«Видимо, Ильич действительно большую часть времени проводит здесь, а не в полку. Да и то, он уже своё отслужил и отвоевал. Пусть теперь другие тянут эту лямку», – подумал Олег.

Он вспомнил, как четыре месяца назад они перевозили Ильича на дачу, а потом устроили новоселье. Все прилично выпили, веселились, танцы под магнитофон, песни под гитару. Алёнка танцевала с его друзьями и показывала ему язык, а в «отместку» ей жёны друзей обнимали Олега и, шутя, грозились отбить её красавчика. Все смеялись, рассказывали анекдоты, гитара ходила по кругу. …Боже, это было всего четыре месяца назад, а кажется, что в прошлой жизни.

Из домика вышел Ильич, неся в руках запотевшую бутылку водки, два стакана и большую миску, с крупно порезанными колбасой и солёными огурцами. Сверху лежали несколько перьев зелёного лука и буханка хлеба.

– Давай, выпьем за полковника.

– Ильич, мне ещё сегодня работать…

– Ничего, не помешает. Зови водилу.

– Нет, – твёрдо сказал Олег. – Ему ещё весь день возить моё драгоценное тело.

– Тогда, пусть поест.

– Я ему потом отнесу, когда буду уходить.

Ильич понял, что Олег хочет поговорить с ним с глазу на глаз, и не стал возражать. Налил по полстакана водки. Молча, не чокаясь, выпили. Ильич отломил от буханки большой ломоть хлеба, положил на него увесистый кусок колбасы, перо лука и огурец.

– Ешь, смотреть на тебя тошно… – он протянул бутерброд Олегу. Затем стал сооружать себе то же самое.

Олег нехотя откусил от бутерброда. Аппетита не было…

Ильич грозно нахмурился:

– Жри и рассказывай!

Тот коротко рассказал об убийстве Митрофанова.

– От меня-то ты чего хочешь? – хмуро спросил Ильич.

– Расскажи всё, что знаешь о полковнике и его семье.

– Ну, о покойнике или хорошо, или…

– Не тот случай, – перебил Олег. – Это убийство. Так что рассказывай всё: и хорошее, и плохое.

– Понял… – Ильич ненадолго задумался, собираясь с мыслями. – Митрофанов, – начал он, – тогда ещё подполковник, был назначен к нам командиром полка год назад. Сразу же получил полковника. Вообще-то, когда увольнялся на пенсию прежний комполка, на эту должность прочили его зама, подполковника Яковлева. А твоего покорного слугу хотели назначить замом. И тут вдруг прислали Митрофанова, служившего замкомполка в Подмосковье. Всё, естественно, застопорилось. Мне-то, как ты понимаешь, вся эта возня уже давно по барабану, а Яковлев, помню, тогда обиделся жутко. Напился и кричал, как его заколебали эти «блатные».

– И как Яковлев встретил Митрофанова?

– Да нормально встретил. Они потом вроде бы сдружились. Вместе не охоту, на рыбалочку, все праздники сообща отмечали. Жёны их подружились. Так что внешне всё было тип-топ. А как на самом деле Яковлев относился к полковнику – кто ж его знает?

– А мог Яковлев от обиды «замочить» Митрофанова?

– Да ты что, Олежа! Если бы все обиженные, кого обошли по службе, стали бы «мочить» обидчиков, в армии бы офицеров не осталось. Половина в могиле, вторая половина – в тюрьме.

– Не скажи, не скажи. К то-то, как ты, плюнет на это – мол, не за чины и награды служим. А кто-то очень желает выстроить свою карьеру, но его постоянно обходят чьи-то сыны, племянники, внуки, зятья и так далее. Накапливается обида, перерастает в ненависть, а там и до беды недалеко.

– Ну, не знаю. Это ты у нас по таким делам спец. Так вот, Яковлев – мужик скрытный, дружбу ни с кем особо не водит. Он, знаешь, из породы тех, кто дружит только с начальством, а с подчинёнными всегда держит дистанцию. Митрофанов был такой же, только ещё и с барскими замашками. Ну откуда это в деревенском парне?! Не иначе, влияние тестя. Я его как-то подколол, типа: быстро ты забыл, как коров в деревне пас. Так он на меня потом месяц волком глядел, даже по службе пытался ущипнуть.

– Но вы же оба «афганцы». Неужели не сошлись на этой почве?

