– Присаживайся, – Олег кивнул на привинченный к полу табурет напротив стола следователя. – Что-то плохо выглядишь. Болеешь?

– Тюрьма никого не красит, – невесело усмехнулся Крауклис. – Не болею я, просто тяжело отходил…

– Это ж как надо бухать, чтобы получить такой «отходняк»? Ладно, говори, чего хотел.

– Товарищ… гражданин следователь, не воровал я ничего!

– Эту песенку я уже слышал. Ты бы мне чего нового спел.

– Знаете, – Крауклис ненадолго замолк, пытаясь собраться с мыслями. Русским языком он владел недостаточно хорошо и сейчас подбирал слова, чтобы поточнее высказать свои мысли. Олег не торопил его.

– Я вот что хотел сказать, – вновь начал Крауклис. – На этапе я встретил одного человека, и лицо его, это, мне показалось знакомым. Я же действительно художник, – как бы извиняясь, добавил он. – У меня хорошая память на лица…

– Ну!? – Олег пристально посмотрел на него. – Вспоминай!

– Я не помню где, но я его точно видел. А на этапе его все называли Хорьком. Он всегда пытался сесть подальше от меня и старался на меня не смотреть.

Олег вышел из-за стола и уселся напротив Крауклиса.

– Послушай, Карлис, может, мне закатать тебе в лоб, чтобы у тебя в башке образовался хоть какой-то порядок?

Крауклис опасливо покосился на внушительный кулак Островецкого. Он принял все за чистую монету.

– Господи, – вздохнул Олег, – как же с вами, алкашами, тяжело! Хорошо, давай зайдем с другой стороны. Ты в последнее время перед арестом помогал кому-нибудь перетаскивать тяжести: чемоданы там, баулы?..

Крауклиса как током ударило. Он аж подскочил на табуретке.

– Ну, конечно же! Я вспомнил! Это же Хорек и попросил меня помочь перенести ему вещи. Сказал, что даст на бутылку.

– А ну-ка поподробнее!

– Мы стояли с кем-то у винно-водочного…

– С кем именно? – напрягся Олег. – Сколько вас хотя бы было? Ну, вспоминай же, черт тебя подери!

– Да не помню я, – напрягая память, Крауклис даже скривился. – Не помню – очень пьяный был…

– Ладно, дальше!

– Тут подошел этот Хорек. Сказал, что надо помочь ему донести вещи до остановки. За это он даст на бутылку.

– Как мотивировал свою просьбу?

Крауклис непонимающе уставился на Олега.

– Ну, как он объяснил, почему ему нужна помощь?

– А он сказал, что уходит из дома, ключа от калитки у него нет, а чемоданы тяжелые, и попросил помочь передать их через забор…

– И тебя не насторожило, что человек уходит из дома, а ключей у него нет?

– Нет, он говорил, что жена хочет обобрать его… а он забирает только свое… а она заперла его и не отдает вещи…

Олег слушал сбивчивую речь Крауклиса, и в нем нарастало глухое раздражение: попропивают, сволочи, последние мозги, а потом влипают в разные истории. Островецкий попытался погасить раздражение.

– Хорошо, – спокойным тоном произнес он, – что было дальше?

– Он привел меня к какому-то дому и, это, попросил передать ему чемоданы. Я перелез через забор, подал ему чемоданы, потом перелез назад на улицу и помог донести вещи до автобусной остановки…

– Сколько было чемоданов?

– Три… нет, четыре. Мы с трудом тащили их в обеих руках.

– Тяжелые?

– Тяжелые…

– Ну, а на водку хоть получил?

– Да, на остановке он со мной рассчитался.

– Чем рассчитался?

– Деньгами, конечно.

– А на кой хрен ты ложки брал?

– Какие ложки?

– Серебряные, которые у тебя при обыске изъяли!

– Не брал я никаких ложек, – Крауклис уставился в пол.

– А как же они у тебя оказались? – Олег уже еле сдерживался.

– Это… были у меня когда-то такие ложки. Я когда от жены уходил, только их и забрал. Это был подарок моей бабушки на свадьбу. Я думал, что пропил их…

– Так чего же ты раньше молчал?

– Так эта, потерпевшая, сказала, что это ее ложки.

– Тьфу! – Олег с досады сплюнул и поглядел в потолок, успокаиваясь. Допрашивать такого алкаша иногда тяжелее, чем матерого рецидивиста – нужны порой железные нервы.

– Вы мне не верите? – жалобно спросил Крауклис.

