

– А если там нет? – глупый, неправильный ход, я понимаю это сразу, но слово – не воробей. Почему неправильный? Потому что очень откровенно показывает, что тебе приятно, что он готов что-то сделать для тебя. И навязчиво предлагает продолжить тему ухаживания. А это крайне вредно – навязываться.

– Слишком много «если», – неожиданно смеется Иван. – Проблемы нужно решать…

– По мере…, – киваю я.

Пока мы разговаривали, Зинаида Васильевна и Даша накрыли, да что там «накрыли» – сервировали стол. Молодцы, женщины. Правильные. Пластиковые стаканчики, аккуратно нарезанная колбаса, сыр, кстати, в меру приличный, хлеб, зелень, огурцы, помидоры, шоколад и несколько дорогих конфет. Похоже, Дашиных. А Алексей Юрьевич умело открыл шампанское.

– Первый тост – за знакомство! – весело провозглашает он.

Пока мы пьем шампанское, очень даже хорошее, мне нужно все-таки определиться. Нет, можно, конечно, и двоих сразу приручить, по крайней мере, попробовать. Потому что выбрать трудно. Давай проанализируем. Алексей Юрьевич, конечно, мне больше подходит. Что уж там не говори, но мне не …. В общем, я не Даша. Иван, может, этого и не знает, мужчины в этом плохо разбираются, но я-то в курсе, как говорится. И все равно сейчас слово за слово, что-то о себе рассказывать придется, и если через часа два выяснится, что я намного его старше, а я тут стрелять глазами буду и всячески его поощрять и завлекать, то потом это будет… смешно. И некрасиво. Старая перечница на молодого загляделась. И Дашенька с торжествующей улыбкой уведет его прямо у меня перед носом. Проигрывать я не люблю. И никогда не проигрываю. Знаете почему? Потому что играю мастерски. Если партия проигрышная с самого начала, я в нее и не ввязываюсь. Не могу же я всем нравиться. С возрастом и опытом это понимаешь все отчетливей, учитываешь уже и возрастной ценз, и социальное положение. Значит… Алексей Юрьевич. Я еще раз осторожно взглядываю на Ивана, как бы мысленно прощаясь. Нет, я с ним тоже буду разговаривать, смотреть, улыбаться, но все это будет не для него. И опять чувствую какой-то комок в горле. И хочется снова облизать пересохшие губы. Боже ж ты мой, да он мне нравится, похоже! Этот мальчик? Да ты с ума сошла. Быстренько переключаемся на папашу. Тем более что он очень даже ничего. Простите, Зинаида Васильевна, но Вам тут не светит.

Время пролетает совсем незаметно. После шампанского на столе появилось вино, откуда-то еще появилась совсем другая колбаса и совсем другой сыр, я даже не заметила, откуда все берется. Помнится, что-то там мы пролепетали часа через два после начала нашего застолья о том, что надо бы скинуться денежками, но мужчины были категоричны: мы, мол, проставляемся, у нас, мол, повод, а вам, милые дамы, мы благодарны за участие, поскольку ваше присутствие создает нам настоящий праздник. Ну и спасибо.

Мне очень хочется рисовать. Я прямо вижу свой рисунок: вагонное окно, и размытые силуэты пассажиров. Кто-то расслаблен, кто-то подался вперед, кто-то взмахивает рукой, объясняя или доказывая что-то, кто-то задумчиво подпирает голову. На столе бутылка и пластиковые стаканчики. Лица нечетки, силуэты в движении и все на фоне пролетающего мимо темного леса. И название: «Пролетающие мгновения». Или «Пролетающая жизнь». Я это нарисую. Если картинка возникла в моей голове, она будет и на бумаге. Картинки часто возникают – иногда конкретные, которые я увидела где-то, но чаще просто вымышленные образы. Можно было бы даже сказать «видения», если бы я не боялась показаться сумасшедшей. В общем, что-то возникает в голове, и я рисую. Просто рисую, для себя, но как это ни странно, их выставляют. Рисунки мои. И даже покупают. Я этим не занимаюсь, этим занимается моя сестренка. Это она договаривается об участии в выставках, это она посылает мои работы в какие-то журналы и издательства, это она оформляет все необходимые документы и бумаги. Я благодарна ей чрезвычайно, потому что сама этого не сделала бы никогда. А так мне приятно. По первости я предлагала ей все гонорары делить пополам, но она отказалась. Я настаивала – она обиделась. Тогда с каждого нового поступления денег я стала покупать ей и ее семье подарки. Это было приятно, но обременительно, потому что придумывать становилось с каждым разом все труднее, да и некогда мне по магазинам бегать. К счастью, Галинка все поняла, и теперь мы честно делим гонорары пополам. Не то чтобы большие деньги, но на мелочевку хватает.

