Каково же было разочарование, когда ухватившись за очередной выступ, он рывком приподнялся над карнизом, надеясь увидеть площадку, на которой можно было бы передохнуть, а вместо этого прямо за карнизом гора обрывалась почти вертикально вниз в жуткую бездну, подернутую дымкой. Обрыв острым уступом уходил в обе стороны к соседним горам. Потрясенный увиденным, некоторое время лежал на пологой стороне, ухватившись за каменистые выступы края обрыва. Пока отдыхало тело, мысль лихорадочно искала выхода из ситуации. Ползти вниз – это почти наверняка сорваться. Долго пребывать в полувисячем положении тоже невозможно. Остается попытаться вдоль обрыва пробраться к склону одной из соседних гор. Несмотря на кажущуюся сложность ползти, цепляясь за острые выступы, оказалось совсем нетрудным делом, если бы не сильный холодный ветер от которого коченели и руки и тело. Но и тут повезло. За изгибом горы ветра почти не было. Это придало сил и уверенности. К тому же надо было спешить. Солнце явно клонилось к горизонту, и темноватая глубина закрайной бездны, в которую он время от времени заглядывал по мере продвижения, быстро наполнялась чернотой.

Обрыв как то резко закончился. До склона соседней горы было еще далеко, а из бездны словно вынырнул противоположный крутой скат, который с каждым продвижением становился положе и положе. Да и закраина потеряла остроту и перешла в отдельные выступы. Вскоре можно было подняться и спокойнее перейти на ту сторону горы, спускаясь наискосок вниз по ее пологому склону. Спуск шел быстро. Вскоре начали появляться из сгущающейся полутьмы чахлые кустики. Пожалуй этого было достаточно, для того чтобы насобирать на костерок и поискать место для ночлега. Что и сделал. Да и место для костра и ночлега нашлось за уступом скалы с достаточно ровной площадкой. Вот только пучки травы никак не хотели зажигаться от хилых высекаемых искр. И пришлось сильно пожалеть, что не захватил с собой пучки сухого мха. Но отчаянные усилия и бешеное желание, во что бы то ни стало развести костер, помогли делу. В конце – концов, темноту ночи осветил слабый лепесток огня. Сохранить его и раздуть пламя костра уже не представляло труда.

Сон сморил внезапно. Тепло костра и предельная усталость быстро сделали свое дело. Последнее, что еще наутро вспоминалось это тщательно закупориваемый бурдючок с водой и непередаваемый вкус горячего куска мяса, вытащенного из углей костерка. Зато отчетливо помнился странный сон, в котором он был каким-то большим и сильным зверем, огромными прыжками настигающий косулю, и потом клыками разрывающий ее толстую шкуру и с наслаждением пожирая теплые вздрагивающие шевелящиеся куски мяса, почему-то стремящиеся ускользнуть из пасти.

Потом было еще два дня пути по горам. Но ничем особенным они не запомнились, кроме изнуряющей усталости в конце каждого дня. Да еще сильного дождя ночью, ручеек от которого проник под навес скалы и насквозь промочил всю одежду.

В конце второго дня перевалив очередную гряду, увидел внизу в лучах вечернего солнца широко раскинувшуюся долину, окаймленную на горизонте едва видимой блестящей полоской воды. Совсем не далеко, вниз по склону виднелось пасущееся стадо. Подойдя ближе, стало различимо, что это было стадо домашних животных. Вскоре обозначились и пастухи. Неожиданная встреча с ними могла предвещать ничего хорошего. Но, изнуренному длительным переходом и голодом ему было решительно наплевать на последствия. Хотелось только одного, чтобы поскорей закончились мученья.

Пастухи встретили пришельца настороженно, но не агрессивно. Видимо изможденный вид скитальца не внушал особых опасений. А вот разговор долго не клеился, так как язык, на котором общались пастухи, можно было понять с трудом. Пока выясняли, кто да что, стало темнеть, и кто-то из пастухов разжег костер. Перед сном дали напиться и что-то поесть. Но спать велели поодаль от всех и от костра. Возражать было бессмысленно и, подхватив котомку, расположился поближе к сбившемуся в кучу небольшому стаду.

Поутру меня отправили с одним из пастухов к стану. Стан был большим – несколько больших шатров, много шатров поменьше и целая куча лачуг располагались на пологом берегу реки. Такого большого стана он еще не видел. Масса женщин и детей повысыпали из своих жилищ и с любопытством разглядывали чужака, которого вел пастух по направлению к одному из больших шатров. Мужчин встречалось мало и, в отличие от остальных, делали вид полного пренебрежения к пришельцу. Подойдя к шатру, пастух жестом велел остаться на месте, а сам сначала заглянул, а потом и скрылся за его пологом. Через некоторое время пастух вышел, почтительно пропустив впереди себя высокого широкоплечего мужчину. По пристальному и властному взгляду мужчины можно было понять, что перед ним либо хозяин стана, либо один из тех, воле которого подчиняются все остальные.

– Ты кто?

И не дождавшись ответа, уточнил вопрос.

– Ты из племени Большой реки?

Вопросы прозвучали почти на его языке. Он ответил утвердительно.

– И ты заблудился?

– Да.

– Но ты забрел слишком далеко от своего дома, ты это знаешь?

Этого не знал, и вместо ответа только пожал плечами.

– Ну что ж. Я беру тебя и дам тебе еду. Ты будешь вместе с ним – и он кивнул на пастуха – пасти мой скот.

– Я не могу тебя назвать моим рабом, поскольку ты пришел сам, но и членом моей семьи ты тоже не будешь. Будешь просто работать у меня, пока не наберешься сил и не сможешь добраться к своим. Согласен?

Утвердительным кивком головы выразил согласие.

– Ну, договорились. А место для шалаша выбирай сам, но желательно поближе к моему шатру.

С хрустом потянувшись и потеряв дальнейший интерес к пришельцу, повернулся и скрылся в шатре.

Так началась новая жизнь в чужом племени. И пребывание оказалось долгим. Долгим, в силу того, что спустя некоторое время до стана доползли слухи о катастрофе на большой реке, что половина племени погибла в горах, а остальных смыло большой водой в озеро. И, похоже, мало кто спася.

Сие известие, принесенное одним из сыновей хозяина на пастбище, так потрясло, что весь день не мог найти себе покоя, бросив все и уединившись в ближайшей роще на берег небольшой речушки. Там, тупо глядя в воду, в оцепенении и просидел до темноты. Но заботы последующих дней отодвинули тоску куда-то вглубь души. К тому же ровное отношение окружающих позволили быстро наладить спокойную жизнь.