– Я-то, как ни странно, тебе верю. А вот что прикажешь делать, чтобы другие тебе поверили?

Крауклис тяжело вздохнул и виновато пожал плечами. Олег записал его показания, вызвал дежурного по ИВС и приказал увести подследственного.

Затем по очереди допрашивал Гулбиса, Рогиса и Юркевица. Ничего толкового из них вытянуть не удалось: да, Хорек говорил, что развел какого-то лоха на кражу, а что и как – не объяснил. Был ли Художник соучастником или Хорек использовал его втемную – оставалось невыясненным.

Особые надежды Олег возлагал на допрос Сескиса – только тот мог дать полный расклад по этому эпизоду. Но допрос пришлось отложить – обед в ИВС дело святое. Ради него даже прерывают допросы – арестант должен вовремя принять пищу. Ладно, используем это время для обдумывания ситуации, Разговор с Хорьком предстоял нелегкий.

Олег попросил дежурного принести ему чаю. Сержант Фурсенко принес ему эмалированную кружку чая и начатую пачку печенья.

– Олег, может, чего-нибудь посущественнее? – спросил он.

– Спасибо, Миша, не надо. Я потом в столовке пообедаю.

Олег прихлебывал чай и размышлял. Показания Художника прояснили обстоятельства дела, но никак не могли служить доказательством его невиновности – мало ли что может выдумать человек в свое оправдание. Опять же ложки. Ну, допустим, это ложки Крауклиса. А как это доказать? Мара Круминя опознала их как свои. Да, вся надежда на показания Сескиса. Если он скажет, что использовал Крауклиса втемную, тогда и ложкам можно найти объяснение: в конце концов, Сескис мог расплатиться ими за услугу. Хм… опять нестыковочка: ничего себе расплатился – серебром на ползарплаты обычного работяги. Да и Художник утверждает, что Хорек расплатился с ним деньгами, а никак не ложками, Зачем ему врать в мелочах, если он фактически признался в соучастии в краже?

Размышления Олега прервал стук в дверь – сержант Фурсенко доставил подследственного Сескиса на допрос. Тот, развалясь, уселся на табурете и вызывающе посмотрел на Олега: ну, зачем дергаешь, начальник? Все равно ничего путного от меня не услышишь!

Олег проигнорировал этот взгляд.

– Гвидо, – начал он как можно мягче, – если хочешь изображать из себя крутого вора – это твое дело. Давай договоримся: дашь расклад по краже у Крумини – и дело с концом. Все равно там тебе все доказано-передоказано: вещдоки, пальцы, свидетели. Ничего от твоей крутости не убудет, если ты прояснишь только этот эпизод. Пойми, может получиться так, что невиновный попадет за решетку! Ну, Гвидо, расскажи просто про этот случай и про роль Крауклиса в нем, и все!

– Вот что, гражданин начальник, – Хорек насмешливо ухмыльнулся, – ни в каких кражах я никакого участия не принимал и никого не знаю! А если этот придурок попадет на зону – так туда ему и дорога. Дураков надо учить!

Олег немного помолчал, чтобы унять вспыхнувший гнев.

– А теперь послушай меня, Хорек! – ровный, спокойный голос Островецкого резко контрастировал с его полными ярости глазами. – Сейчас ты меня очень сильно разозлил! Очень! Я полагаю, годика два лишних ты сейчас заработал, Я пущу тебя «паровозом»⁷ по всем эпизодам, плюс охарактеризую тебя в «обвиниловке» как отпетого преступника, так и не вставшего на путь исправления. И буду, кстати, недалек от истины! А на зону, куда тебя отправят, по своим каналам пошлю сообщеньице – ребята из оперчасти «примут» тебя там, как «родного». Ну, а пока: никаких передач и ежедневный «шмон»⁸ всей твоей камеры – я тебе гарантирую.

Слушая негромкую речь Олега, Хорек испуганно вжимался в табурет: кажется, доигрался – предупреждали же, что с «бультерьером» шутки плохи.

Олег вызвал дежурного по ИВС:

– Миша, убери эту мразь!

Фурсенко молча увел подследственного.

– Витька, пошли в столовку, – Олег, приоткрыв дверь, просунул голову в кабинет Виктора Миллера. – Там «внизу»⁹ зэков кормили – такие запахи, у меня чуть голова не закружилась.

Содержавшихся в ИВС лиц, кстати, кормили из соседнего ресторана.