– Ирина Александровна, вина или шампанского? – Алексей Юрьевич смотрит на мой опустевший стаканчик и улыбается. Он, конечно, уже мой. На этот вечер целиком и полностью. Но, надо отдать ему должное, ведет себя на редкость стойко и прилично. Разговаривает со всеми, улыбается Зинаиде Васильевне, не забывает подлить вина и ей, и Даше. Но в том, как он смотрит на меня, как вдруг теплеет его взгляд, когда мы встречаемся глазами… ошибиться нельзя.

– Вина, – я пододвигаю ему свой стаканчик, – и может, мы немного приоткроем дверь? Душновато у нас…, – я улыбаюсь. Дверь мы закрыли перед тем, как откупорить шампанское. Пить-то вообще-то в поездах вроде как сейчас нельзя….

– Да, тепло, – весело соглашается Алексей Юрьевич, – но можно сходить проветриться, в коридоре должно быть прохладно….

Вот и первый звонок. Но не успеваю я согласиться или отказаться идти «проветриваться», а это значит, по мнению мужчины, побыть наедине и возможно поцеловаться, чего я вообще-то не делаю никогда, но он-то этого не знает, в общем, не успеваю я и слова сказать, как Иван, не прерывая своего разговора с Дашей…, а они, кстати, уже сидят рядом. Я не сказала? Да, при каком-то очередном движении, когда появлялась другая колбаса и вино, они незаметно переместились: Алексей Юрьевич оказался у окна, а Даша – посередине, между ним и Иваном. И компания незаметно, совсем-совсем незаметно поделилась на две группки. Условные, условные! Мы продолжаем общаться все вместе, но… группами. Одна группа – это Алексей Юрьевич, Зинаида Васильевна и я, и другая – это Иван и Дарья. Жаль, что не Марья: точно по классике бы было. Так вот, Иван, не прерывая своего разговора с Дашей, приоткрывает дверь, и из коридора в купе проникает свежий, действительно прохладный воздух.

– Ой, хорошо-то как! – искренне восклицает Зинаида Васильевна, – здесь и правда было очень душно. А мы привыкли и не замечаем…

– Ну как же не замечаем, вон все как раскраснелись, – смеется Алексей Юрьевич.

– Действительно нужно сходить проветриться, – чуть кокетливо говорит Зинаида Васильевна, – да и размяться немного.

– И покурить, – Даша смотрит на Ивана, она весела и как-то даже, я бы сказала, раскрепощена, – а то с вами так и курить бросишь.

Но Иван просто смеется. И тут начинает происходить непонятное движение. Первой встает Зинаида Васильевна, и неожиданно обращается к Алексею Юрьевичу.

– Пойдемте, проветримся, Алексей Юрьевич, пусть молодежь без нас выпьет.

Разочарование, мелькнувшее в глазах мужчины, тронуло меня до глубины души и рассмешило одновременно, но я… я не рассмеялась, я поощрительно, с пониманием и чуть обещающе улыбнулась, поймав его взгляд. Дескать, иди, обязательно иди, чтобы потом никто никого не заподозрил. А у нас с тобой еще все впереди. И он встает.

Даша, взглянув на меня заговорщицки, предлагает:

– Пойдем, покурим?

Я улыбаюсь с подчеркнуто-явным разочарованием:

– Не курю.

– Это правильно, – покровительственно и радостно говорит Даша, доставая сигаретную пачку из сумочки, – правильно. – И она поворачивается к Ивану, – пойдем?

– Я, Дашенька, тоже не курю, – неожиданно произносит Иван, – иди, – он мягко улыбается, – только возвращайся быстрее.

