Глава первая

– Вот и переспали… – простонала Нина Витальевна, разбрасывая конечности по смятой простыне.

«Это не страшно, – вяло подумал Каморин, открывая глаза. – Лучше переспать, чем недоесть».

По гостиничному номеру плавали солнечные зайчики, настенные часы показывали без пяти одиннадцать. Ослабевшая от сна память подсказывала, что сегодня долгожданный выходной. И неважно, что до ближайшей субботы еще четыре дня. Выходные разные бывают. Какое же блаженство – спать, когда ничто не довлеет над душой, а рядом женщина, которая нравится…

Промелькнула в паровозном темпе последняя неделя – работа сделана, злодеи арестованы, есть пара дней на отдых. Почти как в анекдоте про Штирлица: «Поздравляем с выполнением задания, разрешаем расслабиться…»

Все было пристойно. Из алкоголя – только шампанское, разрушений нет, за исключением разбросанной посуды и одежды. Женщина – всего одна – Нина Витальевна, незамужняя, бездетная, светлая голова с аналитическим складом ума в звании старшего лейтенанта госбезопасности. Работать с ней было сплошным удовольствием. А теперь, как выясняется, и не только работать…

Он обнял ту часть ее тела, что находилась ближе, закрыл глаза. Хотели погулять по Красноярску, приятно провести время. Ничего, успеют, день только начался…

Олег уснул, спать так спать, расслабленный первые за много дней. Командировка в Красноярск длилась полмесяца. В Москве никто не скучал, не отрывал в нетерпении листочки календаря. Жена ушла два года назад, доведенная бесконечными командировками мужа. Безумной любви там не было. Но сын имелся и теперь проживал в Тамбове вместе с бабушкой и дедушкой по линии жены. Родного сына за последние два года Олег видел вживую только раз – в выстраданном отпуске. Тамбов – не тот город, куда отправляются командированные офицеры Второго главного управления КГБ.

Сибирь – другое дело. Именно здесь ковалась оборонная мощь страны, работали оборонные предприятия, проектные институты, лаборатории. В Новосибирске, Томске, Красноярске…

В последнем из перечисленных городов, на объекте, производящем современные взрывчатые вещества, все было сложно. Утекали не только вредные отходы в Енисей – хотя и их утекало немало, – секретная информация уходила через финское торговое представительство, и дальше – в британскую дипмиссию в Москве. Масштабы утечек впечатляли, и продолжалось это больше года. Действовала банда.

Следственная группа состояла из нескольких человек – столичный командированный и местные товарищи из Шестого отдела УКГБ. Нина Витальевна входила в их число и сразу обратила на себя внимание – не только внешностью. Работать с ней было легко. Да и город понравился.

Работали методично, с нескольких концов, неспешно отсекая подозреваемых. В итоге выявили преступников – целый семейный подряд. Глава семейства (как ни странно, женщина) руководила проектно-конструкторским отделом на предприятии – холодная особа с ледяным взором, перед которой трепетали подчиненные. Супруг трудился инженером на производстве, непосредственно следил, как секретная документация превращается в готовые изделия. Был еще сын – «вечный» студент, доставляющий до адресатов отснятые микропленки. Взяли троицу одновременно, без шума, хотя слушок и пошел. Глава семьи и на допросе держалась с холодком, грозила карами, поскольку имела связи в горкоме. Под тяжестью неопровержимых улик угрожать перестала, замкнулась. Ее мужчины расклеились на первом же допросе, признали вину и умоляли о снисхождении. Ведь советский суд – самый гуманный суд в мире! Мрачно шутила Нина Витальевна: да, уже не вешают и головы не рубят – тихо расстреливают в подвале.

Преступники были полностью изобличены, к работе приступили следователи. Возвращаться в Москву Каморин не спешил. С Ниной Витальевной они были знакомы уже две недели и только минувшим вечером решили лечь в постель. Полночи провели ударно, а вот теперь не осталось сил…

В дверь постучали – довольно громко. Олег подскочил. Ничего себе обслуживание номеров! Те же зайчики плясали по стенам, только минутная стрелка сдвинулась на пятнадцать минут.