– Пошли, – Виктор еще несколько раз тюкнул по клавишам древней «Москвы» и вытянул лист из машинки. – «Обвиниловку» закончил, – радостно сообщил он, вставая из-за стола.

Ростом Виктор был с Олегом наравне, но выглядел более стройным. Со старшим следователем капитаном милиции Виктором Павловичем Миллером Олег близко дружил уже почти десять лет. Они были одногодки. До службы в милиции Виктор работал на стройке и заочно учился на юрфаке Латвийского университета. На службу он пришел на год позже Олега. Тогда-то они и познакомились. Сдружились на почве футбола. Неистовый поклонник этой игры и сам неплохой футболист, Виктор приобщил к ней Олег. Позднее и Олег затянул Виктора в секцию рукопашного боя, со временем сделав из того неплохого борца.

Как-то незаметно стали дружить семьями. Татьяна Миллер и Алена Островецкая стали неразлучными подругами. После нелепой гибели Алены в автокатастрофе, Олег и Миллеры еще больше сдружились. Олег невольно тянулся к их теплой и дружной семье, те же, в свою очередь, старались ненавязчиво опекать Олега и помогать ему воспитывать дочь.

Кое-кто в отделе за глаза иронизировал по поводу дружбы немца и еврея, но в глаза этого, естественно, не говорил, опасаясь схлопотать, притом не только на словах. Третьим в этой теплой компании был Ояр Долгоногов – как любил подшучивать Виктор, «инородное тело уголовного розыска в дружном коллективе следователей».

Характер у Виктора Миллера был отнюдь не нордический, а скорее наоборот: вспыхивал, как порох и вечно лез не рожон. Может быть, потому что предки Виктора были все-таки не из прибалтийских немцев, а из украинских колонистов. От них к Миллеру перешла любовь к украинским народным песням, которые он дурным голосом заводил после очередной дозы спиртного, к которому тоже вовсе не был равнодушен.

После не очень сытного столовского обеда Олег и Виктор вышли на улицу и направились к отделу. По пути Миллер закурил. Олег недовольно посмотрел на него, но ничего не сказал. Вообще-то он, бросив курить, нередко «наезжал» на друзей за вредную привычку, но сегодня спорить не хотелось.

– Ну, рассказывай, что стряслось? – Витька сделал глубокую затяжку. – Я же сразу усек – ты ко мне заскочил весь взъерошенный…

Олег кратко пересказал разговор с Хорьком. Реакция Витьки была, скажем прямо, неожиданной.

– Олежа, – улыбаясь, начал он, – неужели ты за столько лет службы еще не привык к этому. Пусть себе врет и изворачивается. В конце концов, это его единственное средство защиты. Твое дело спокойно доказать его вину и отправить за решетку. И не стоит из-за этого так нервничать.

– Пойми, Витинтяй, я не потому взбесился, что Хорек в наглую врет – меня это мало колышет. Я на него нарыл столько, что он у меня схлопочет срок на всю катушку! Но ведь эта гнида тянет за собой невинного человека, причем без всякой для себя выгоды, просто так – по подлой своей натуре!

– Да… твой Хорек – сволочь редкостная! Слушай, Олег, может, тебе помощь нужна? Скажи, что надо, – я сделаю.

– Да нет, Витек, спасибо! Сам управлюсь, я к этому делу еще и Ояра припахал…

– Догадываюсь, что о тебе сейчас Володька Шестаков думает. Ладно, короче, вечером ужинаем у нас. А то я после этой столовки уже опять жрать хочу. За Светланку не беспокойся – Таня ее сама заберет из садика. Да, и не забудь – скоро первое сентября. Надо будет отвести пацанку в школу, а потом устроим маленький сабантуй: первый раз в первый класс – это тебе не хухры-мухры…

На перекрестке друзья распрощались: Виктор направился в отдел, а Олег пошел к жене Крауклиса – Мирдзе, благо она работала в мебельном магазине неподалеку. Ничего существенного Мирдза ему не сообщила, но после встречи с ней Олег еще больше утвердился в невиновности Крауклиса. Мирдза испытывала к нему скорее жалость, чем вполне понятную в данном случае неприязнь. Да, много пил, из-за чего, собственно, и разошлись, но деньги на ребенка приносит регулярно, часто дарит дочке игрушки. Хм, как-то не очень вписывается Художник в образ вора – подельника Хорька.