– Да я поначалу попытался с ним сдружиться. Зашёл к нему в кабинет с «пузырём». Нет, он выпил со мной, посидел, но, как бы это тебе объяснить: я чётко понял, что никакой дружбы, никакого «афганского братства» не будет. Гусь свинье не товарищ! – Ильич невесело усмехнулся. – Да и были мы там в разное время и в разных местах. Я закончил службу в Афгане в восемьдесят седьмом, а он – в восемьдесят восьмом. Я был комбатом под Кандагаром, а он – начштаба полка в Герате. Там мы с ним никак не пересекались.

– Ясно, а орден у него за что?

– Не знаю. Если бы за конкретное дело, думаю, он бы рассказал. Может, по совокупности служебных заслуг. Там иногда давали штабным на выход. Не знаю…

– А семья?

– Семья у него хорошая. Жена Татьяна – баба небалованная, добрая, и не скажешь, что генеральская дочка. Вот смотри, генерал дочку хорошо воспитал, а из зятя сноб прёт… пёр, хотя вроде бы должно было быть наоборот. Танька его очень любила, а вот Петька, похоже, женился на погонах тестя. Нет, – Ильич перехватил вопрошающий взгляд Олега, – внешне всё было благопристойно. Они никогда не ругались, во всяком случае, на людях. Но – я не знаю, как объяснить: чувствовалось, что он к ней равнодушен.

– У него кто-то был на стороне?

– Не знаю, мне ничего об этом не известно. Хотя… Ты знаешь, месяц назад я был у Димки Пашкевича на дне рождения дочери. Погуляли, выпили…

– Ну? – нетерпеливо перебил Олег.

– Так вот, стало быть, когда я уходил от Димки, уже ночь была. Я вышел из подъезда, а в соседний подъезд шмыгнул Митрофанов. Я ещё подумал: куда он прётся ночью?

– И что?

– А ничего. Просто в этом подъезде живёт мой ротный – капитан Татаринцев с женой. Я ещё тогда удивился: странно, Татаринцев на полигоне, а Митрофанов к нему в гости намылился.

– А почему ты решил, что к Татаринцевым? В подъезде же пятнадцать- двадцать квартир?

– Пятнадцать, вот только из наших там живёт только семья Татаринцева.

– Ну и что, может, он к кому-либо другому пошёл?

– Тогда я тоже так подумал. А вот теперь прикинул: смотри, Татаринцев недавно получил капитана до срока. За какие такие заслуги? Офицер он посредственный, звёзд с неба не хватает. Зато его рота чаще всех выходит на полигон. Митрофанов подшучивал: будем, мол, из твоего ротного делать образцового офицера.

– Что, думаешь, дошутился? – Ильич взглянул на Олега уже довольно осоловевшими глазами. – Да нет, куда ему? Кишка тонка. Олежа, давай ещё по одной!

– Нет, – Олег решительно накрыл ладонью свой стакан. – Мне ещё пахать.

– Ага, мы пахали – я и трактор. Бросаешь, значит, старого друга на произвол судьбы? – нарочито слезливым тоном заныл Ильич.

– Не на произвол судьбы, а в ласковые руки «пузыря». Вот погоди, заявится на дачу Ольга, она тебе вставит по самое некуда…

– Что?! Да я держу жену вот где! – Ильич сжал кулак и затряс им.

Олег встал, отрезал от истерзанной буханки аккуратный ломоть хлеба, выбрал из миски более или менее приличный кусок колбасы, тонко порезал огурчик и сложил бутерброд.

– Водиле, – пояснил он недоуменно глазеющему на него Ильичу. – Ну, бывай, – Олег обнял друга и пошёл к машине.

– Ешь, – сунул он бутерброд водителю. – В отдел. Водитель молча ответил благодарным кивком.

Ояр Долгоногов сидел в просторном салоне квартиры Митрофановых в мягком кожаном кресле напротив хозяйки. Рядом на диване расположились Венский и Коношонок. Венский задавал вопросы, в Коношонок записывал всё в протокол допроса потерпевшего. Островецкий потом вынесет все нужные постановления, а пока можно допросить Митрофанову сразу под протокол. Если нужно будет, Олег её потом передопросит.

Татьяна была одета в простенький домашний халатик, который постоянно натягивала на соблазнительные круглые коленки. На её миловидном лице с припухшими от слёз глазами застыло недоумение: как же это вдруг такое могло произойти со мной? Кто посмел вторгнуться в мой уютный, спокойный мир?