Заворочалась Нина Витальевна, разлепила сонные веки:

– Вот черт, муж нас нашел…

– Подожди, – ужаснулся Олег, сбрасывая остатки сна, – ты же все уши прожужжала, что не замужем…

Женщина хрипло засмеялась и уронила голову на подушку. Шуточки у вас, товарищ старший лейтенант! Чуть не повелся!

В дверь снова призывно забарабанили. Руки надо кому-то оторвать! Выражаясь под нос, он отыскал домашние брюки, натянул рубашку (как выяснилось позднее, наизнанку), побрел открывать.

За порогом с миной погорельца мялся товарищ в форме, но без знаков различия. Подобное обмундирование носили чины нижнего ранга областных и городских управлений.

– Товарищ майор? – вымолвил посланник, принимая приличествующую позу. – Каморин Олег Романович? – И, вытянув шею, удостоверился, что постучал в нужный номер.

Нехорошо вдруг стало на душе. То, что выходной насмарку, как и все последующие, еще полбеды. Чувствовалось что-то еще – душное, чертовски неприятное.

– Слушаю, – вздохнул Олег. – Вы не ошиблись. Что случилось? Вскрылись новые обстоятельства?

– Никак нет, это другое… Лейтенант Иноземцев, управление по краю. Вам дважды звонили из Москвы, генерал-лейтенант Константинов. Говорит, очень важно… рискну предположить, это не связано с вашей последней работой. Приказано вас найти и доставить к телефону. Звонили в гостиницу – не дозвонились, позднее выяснилось, что у них коммунальная авария, бульдозерист рыл канаву, случайно перерубил телефонный кабель. Собирайтесь, товарищ майор. Боюсь, что с вещами. Машина у крыльца. Десяти минут вам хватит?

– Пятнадцать, – проворчал Каморин, захлопывая дверь.

Обидно – не высказать. Вот и провел выходные с хорошей женщиной… Чертыхаясь, он вернулся в номер. Нина Витальевна, натянув одеяло до подбородка, сидела на кровати и смотрела с тоской. Сердце защемило, – так не хотелось ее бросать.

– Кто приходил? – Она готова была расплакаться. Понятно по лицу майора, что не горничная.

– Лучше бы твой муж пришел, – проворчал Олег.

– Нет у меня мужа, – убито отозвалась красноярская коллега.

Это уже не имело значения. Он сел на кровать, обнял ее. Законы пакости работают бесперебойно, чему удивляться.

– Да они там совсем охренели?! – вырвался крик души. – Что они себе позволяют?! Работа закончена, дело сдали…

– Прости, это что-то новое. – Он сокрушенно вздохнул. – Надо идти, ничего не попишешь. Постараюсь пораньше освободиться. Я знаю твой адрес, жди.

Но что-то подсказывало, что это пустые слова. И Нина Витальевна все прекрасно понимала. Изменилась в лице, превращаясь в самую заурядную женщину, вцепилась ему в плечо, застонала:

– Не пущу-у…

Трубка перегрелась от начальственного гнева, голос генерала Константинова срывался от волнения. Кабинет начальника местного УКГБ был пуст: хозяин удалился по велению абонента из Москвы, линия связи – защищена.

– Явился, не запылился… – шипело непосредственное начальство. – И где же вас носит, милостивый государь? Я не сильно тебя отвлекаю, майор? Прости покорно, что вынужден ловить тебя по всему Красноярску…

– Но я не понимаю, товарищ генерал-лейтенант… Работа закончена, дело передали следователям, вы лично разрешили воспользоваться накопившимися отгулами…

– Как разрешил, так и запрещаю, – отрезала трубка. – Ладно, извини, – смягчился генерал. – У нас внештатная и крайне неприятная ситуация. Говоря понятным языком – полный абзац. Из колонии в Пермитино сбежали несколько уголовников, в том числе Бугровский.

– Что? – Трубка в руке дрогнула, дыхание перехватило.