В мастерских КБО¹⁰, где раньше работал Крауклис, Олег долго беседовал с его бывшими коллегами по работе. Все в один голос утверждали: Карлис человек неплохой, но слабохарактерный. Зарабатывал хорошо, но постепенно стал спиваться, опускаться, занимать деньги на выпивку, правда, всегда отдавал.

Старый мастер Имант Борткевич вызвался проводить Олега на склад: Островецкий захотел посмотреть на работы Крауклиса.

– Знаешь, майор, ты не думай, – словоохотливый старик пытался хоть как-то растолковать Олегу, что его бывший подчиненный – не совсем конченый человек, – Карлис неплохой парень. Вот смотри, он одолжил у меня приличную сумму денег, и все до копеечки вернул.

– Когда это было? – насторожился Олег.

– Незадолго до его ареста.

– А поточнее? – Олег напрягся: неужели ошибка и Художник все-таки причастен к краже.

– Ну, – старик задумался, – он мне вернул деньги, а на следующий день я узнал, что его арестовали.

– А откуда он взял такую сумму денег? – как бы невзначай спросил Олег. – Вы, случайно, не в курсе?

– Как – не в курсе? Это же я ему нашел эту работу. Он оформлял поселковый клуб в районе. Правда, там им были недовольны – он же чаще пил, чем работал, но в конце концов работу свою сделал хорошо, и ему заплатили сполна.

У Олега отлегло на сердце. Все-таки интуиция его и на этот раз не подвела. Конечно, все это потребует еще тщательной проверки, но Олег был уверен, что старик говорит правду. Все, что сегодня Островецкий услышал о Крауклисе, говорило в его пользу: честен, порядочен, но прямых доказательств его невиновности пока так и не нашлось.

Старик тем временем возился с замком склада.

– Заходи, вот его работы, – старый мастер указал на сваленные в кучу холсты и транспаранты.

Олег принялся перебирать и рассматривать работы. Он еще сам не понимал, зачем ему это нужно. Внезапно у него екнуло сердце: вот, вот же оно! Олег с видом триумфатора посмотрел на старика и хлопнул его по плечу – все работы Крауклиса были подписаны инициалами «КК». Причем, даже без всякой графологической экспертизы можно было утверждать, что именно так были выцарапаны инициалы «КК» на ложечках. Нет, экспертиза, конечно же, будет назначена – Олег привык доводить все до логического конца. Естественно, придется назначить еще и металловедческую экспертизу с целью выяснения давности нанесения царапин на ложечки, ведь может возникнуть предположение, что Крауклис нанес свои инициалы на них уже после кражи. Но Олег был уверен: экспертиза – просто формальность. Она лишь подтвердит его выводы, изложенные при осмотре ложечек: инициалы нанесены очень давно, металл в царапинах почернел от времени. Ну что же, ложечки отпали – Мара Круминя обозналась.

– Ну что, дед, – довольным тоном произнес Олег. – Холсты я у тебя изымаю, вернее не сами холсты, а те кусочки, где написаны инициалы. Разрешишь порезать?

– А это поможет Карлису?

– Еще как…

– Режь! – старик принес ножницы, и Олег вырезал кусочки с двух холстов – больше и не требуется. Островецкий оформил протокол добровольной выдачи образцов и тепло попрощался со стариком. Он был доволен – день прошел не зря.

Около восьми часов вечера Олег, не заходя домой, пришел к Миллерам. Они жили в соседнем доме в небольшой двухкомнатной квартирке. Виктор встретил Олега в прихожей.

– Будь, как дома, но не забывай, что ты в гостях! – Миллер был в своем репертуаре. Малознакомые с ним люди считали его грубоватым, даже несколько хамоватым человеком, лишь жена и немногие близкие друзья знали, что таким образом он пытается прикрыть свою излишнюю, как он считал, застенчивость и сентиментальность.

– Помолчи уж, болтун, – из кухни вышла Татьяна Миллер – дородная, статная молодая женщина с добрым лицом. Руки у нее были заняты сковородками, источавшими аромат жареной картошки и мяса. Олег даже застонал в предвкушении великолепного ужина.

– Мальчики, за стол! – Татьяна подставила Олегу щеку для поцелуя и заспешила в гостиную.

Из детской комнаты выбежала дочка Олега, шестилетняя Светланка, и бросилась отцу не шею. За ней степенно вышла десятитилетняя Нина – дочь Миллеров.

– Дядя Олег, а мы в школу играем. Я Свету к первому сентября готовлю, – важно сообщила она.