О гибели мужа ей сообщили несколько часов назад замполит и начштаба полка. Поэтому первая волна истерики миновала Долгоногова с товарищами. Они пришли позже, когда Митрофанова уже немного успокоилась и могла более или менее внятно отвечать на вопросы. Коношонок уже дописывал четвёртую страницу, но интересного там было мало. Разве что, когда полковник уходил из дома, то при нём был дорогой кожаный кейс с какими-то бумагами, с которыми он накануне вечером работал в кабинете. Также при нём были бумажник и часы. Точную сумму денег в бумажнике она не знает, а вот часы – «командирские», да не те простые, которые можно купить в любом магазине «Военторга», а дорогие, именные – подарок её отца. Эти часы выпускались в очень ограниченном количестве как наградные для высшего командного состава. Коношонок тщательно записывал приметы вещей.

Ояр встал из кресла и прошёлся по квартире. Он уже давно не испытывал никакого стеснения при осмотре жилья людей, попавших в круг его служебных интересов. Долгоногов спокойно заглядывал в шкафчики, в чулан, в туалет, переставлял с места на место предметы. Со стороны его поведение могло показаться немного хамским и беспардонным, но он не обращал на это никакого внимания. Так было нужно для дела. Четырёхкомнатная квартира улучшенной планировки была обставлена дорогой и красивой мебелью. В салоне стоял мягкий кожаный гарнитур: диван и два кресла. На полу дорогой афганский ковёр ручной работы. Такой же – на стене. Дефицитная гэдээровская стенка, забитая хрусталём. Обеденный стол с инкрустацией. Журнальный столик в тон обеденному. Югославский спальный гарнитур. Комната дочери обставлена изготовленной на заказ рижской мебелью. Всё дорого, солидно. Новейшая аппаратура, хрустальная люстра. Но больше всего Ояра поразил антикварный письменный стол в кабинете полковника. Резные дверцы бюро, инкрустированные разными сортами дерева тумбы стола, – такой мебели Долгоногову видеть ещё не доводилось. И личная «Волга» в гараже около дома.

«Да, нехило нынче живут полковники, – подумал Ояр. – Хотя, с другой стороны, командир полка, вернулся из Афгана, тесть – опять же… А у тестя откуда такие бабки? Генеральское жалованье, конечно, не маленькое, но… Ладно, не моё это дело», – мысленно оборвал себя Ояр.

Настойчиво тренькнул дверной звонок.

– Я открою, – бросил Ояр и пошёл к входной двери. Он посмотрел в дверной глазок. На площадке стоял молодой офицер в форме капитана- танкиста. Ояр открыл дверь.

– С кем имею честь? – не пропуская капитана в квартиру, спросил он.

– А вы кто такой? – капитан попытался протиснуться внутрь.

Ояр неназойливо преградил ему путь. Поняв, что обойти препятствие не удастся, капитан сделал шаг назад.

– Заместитель начальника особого отдела танкового полка капитан Лагутовский, – несколько церемонно представился он.

– Старший оперуполномоченный уголовного розыска капитан Долгоногов, – в тон ему ответил Ояр.

– Что здесь происходит?

– Здесь происходит допрос потерпевшей и осмотр её места жительства, с её любезного разрешения, разумеется, – учтиво сообщил Ояр.

– Я запрещаю проводить допрос! Немедленно покиньте квартиру! Все контакты с женой полковника – только в нашем присутствии!

Ояра Долгоногова очень тяжело было вывести из себя, но Лагутовскому это удалось. Взбешенный Ояр схватил капитана за отвороты кителя и прижал его к дверям соседней квартиры.

– Слышь ты, мудак! – яростно прошипел Долгоногов в лицо капитану. – Запрещать будешь своей бабушке какать на подушку! Давай, катись отсюда, иначе никогда не бывать тебе майором.

Ояр развернул капитана лицом к лестничному маршу, но толкать не стал. Он уже взял себя в руки, да и Лагутовский, напуганный вспышкой ярости этого громилы, не перечил.

– Топай, юноша, топай, – почти ласково проворковал Ояр. «Юноша» был его ровесником.

Долгоногов вернулся в квартиру.

– Мужики, вы тут закругляйтесь, а я возьму Козуба и смотаюсь в одно местечко, мысль возникла: заскочить в винно- водочный магазин, поговорить с завсегдатаями. Этот магазин открыт недавно, работает круглосуточно, он – место встречи всех окрестных «страдальцев». Может, кто-то приходил ночью за «догоном» и видел что-нибудь необычное или кого-нибудь…

– А мы как доберёмся до отдела? – спросил Венский.