– А на каком языке я с тобой разговариваю? – съязвил генерал. – Или слова произношу невнятно? Есть голый медицинский факт: Бугровский сбежал, с ним четверо или пятеро зэков. Перебили при побеге всех, кого могли, – и сгинули в тайге. Вооружены и опасны. Почему так вышло, извини, не доложу. Халатность, разгильдяйство, а возможно, и предательство. Нейтрализовать по горячим следам не удалось. Движутся в юго-западном направлении, больше там двигаться некуда. Местные преследовали, но увязли в тайге. Ночь была, все кошки серы, а тайга огромная…

– Товарищ генерал-лейтенант, да они там не выживут. Колония на отшибе, кругом тайга, до ближайшего жилья порядка ста верст…

– Ну, спасибо, дорогой, – окончательно разозлился абонент, – именно так я и доложу руководству Комитета. Каморин сказал, что не выживут, значит, беспокоиться не о чем. Ты был прав, когда ставил вопрос о переводе Бугровского в другую колонию – без соблазнов и беспокойного соседства. Но что случилось, то случилось. Красноярское руководство уже в курсе – вылетаешь до Каштары, – туда курсируют АН-24, дальше вертолетом. Не позднее обеда должен быть на месте. Там и пообедаешь… если заслужишь свой обед. Зэков ищут, к поисковым отрядам прибыло пополнение, прочесывают тайгу с собаками и вертолетами. Зэки постоянно меняют направление, жгут тайгу, чтобы сбить со следа погоню. Присоединишься к поискам. Старшим, понятно, не станешь, но карт-бланш получишь. Должностные лица из ГУИН – у тебя в подчинении. Лезь из кожи, делай, что хочешь, но Бугровского вынь да положь. Хоть лично его преследуй, мне без разницы. Желательно живым, но согласны и на мертвого. Главное, не дать ему добраться до Аргола, где есть телефонная связь, и теоретически можно дозвониться в Москву. Представляешь, что будет, если он это сделает? Сколько наших и завербованных агентов придется выводить из-под удара? Сколько из них провалится? Он ведь до сих пор не сознался полностью, какие имена знает – за рубежом и в Москве. Тот же Хансен, о котором Бугровский полностью в курсе, – мы же не хотим терять ценные кадры. Кто тогда останется? Это будет катастрофа, майор. А он до последнего над нами издевался, выдавал дозированную информацию… В общем, действуй. Хоть сгинь в тайге, но Бугровского добудь, пока он не натворил бед. Остальные зэки меня не волнуют – пусть за них ГУИН парится. Наша, вернее твоя, задача – Бугровский. Сигнализируй, что правильно понял, майор.

– Понял правильно, товарищ генерал-лейтенант. Вопрос позволите: почему я?

– А ты недогадливый, Каморин. Во-первых, ты ближе всех к месту происшествия. Представь, начнем собирать людей, чтобы отправить их в Красноярск и дальше – по этапу, гм… Во-вторых, ты в теме. Ты лично брал Бугровского, мотался к нему в Пермитино, беседовал по душам. Не чужие люди, так сказать; знаешь, на что он способен, можешь поставить себя на его место. Давай, майор, возражения не принимаются, помни, что время идет, на кону практически все…

К обеду беглецов, увы, не поймали. Связь на борту самолета имелась. Местные товарищи, чувствуя за собой вину, разбились в лепешку, чтобы угодить товарищу из центрального аппарата. Полтора часа на тихоходном АН-24, поселок Каштары, где ждал МИ-8 и несколько озабоченных персон, отягощенных званиями и должностями. Туда же доставили экипировку: брезентовые штаны, штормовку, несколько комплектов радиостанций. Настроение было пакостное.

Некоторое время над тайгой клубились тучи, потом их разбросал ветер и начался палящий зной. Вертолет трясло, тошнота то и дело подступала к горлу. В подобных путешествиях можно думать лишь об одном: быстрее бы сели.

На продольных лавках сидели люди, из полумрака выплывали хмурые лица. Под иллюминатором тянулось бескрайнее море тайги. Редкие поляны, кое-где скалы, извилистые речушки с заросшими берегами. Местность безлюдная, лишь пару раз возникали крыши.

Этим маршрутом майор уже пользовался – дважды за последние годы. Уже не в диковинку, хотя и поражали масштабы неосвоенных территорий. Картинки из прошлого всплывали в голове.

Бугровского Павла Евдокимовича арестовали три года назад. В высших кругах Комитета завелся «крот» – явление не частое, но и не уникальное. Из ПГУ утекала информация о советских агентах за рубежом – и не только на Западе, но и в Азии, Латинской Америке, на Ближнем Востоке. Операцию по выявлению вражеского агента наглухо засекретили, привлекли сотрудников, не имеющих отношения к ПГУ. Работали в основном контрразведчики – Второе Главное Управление. До последнего держали в секрете факт проводимого расследования. Шпион не знал, что по нему работают, расслабился, что и позволило в приемлемые сроки выявить врага.

