Глава 3. Подполковник Захарчук

– Димо-о-о-он!

Громкий крик, усиленный бетонными стенами подвала, буквально вырвал Диму из сладких объятий сна. Еще не открыв глаза, он начал нашаривать около себя штаны.

– Черт, опять на службу проспал, – сонно пробормотал он.

– На какую службу? – простонала такая же сонная Елена. – Ты вчера с дежурства пришел.

Зорин замер. А ведь действительно. Секунду он размышлял, мог ли он проспать трое суток подряд, отмел эту версию как несостоятельную и мигом озверел.

– Я щас этому шутнику рога пообломаю!

Голос «шутника» он узнал сразу. Егор, чтоб его!

В коридоре скрипнула дверь.

– Ты чего шумишь?!

Визг возмущенной бабы Ани по децибелам превысил крик самого Егора. Дмитрий услышал, как в соседних каморках стали ворочаться и сердито бормотать люди.

– Я тя спрашиваю, че вопишь? – разошлась баба Аня. – Ты вообще кто такой? Выметайся, чтоб духу твоего здесь не было немедленно, не то милицию позову, будешь знать, как людей честных спозаранку будить воплями своими…

Зорину стало смешно. Злость на старого друга сменилась жалостью. По личному опыту Дима знал, что баба Аня, ежели разойдется, может на одном дыхании чехвостить оппонента минуты две без перерыва и ни разу не повториться. Ну, ничего. Будет теперь знать, как в Димкином подвале шуметь, даже если очень надо. За спиной раздались тихие всхлипы. Зорин обернулся. На матрасе, укрывшись одеялом, сидела Лена и тоже, прижав ко рту кулачок, хихикала. Досаду у обоих как рукой сняло. Дима приложил к губам палец и подошел к двери. Немного приоткрыв ее, он стал наблюдать за разворачивающейся перед ним сценой.

Посреди коридора, спиной к Дмитрию, уперев руки в боки, стояла баба Аня – полтора метра чистого гнева. Над ней, примирительно выставив раскрытые ладони и потихоньку пятясь назад, возвышался Егор, который, впрочем, с каждым новым криком бабы Ани, казалось, становился все меньше и меньше.

– Тише, тише, бабушка…

Дима с Леной прыснули еще сильнее. Они оба знали, что после слова «бабушка» жить Егору осталось минуты три.

– БАБУШКА?!!!

От этого крика с соседних крыш попадали на землю засохшие трупики голубей и треснуло стекло на четвертом этаже.

– Я ТЕ ПОКАЖУ – БАБУШКА!!! Я тя запомнила, бандит проклятый. Я тя щас в полицию сдам! Я на тебя такое заявление накатаю, тебя ни в одну тюрьму не возьмут, расстреляют тут же, чтоб небо это чистое не коптил! Я тя…

Но Плахов, видимо, уже понял, что конца этому монологу не будет. Вытянувшись во весь рост, он громко, по-строевому гаркнул:

– Молча-а-а-ать!

Баба Аня захлебнулась собственными словами. Давненько с ней так никто не обращался.

Дмитрий повернулся к жене и удивленно кивнул, мол, могет же, когда хочет.

Егор же, воспользовавшись секундной заминкой, уже тише сказал:

– Тихо, ба… женщина, полиция уже здесь. – Он развернул свои корочки и показал бабе Ане. – Я из полиции.

Баба Аня с минуту близоруко всматривалась в протянутый документ, а затем расплылась в добродушной улыбке. Полицейских она уважала.

– Сынок, что ж ты сразу не сказал, что ты защитник наш. Хорошо, что пришел. У меня к тебе дело есть.

Она подхватила Плахова под локоть и мягко потащила по коридору.

– Повадился тут в наш подвал один ханыга. Мы-то его все знаем, живет в соседнем подвале. Но как напьется, так к нам лезет. Наутро говорит – мол, путает постоянно. А я думаю, что он это ко мне приходит. Приходит и снасильничать желает. Ты уж, сынок, сделай с ним что-нибудь. А то я уж за себя сильно переживаю.

Из соседних каморок послышались смешки. Видимо, все жильцы, в том числе и Дима с Леной, представили себе эту картину.

Егор сделал лицо, как на советских плакатах, изображавших образцовых милиционеров прошлых лет.