– Так на общественном транспорте – не баре, чай! – насмешливо ответил Ояр и тут же устыдился своих слов. Женька ведь вместе с ним уже вторые сутки пашет.

– Ладно, – примирительно произнёс он, – я сейчас свяжусь по рации с дежуркой, чтобы прислали за вами машину.

– Я и сам могу позвонить, – возразил Женька.

– Одно дело ты, другое – я, понимать надо, юноша! – усмехнулся Ояр. «Да что ко мне это слово прилипло?» – подумал он.

– Найдите, пожалуйста, того, кто Петеньку убил, – вдруг еле слышно прошептала Татьяна, обращаясь к Ояру. В этом огромном сильном парне она инстинктивно чувствовала защитника, способного помочь ей в горе.

Ояру вдруг стало её безумно жаль. Бедняжка, она ведь ещё не до конца понимает, что стала вдовой. Она ведь ещё не видела покойника, не похоронила его. Боль уже затмила её разум, но ещё не дошла до сердца.

– Мы постараемся его найти, – Ояр осторожно погладил её по плечу. – Мы очень постараемся… – он резко повернулся и направился к выходу.

Новый винно- водочный магазин располагался около гостиницы «Волна». Ояр прибыл сюда в надежде разыскать кого-нибудь, кто заходил сюда ночью. Ведь эти люди находились неподалёку от места преступления и могли что-либо видеть. Ояр вошёл в магазин и направился к прилавку. Продавец был ему незнаком. «Моё упущение, – подумал Ояр, – на своей территории я не знаю продавца такой важной точки. Надо будет наладить с ним контакт – здесь можно получать ценную информацию».

Ояр достал удостоверение и показал его продавцу. Тот молча кивнул.

– Послушай, дружище, – Долгоногов постарался придать своему голосу максимум дружелюбия. – Кто работал сегодня ночью?

– Мой сменщик.

– И кто у нас сменщик?

– Юрис Звирбулис.

«И этот незнаком. Старею, – подумал Ояр, – точка работает уже месяц, а я не знаю ни владельца, ни продавцов. Стыдно, Ояр Петрович».

– А адресок Юриса? – спросил он.

В этот момент в магазин зашёл немного помятый молодой мужчина в спортивных штанах и джинсовой куртке.

– Ояр, дружбан, сколько лет?! – и бросился обнимать Долгоногова.

– Мишка, здорово! – Ояр хлопнул вошедшего по плечу.

С Михаилом Семёновым он учился в одном классе. После школы Мишка окончил мореходку и с тех пор ходил в море механиком на сухогрузах.

– Ояр, встречу надо обмыть! А я уже второй день гужбаню – вчера списался с судна. Четыре месяца болтались в Атлантике.

– Подожди, Мишаня! Я здесь по делу. Ну, как насчёт адресочка? – Ояр повернулся к продавцу.

– Так уже приходил кто-то из ваших, в форме. Я ему дал…

«Уже опередил кто-то», – усмехнулся Ояр.

– А что ещё хотел? – вслух спросил он.

– Просил назвать завсегдатаев. Я назвал, кого знаю.

– Ну, молодец, думаю, мы с тобой подружимся, – улыбнулся Долгоногов.

– Ояр, а в чём дело-то? – встрял в разговор Мишка.

– Да вот, ищу людей, кто приходил сюда ночью за спиртным.

– Я приходил. У нас кончилась поддача, и я прибежал сюда затариться.

– Так-так-так, – Ояр напрягся. – Когда это было?

– Да где-то в районе часу ночи. Не помню точно – я уже был хорошо «датый».

– В магазине ещё кто-нибудь был?

– Кроме продавца, никого…

– Ну, а по пути кого-нибудь встретил?

– Когда шёл в магазин – нет. А вот когда выходил – на меня чуть не наехал какой-то козёл на велосипеде. Гад – мне бутылки едва не разбил…

– И как он выглядел?

– Да не помню я, темно было, пьяный был…

– Ну, старый- молодой, высокий- низкий? Вспоминай, Мишаня!

– Молодой – это точно. Он ещё, сука, обматерил меня. Крупный такой парень, одет был во что-то тёмное…

– А лицо, лицо запомнил? Описать его сможешь?

– Не знаю, вряд ли. Это мгновение было. Он чуть не сбил меня, обматерил и уехал.

– А откуда он ехал?

– Со стороны порта.

