Одни курсанты, сидя в специально оборудованном классе осваивали взрывное дело; вторые – в тени под навесом, занимались сборкой и разборкой автоматов с карабинами; из дальнего карьера, за лагерем, доносилась едва слышная пальба – там шла стрелковая подготовка.

После обеда, состоявшего из наваристого борща с пампушками, котлет и абрикосового компота, Музычко пригласил Деркача в сауну, расположенную за главным корпусом.

Изрядно напарившись березовыми вениками и освежившись в бассейне с холодною водою, они перешли в гостевую комнату, с висящей на стене кабаньей головой и стильной мебелью, где их уже ждала четверть горилка с закусью и холодная «Оболонь» в бутылках.

Первые тосты, как водится, были подняты «за нэньку Украины и ее гэроив», затем пили за все прочее.

– Хочэшь, розповим як я воював в Чечни з комуняками? – изрядно набравшись, заявил Музычко собутыльнику.

– Эгэ ж, – пьяно икнул тот. – ХОчу.

И дальше началось повествование о том, как храбрый «вояк» десятками жег на Кавказе русские танки с бэтээрами, лично разгонял батальоны москалей и сбивал из «стингеров» их самолеты.

– За цэ мэнэ сам Джохар (поднял Сашко вверх палец) нагородыв ордэном «Чэсть нации», та назвав моим имъям вулыцю у Грозном.

– Дай я тэбэ розцилую, дружэ, – расчувствовался Деркач, потянувшись к нему сальными губами.

– А щэ я там показав, хто таки бандэривци – утер щеку Музычко. – Торощыв полонэным москалям пальци плоскогубцямы, выколював очи штыком и видризав головы.

– А головы навищо? – мутно уставился на него идеолог.

– Щоб граты у футбол, – подмигнул ему Музычко и хрипло рассмеялся.

– Ото гэрой! – восхищенно поцокал языком Деркач, после чего набулькал в стаканы горилки, – будьмо!

Глава 7. Крестник

– Хрясь! – врезался Сереге в челюсть кулак и смел его со стула, привинченного к полу «допросного» кабинета.

– Вставай, братан, – цапнула за ворот рубашки крепкая рука, снова водружая на место.

– Ну, так что, Ионаш, так и будем играть в молчанку? – последовал вопрос из-за слепяшей глаза, стоящей на столе лампы.

– Мне нечего сказать, – просипел Серега.

– Хэк! – рубанул его сбоку ребром ладони по шее сопящий сзади опер, в глазах поплыли радужные круги, и парень отключился.

Сидевший за столом следователь давнул кнопку под его крышкой, через секунду железная дверь с лязгом отворилась, и в ее проеме возник хмурый сержант в камуфляже.

– В пятую его, – ткнул пальцем в валяющегося на полу Серегу следователь. – Пусть на досуге подумает.

– Слухаюсь, – пробубнил сержант, и они вместе с опером выволокли бесчувственное тело из допросной.

Очнулся Серега на холодном бетоне камеры и со стоном вполз на деревянный настил – шконку.

Пощупал пальцами зубы (те ныли, но были целы), высморкнул из ноздрей на пол студенистую кровь, после чего осмотрелся.

Судя по виду, это была одиночка. Размером примерно два на три, с бетонным очком параши в углу, жестяной раковиной с медным краном рядом, забранным сеткой, тускло горящим плафоном на низком потолке и небольшим, с решеткой окошком.

Кряхтя, Серега встал, прошаркал кроссовками без шнурков к раковине и, отвернув кран, долго пил холодную, воняющую хлоркой воду.

Потом ополоснул распухшее лицо, утерев его рукавом, вернулся назад, улегся на бок и забылся тяжелым сном, подтянув ноги к подбородку.

Где-то загремел гром, и Серега проснулся.

– Завтрак! – гавкнули из окошка откинутой внутрь из двери кормушки, и на нее брякнула алминиевая кружка, с пайкой черняшки.

Сиделец, морщась, встал, взял завтрак – кормушка закрылась.

Хлеб он есть не стал (тупо ныла челюсть), а пахнущий соломой горячий чай выхлебал с удовольствием.

Где-то за дверью, в коридоре СИЗО*, чуть слышалась музыка, за пыльным окошком камеры, просматривался пятачок неба.

Сереге стало тоскливо и его взгляд заблуждал по стенам, а потом остановился. Они все были в надписях и довольно интересных.

« Федорков – козел» выцарапал кто-то твердою рукою. «Здесь сидел Пистон» – сообщала другая, выполненная крупными каракулями, «Смерть активу и ментам!», гласила очередная.

Нчальника Стахановского угрозыска майора Федоркова, Серега видел пару раз, и у братвы он носил кличку «Гнус», поскольку брал взятки, крышевал и беспредельничал. Пистон был известный в округе вор и наркоман, не так давно убитый донецкой бригадой в Алчевске. Далее шел неприличный стишок и искусно выполненный рисунок голой девки, а справа от окошка полоснула по сердцу надпись «Прости мама», выполненная затейливой вязью.

В этой жизни Серега Ионаш мало кого любил. Разве что мать и дядю.

Через пару лет после его рождения великая страна канула в лету, а когда мальчишке исполнилось семь лет, при обвале в шахте погиб отец и их семья, в который была младшая сестренка, стала бедствовать.

Зарплаты, которую получала работающая бухгалтером гороно мать, не хватало. Родня помогала как могла, но у самих тоже было не густо.

Выручал дядя. В один из своих приездов, спустя несколько месяцев после гибели отца, он устроил мать экономистом на фабрику, а крестника определил в городскую ДЮСШ* – в секцию бокса. А еще подарил пневматическую винтовку и преподал первый урок стрельбы, сказав при этом:

– Хорошо учись и занимайся спортом, Сергей. В этой жизни надо быть мужчиной и бойцом. Что мальчишка хорошо запомнил.

В боксе он особых успехов не достиг, хотя к окончанию школы имел первый разряд, а вот стрелять из винтовки научился отменно, и это впоследствии здорово пригодилось.

Тогда дядя уже служил в Киеве и обещал племяннику помочь поступить в высшую школу милиции.

– А меня возьмут? – с надеждой спросил Серега.

– Все в твоих руках. Но нужно пройти армию.

Далее был год службы в бригаде ВДВ под Днепропетровском, где сержант Ионаш стал классным снайпером и утвердился в желании поступить в спецназ, как дядя, но после демобилизации крупно «влип», что вкорне изменило жизнь парня.

Тем майским вечером, спустя сутки после возвращения домой, навестившие друзья уговорили десантника отметить это событие в одном из городских ресторанов с традиционным названием «Донбасс», куда все и отправились.

Заняв столик в главном зале и сделав заказ, для начала выпили за Серегино возвращение, потом за дружбу, вслед за чем потек душевный разговор – парни все были серьезные.

Тем временем посетителей в заведении становилось все больше, они приходили парами и компаниями, над столами потек сигаретный дым, бодрее забегали официанты.

Затем в углу зала на таблетке эстрады возникла тройка «лабухов»* с электроинструментами, выдав для поднятия тонуса гостей пару заводных песен. Они были встречены «на ура!» и далее последовала ламбада, притянувшая к эстраде несколько молодых пар, заколыхавшихся в бодром танце.

– Хорошо сидим! – проорал сквозь гром эстрады самый старший из Серегиных друзей, Юрка Шабельник, в очередной раз наполняя бокалы.

А примерно через час, когда музыканты сделали перерыв, в зале появилась еще одна компания из трех вальяжных парней с девицами, броско одетых и самоуверенных.