– Не волнуйтесь, гражданка. Это дело взято под мой личный контроль. Сердечно благодарю вас за своевременный сигнал.

От таких слов баба Аня растеклась по стенке сладкой патокой. Еще немного, и она, казалось, усыновила бы Егора и переписала бы на него все свое имущество.

– Да что ж ты, сыночек…

– А теперь, гражданка, – тем же протокольным голосом продолжил Плахов, – покажите мне, где здесь проживает Дмитрий Зорин. Он мне нужен для очень важного расследования.

«Ну, все, комедия кончилась», – подумал Дмитрий.

Он нарочито громко распахнул дверь и вышел в коридор. Ругаться на Егора больше не хотелось.

– Я здесь. Здравствуйте, Анна Григорьевна.

На лице Плахова отразилось явное облегчение.

– Доброго утречка, – защебетала баба Аня. Ей нравилось, когда ее называли по имени-отчеству. Несмотря на воцарившееся молчание, уходить она не собиралась.

– Анна Григорьевна, – снова обратился к ней Зорин. – Вы позволите? Дело, по всей видимости, секретное.

Баба Аня, скроив недовольную физиономию, отошла, однако недалеко. Даже со своего места Дмитрий и Егор могли видеть торчащее из-за ближайшего угла ухо.

– Пошли отсюда, – прошептал Плахов, – Михалыч вызывает.

– Какого черта, – так же тихо зашептал Дима, – вчера ж с патруля только вернулись?

– Пошли, по дороге объясню. Мне здесь как-то неуютно. – И громко добавил: – Я вас на улице подожду, товарищ сержант.

Зорин кивнул и направился к своей двери. Было слышно, как Егор в спешке удаляется прочь под просьбы бабы Ани:

– Ты уж, сынок, про меня не забудь. А то ж снасильничает.

Дмитрий зашел к себе в каморку. Лена стояла уже одетая и вопросительно смотрела на него.

– Идти надо, – ответил он на незаданный вопрос. – Михалыч, говорит, вызывает. Случилось чего-то.

– Они там у вас не оборзели? – недовольно поинтересовалась жена.

Зорин пожал плечами.

– Может, и оборзели. Но что делать? Ладно, может, вернусь скоро.

Когда Дмитрий наконец вышел из подъезда, Егор раскачивался на чудом уцелевших во дворе качелях. Увидев командира, он, как пацан, на ходу соскочил с них.

– Ну, у тебя и охрана в подвале, – восхищенно сказал он. – Никакой полиции не надо.

Они вышли на проспект Ленина.

– Ты, главное, начальству нашему о ней не говори, – продолжал разглагольствовать Плахов. – Нет, ну ты представь. Соберут по городу с десяток таких вот баб Ань, выставят на посты – и амба. Не нужны мы будем с тобой никому. Будем на лавочках сидеть, семечки лузгать и соседских девчонок проститутками называть.

– Так где ж их сейчас взять? – пробормотал Зорин.

– Кого? – не понял его Егор. – Проституток? Дык ты только скажи…

– Да нет. Семечки.

Некоторое время шли молча, разглядывая покрытое тучами небо.

– Так что случилось?

– А пес его знает. Прискакал посыльный, ну, этот, молодой, с веснушками. Сказал, мол, срочно всю нашу группу к Михалычу. Подробности там расскажут.

– А чего к тебе первому пришли? Чего не ко мне?

Друг пожал плечами.

– Видимо, я ближе был. Ему велено было всех обежать. Он после меня хотел к тебе, а я сказал, что сам. Он к другим понесся. – И через секунду добавил: – Лучше бы он к тебе пошел.

– Ох, нехорошие чего-то у меня предчувствия.

На подходе к РОВД навстречу им на всех парах пролетел черный тонированный «Хаммер».

– Ну, вот и предчувствия, – констатировал Егор.

– Реактивные.

Теперь точно стало понятно, что хорошего ждать не приходится. И что Дмитрий, скорее всего, домой сегодня не попадет.

– Если кипеш из-за них, то бодяга надолго, – подтвердил его догадку друг.

Вся группа уже сидела на ступеньках РОВД. При приближении командира они встали. Зорин поочередно поздоровался со всеми за руку.

– Здорово, командир. Чего происходит? – озвучил общую мысль Витя, самый массивный из них, отвечающий за пулемет «Печенег».