– Ладно, Мишаня, – Ояр понял, что больше ничего не добьётся. – Бывай! Как буду посвободнее, заскочу, – хлопнув старого приятеля по плечу, Долгоногов вышел из магазина.

Велосипед! Вот почему собака потеряла след. Конечно, если это был преступник. Но Ояр почему-то был уверен, что это именно он чуть не сбил Мишаню. А не прост этот парень, ой не прост! Правильно, велосипед меньше привлекает внимания, чем, допустим, автомобиль, а передвигается достаточно быстро, можно ехать дворами. Можно ехать там, где не пройдёт машина, – скверами или лесопосадками. И запомнить велосипедиста значительно сложнее, чем, допустим, пешехода. Что же, толково, толково…

Заместитель начальника особого отдела Прибалтийского военного округа полковник Шульгин энергичным шагом вошёл в кабинет командира танкового полка. Находившиеся там офицеры встали. Шульгин прошёл к месту во главе стола, окинул взглядом присутствующих. Всех этих офицеров он знал по службе и многие были его подчинёнными.

Совещание начальников особых отделов частей гарнизона решили проводить в кабинете командира полка по нескольким причинам: во-первых, кабинет был достаточно просторен, а во-вторых, там можно было соблюсти некоторую конфиденциальность. Кабинет был отделён от коридора помещением адъютанта, получившего приказание никого из посторонних не пропускать. Была ещё одна причина: к кабинету примыкала комната отдыха с дополнительным выходом непосредственно в коридор.

Полковник, только что приехавший из Риги, немного устал с дороги, но от предложенного обеда отказался: не хотелось терять времени. Он лишь попросил принести ему чаю в кабинет.

– Прошу садиться.

Полковник подождал, пока все рассядутся, но совещания не начинал. Наконец в кабинет вошёл адъютант командира полка со стаканом крепкого чая в мельхиоровом подстаканнике на подносе. Он поставил стакан перед полковником и вытянулся в ожидании новых приказаний.

«Хорошо вышколен», – подумал полковник, взмахом руки отпуская адъютанта. Тот чётко повернулся кругом и покинул кабинет.

– Товарищи офицеры, – Шульгин обвёл взглядом присутствующих. – Мы здесь собрались по чрезвычайным обстоятельствам. Убит наш товарищ – командир танкового полка. Наш долг – найти убийц. Мотивы преступления неизвестны. Дело осложняется ещё и тем, что, по-видимому, были похищены очень важные документы, которые могли находиться в кейсе Митрофанова. Об обстоятельствах дела нам доложит майор Крамаренко. Прошу, Виктор Сергеевич.

Начальник особого отдела танкового полка майор Крамаренко встал, привычно одёрнул китель и раскрыл лежавшую перед ним довольно объёмистую папку.

– Можешь докладывать сидя, – Шульгин благоволил к майору.

– Спасибо, товарищ полковник, мне удобнее стоя, – майор предпочитал соблюдать субординацию.

Виктору Крамаренко недавно исполнилось тридцать два года. Высокий, худощавый, с волевым лицом, на котором очень сложно было прочесть какие-либо эмоции, майор пользовался авторитетом у офицеров полка. Его должность не очень способствовала выказыванию неприязни, но уважали его искренне. Перед начальством он не заискивал, подчинённых не унижал. Оперативником слыл толковым, и Шульгин уже подумывал о том, как перевести майора в округ.

– Товарищи офицеры, – начал майор бесстрастным тоном, – прошу вас принять во внимание обстоятельства, в которых мы вынуждены проводить расследование. По известным причинам, мы фактически отстранены от официального расследования. Этим занимаются местные правоохранительные органы. Официально мы от них информацию вряд ли получим. От территориалов^[7] помощи ждать также не приходится. Они «доживают» последние дни. Вы же в курсе, что постановлением латвийских властей местные органы КГБ распущены, поэтому территориалы сейчас заняты своей судьбой. К то-то хлопочет о переводе из республики, кто-то ищет место на гражданке… Короче, они нам не помощники. Спасибо, что хоть информацией делятся. Наше положение в республике очень неопределённое. Поэтому никаких резких движений, в отличие от прежних времен, мы себе позволить не можем…

– Извините, что перебиваю, но уже совсем скоро начнутся переговоры союзного и местного правительств о выводе войск округа из республики. По моему мнению, уже через два года нас здесь не будет…

По кабинету прошёлся возмущённый ропот. Полковник успокаивающе поднял руку.