Олег поцеловал малышку в лоб, приобнял обеих девчонок – и почувствовал умиротворение: он любил этот дом, здесь он отдыхал и душой и телом.

Нина и Света убежали в детскую. Олег снял куртку и прошел в гостиную, Журнальный столик был уставлен всевозможными кулинарными изысками, на которые Татьяна была великая мастерица. Олег занял свое привычное место в углу дивана.

– Витька, спрячь куда подальше! – он снял с себя наплечную кобуру с пистолетом и передал Миллеру. Тот убрал все это хозяйство в секретер и, загадочно улыбаясь, достал оттуда бутылку водки.

Дождавшись, когда Татьяна уйдет за очередной порцией закусок, Олег подмигнул Виктору:

– У меня в куртке еще одна.

Он знал, что им с Витькой одной бутылкой не обойтись, и прихватил еще одну, чтобы потом не бегать за «догоном».

– А Длинный придет? – спросил Олег, имея в виду Ояра Долгоногова.

– Вряд ли, он звонил, что еще «лисапет крутит» – ты же припахал его на всю катушку.

Раздался звонок в дверь.

– А ты говорил: не придет, – усмехнулся Олег. – Ояр это дело спинным мозгом чувствует, – он щелкнул себя по кадыку.

Но Олег ошибся. В дверях стояла хорошенькая стройная девушка лет двадцати двух, в коротенькой юбочке, не столько закрывающей, сколько открывающей красивые ноги.

– Ой, Лидуся, проходи, садись с нами за стол, – встретила ее в дверях Татьяна.

Девушка не стала ломаться и прошла в гостиную.

– Это наша соседка, Лидочка, – представила ее Татьяна. – Ее мать ходит в море, а Лидуся к нам часто забегает.

Лида протянула Олегу руку. Тот осторожно ее пожал. Сели за стол. Витька наполнил рюмки водкой.

– За присутствующих здесь дам! – провозгласил он свой любимый тост.

Чокнулись. Лида лихо опрокинула рюмку в рот и весело подмигнула Олегу.

«Во дает, чертовка!» – восхищенно подумал он и последовал за ней. За сытным ужином незаметно опустошили обе бутылки водки. Все изрядно захмелели. Витька захотел песен и протянул Олегу гитару. Но долго попеть не удалось. Из детской вышла Нина и грозно потребовала не шуметь: как она уложила Светланку спать. Пришлось подчиниться. Но Витька не сдавался и попытался полушепотом затянуть украинскую песню. Вышло как-то не совсем удачно.

– Ой, я с вашим угощением и забыла, зачем шла! – спохватилась Лида. – У меня кольцо закатилось под диван, не могу его достать, поможете?

– Так это мы запросто, – Витька попытался встать, но, получив от жены чувствительный толчок локтем под ребро, плюхнулся назад в кресло и недоумевающее уставился на Татьяну.

– А… так давай я тебе помогу? – наконец сообразил Олег, что от него требовалось.

– Ну пошли, – Лида направилась к выходу.

Олег потянулся за ней. Около двери он обернулся. Витька сидел в кресле и шепотом пытался оправдываться, а Татьяна нависла над ним и что-то грозно, но также шепотом ему втолковывала.

Спустились на этаж ниже, где жила Лида. Девушка была под хорошим хмельком, но держалась прекрасно. Она дала Олегу линейку, с помощью которой он должен был вытащить кольцо из-под дивана, и вышла из комнаты. Олег лег на пол, пытаясь линейкой нащупать кольцо, но внезапно почувствовал, что кто-то стоит рядом. Он перевернулся на спину и увидел стоящую над ним Лиду. Снизу юбчонка не прикрывала вообще ничего! Девушка села на него верхом и, грациозно выгнув спину, сняла с себя футболку, обнажив небольшие, красивой формы груди. Затем, лукаво улыбаясь, она принялась медленно расстегивать Олегу рубашку. Устоять перед таким напором он не мог да и не хотел…

Дребезжащий телефонный звонок прорвался сквозь утреннюю полудрему.

«Какой-то странный звук у него», – подумал Олег, спросонья нащупывая рукой телефонную трубку.

– Слушаю, – позевывая, буркнул он.

– Островецкий, ты совсем нюх потерял? Ты на службу собираешься? – Виктор, как всегда, с утра был грозен и суров.

– Черт! – Олег резко сел. – Надо же дочку в садик вести.

– Ага! Вспомнила бабка, как девкой была! Татьяна с Нинкой уже давно отвели.