И опять разочарование, теперь в глазах Даши. Смягченное, правда, его словами и его интонацией… о, боже мой, точно такой же, как мой взгляд: поощрительно-понимающий и многообещающий: иди, дескать, у нас еще все впереди. И тут я не выдерживаю: я начинаю смеяться. Слава богу, все ушли, в смысле все, кто не играет в эту замечательную игру. А Иван, он тоже начинает смеяться. Мы хохочем секунд тридцать, потом он резко пересаживается на мою полку и привлекает меня к себе. Вино, пустое купе, и ощущение близкого по духу человека, сыграли злую шутку: я отвечаю на его поцелуй. Все-таки флирт – опасная игра. Можно и заиграться. В какой-то момент я выныриваю из волшебства запретного поцелуя и смотрю на Ивана. У него странный взгляд: озадаченный и затуманенный. Боюсь, что и сама выгляжу чуточку растерянной. Я прикрываю глаза и, смеясь, шутливо отталкиваю его:

– Сумасшедший.

Он смеется довольным, но тоже слегка растерянным смехом и послушно пересаживается обратно на свою полку.

Мы молча смотрим друг на друга. Неожиданный поворот. И все бы ничего, но целоваться – это я зря. Но елки-палки, как оказывается, это приятно – забытое ощущение новизны. Или он так целуется, что забываешь обо всем? Но он же совсем мальчик по сравнению со мной. Да, зря это я, зря. Одно вдохновляет: завтра рано утром мы расстанемся и вряд ли когда встретимся, тем более что и живем в разных городах в восьмистах километрах друг от друга. Это утешает.

А Алексея Юрьевича я больше поощрять не стану. Все-таки это свинство – целоваться с сыном и давать надежду отцу. Пусть даже на несколько часов.

Даша возвращается первой. От нее немного пахнет дымом, но дверь у нас открыта, поэтому ощущается не очень. Вслед за ней подтягиваются и Алексей Юрьевич с Зинаидой Васильевной. Они спокойны, разве чуточку разочарования в интонациях женщины я углядела: значит, не целовались. Ну что ж, это не каждому дано.

– Ну что, еще по глотку? – довольно бодро предлагает Алексей Юрьевич.

– Да, давайте, да и пойду я, – Иван довольно демонстративно глядит на часы, – ого! Уже три часа, а завтра ранний подъем.

Мы выпиваем, и Иван поднимается:

– Всем спокойной ночи, завтра увидимся.

– До завтра, – Зинаида Васильевна прощается вежливо и без интереса, ей все равно, ее интерес остается здесь, на соседней полке.

– Пока, – чуть ожидающе произносит Даша. Она не очень понимает, что произошло здесь в ее отсутствие, и, конечно же, надеется на утро.

– Спокойной ночи, – улыбаюсь я. В моей интонации усмешка. Дескать, спи спокойно, дорогой товарищ, если сможешь.

Иван чуть ухмыляется в ответ и уходит. Даша молча и быстро забирается на свою верхнюю полку и отворачивается в стене. Понятно, думать будет и мечтать. Зинаида Васильевна расстилает свою постель, а Алексей Юрьевич деликатно выходит в коридор, чтобы дать нам возможность улечься. Зинаида Васильевна действительно укладывается, а я, взяв сумочку и полотенце, выхожу в коридор. Алексей Юрьевич стоит около окна. Обернувшись на звук открывающейся двери, он чуть ожидающе смотрит на меня. Он тоже не понял, что произошло, и ждет продолжения. Но я улыбаюсь чуть отстраненно:

– Можно уже входить.

И прохожу мимо. Обернувшись, как бы невзначай, в конце коридора вижу, как он входит в купе. Вот и славно. Хуже, если бы стал дожидаться, пока я пойду обратно. И бессмысленно, и репутация, как вы понимаете. Я выхожу в тамбур…. Этого, конечно, нужно было ожидать, но я как-то была не готова. В тамбуре, прислонившись к стене так, что его не видно из коридора, стоит Иван. Он молча хватает меня за руку и буквально силой вытаскивает во второй тамбур, тот, который уже на проходе в соседний вагон. Не говоря ни слова, он снова начинает меня целовать. Я отбиваюсь, хоть и не очень яростно, но упорно.

– Иван, прекрати.

– Ирина Александровна, почему?

Это звучит забавно: по имени-отчеству, на вы…

– Это опасные игры….

– Так и хорошо, с адреналинчиком…

Я смеюсь и уворачиваюсь:

– Все, Иван, перестань.