– Все в сборе? – Дмитрий оглядел присутствующих. – Вот сейчас мы это и узнаем. Вы хоть постройтесь для вида, что ли.

Первое, что бросилось в глаза, когда отряд, пройдя необходимую процедуру обработки, вошел в помещение самого РОВД, – тяжкая атмосфера всеобщей подавленности. Впрочем, такое наблюдалось всегда после визита высокого начальства. Было понятно, что местным боссам только что накрутили хвосты, а те в свою очередь сейчас начнут крутить всем остальным. И не обязательно хвосты.

Мимо пробежал отряд, полностью экипированный для дальнего рейда.

– Ох, чует мое сердце, что и нам это предстоит, – простонал Плахов.

– Посмотрим. Не паникуй раньше времени, – ответил Зорин, хотя в душе был согласен с товарищем.

Поднявшись на третий этаж, они остановились перед дверью с надписью: «Начальник Томского отдела охраны правопорядка Захарчук Николай Михайлович». Дмитрий всегда полагал, что можно было бы и покороче. Но, как говорится, начальству виднее.

– Ладно, – сказал он, повернувшись к отряду, – я к руководству, а вы стойте здесь. Егор, со мной пойдешь.

Кабинет главы томской полиции на первый взгляд не производил особого впечатления. Местами обшарпанные стены, давно не беленный потолок, тяжелые пыльные портьеры на окнах свидетельствовали о том, что хозяину помещения плевать на комфорт и показушность. Однако отдельные предметы роскоши в нем все же присутствовали. Тяжелый стол из красного дерева на толстенных ножках с множеством вместительных ящиков, кожаное кресло под стать ему, массивный металлический сейф с гербом СССР на дверце. Ну, и еще огромная хрустальная люстра под потолком.

Все это досталось Захарчуку от предыдущего хозяина кабинета, который заседал здесь еще до Катастрофы и носил звание генерал-майора. И Николай Михайлович оставил эти вещи себе отнюдь не из-за огромной любви к роскоши и удобству. Так получилось, что, несмотря на всеобщую нужду и тотальный дефицит, эта некогда дорогая и недоступная для многих элитная мебель оказалась на фиг никому не нужна. Поначалу Захарчук чуть ли не всем подряд предлагал забрать «функциональный стол» и «очень удобное кресло», но потенциальные покупатели, едва увидев перед собой два центнера красного дерева и кожаной обивки, мигом меняли свое мнение и убегали искать для себя обычную табуретку или подержанную раскладушку.

Со временем Николай Михайлович смирился, что именно ему придется восседать среди всего этого великолепия. Хотя несомненным плюсом была долговечность мебели. С момента Катастрофы прошло без малого двадцать лет, а стол был все так же крепок, кресло, хоть и порядком потертое, осталось таким же удобным, а старый советский сейф за это время не смог вскрыть ни один слесарь, даже на спор. На этом «роскошь» кабинета начальника Томской полиции и заканчивалась. Угол большого помещения был отгорожен обычным покрывалом, висящим на веревке. За покрывалом располагался низенький топчан, сколоченный из досок лично Николаем Михайловичем. Рядом на стене над эмалированным тазом висел дачный умывальник. Захарчук, человек одинокий, проживал в этом же кабинете.

Порой Захарчук сравнивал себя с оставленной в кабинете мебелью. Жестокое время упорно брало положенное. Глядя в зеркало, Николай Михайлович с усмешкой отмечал появившиеся «потертости» и «помятости». Они с мебелью старели вместе. Но вместе с тем он оставался крепким и несгибаемым, хотя и до жути устал от такой жизни.

Двадцать лет назад сорокалетний подполковник взял на себя организацию правопорядка в охваченном паникой и беспорядками Томске. Взялся с энтузиазмом, твердо поставив перед собой цель сохранить город. Бывший начальник УВД, едва увидев под окнами полиции разъяренную, нетрезвую толпу, моментально положил на стол свои погоны и молча ретировался через черный ход. Насколько Захарчук знал, подобным образом поступили большинство глав силовых и прочих ведомств. В дальнейшем многие из них под давлением реалий, а, возможно, и не перенеся собственной трусости, начали пить и закончили кто в канаве, кто с петлей на шее, а кто и с пулей в голове.