Павлу Евдокимовичу было сорок два года, он обладал харизмой, дослужился до полковника и занимал должность заместителя начальника Пятого отдела – работа со странами Западной Европы. Немногословный, дьявольски умный и проницательный, неприятный в общении, обладающий тяжелым взглядом, злой памятью, – его не любили подчиненные, но уважали за бесспорные достоинства.

Бугровский был хитрый и опытный лис и, по мнению многих, находился на своем месте. Через него проходили операции в Европе, он имел информацию по большинству внедренных агентов. С Америкой – хуже, но и по этой стране он мог почерпнуть нужные сведения. Бугровский обладал заслугами, имел правительственные награды. С какого момента началось грехопадение, точно неизвестно. Но причин затаить обиду у Павла Евдокимовича хватало. Ушла жена – когда узнала о его встречах с любовницей. Взрослеющий сын категорически занял сторону матери и отказался от отца. В итоге Бугровский остался один в московской квартире и на роскошной даче. Почему жена не стала подавать на раздел имущества, история умалчивает.

Должность начальника отдела, на которую претендовал Бугровский, досталась другому. Несколько служебных взысканий. Впоследствии арестант признался на допросе: важное решение принял сам, без уговоров, давления извне, все осмыслил, спланировал и стал искать выход на иностранную разведку, что не составило труда.

Особо импонировала британская МИ-6. Денег за услуги требовал немало, планируя однажды перебраться за кордон, осесть в каком-нибудь банановом раю.

Когда за ним пришли, выдержка не изменила – сохранил спокойствие и достоинство. Лишь поморщился и вперился хищным взором в возглавляющего группу Каморина. Единственный вопрос он задал в тот день: как его вычислили, и какую роль в произошедшем сыграл упомянутый товарищ?

Следствие продолжалось два месяца. Бугровский оказался бездонной бочкой информации. Он словно издевался – выдавал ее дозами, остальное приберегал. Сотрудничество с Западом он обратил себе на пользу: скопил впечатляющий массив сведений о завербованных и внедренных лицах на территории СССР. Знал явочные квартиры, адреса, пароли, телефоны. На допросах он сдал энное количество явок и пару внедренных лиц. Информация оказалась верной – агентов провалили благодаря снисхождению Бугровского. Мол, нате вам от моих щедрот. А будете вести себя хорошо, еще подкину.

Меры с пристрастием не действовали – не тот тип. Только ожесточался и становился непробиваемым. К «сывороткам правды» и прочим «расслабляющим» препаратам имел стойкий иммунитет. Орешек был не то что крепкий, а просто каменный. Он хищно ухмылялся, поедал глазами сотрудника, проводящего допрос.

Когда суд приговорил его за измену Родине к высшей мере наказания, даже в лице не изменился, только усмехался. Знал, что таких не расстреливают, пока не выжмут из них все ценное. На этом и сыграл, паршивец…

Суд изменил высшую меру на пожизненное, о чем общественность не информировали. В обстановке секретности Бугровского увезли в Сибирь, поселили в Красноярском крае. Район подходящий: хоть неделю иди – живого человека не встретишь. Чего нельзя сказать о самой колонии. Система лагерей устроена так, что исключить контакты объекта с другими заключенными просто невозможно. Но к минимуму все же свели – так уверяло руководство ГУИН. Знающие люди посмеивались: узник замка Иф, мать его… «Персонал надежный, – уверяли руководители, – на контакты с заключенными не идут. Отправить весточку на волю невозможно – люди в колонии отбывают такие сроки, что до звонка не доживают. Колония-то непростая – душегубы, маньяки…»

Дважды дела службы звали в дорогу. Бугровский проживал в отдельном блоке, но контакты с соседями все же имелись. Каморин докладывал начальству, обещали принять меры, но гром в то время еще не грянул. Бугровский физически не сдавал, лишь немного похудел, заматерел, превращался в хищника. Следил за формой, качал пресс, несколько раз посидел в карцере за нарушение режима.