Тотчас после кончины королевы Елизаветы, усердной защитницы английского протестантизма, страну наводнили тайные агенты испанского и французского королей, которым очень хотелось завербовать как можно больше сторонников среди английских аристократов и перетащить Англию на свою сторону в – тяжелой, кровопролитной, кропотливой борьбе за господство на континенте. Тайные агенты щедро выкладывали вечно сидевшим без денег баронам, графам и лордам испанское или французское золото ввиде единовременных выплат и пожизненных пенсионов. Английские бароны, графы и лорды принимали выплаты и пенсионы, рассчитывая с помощью испанцев или французов восстановить католическую церковь и стереть с лица земли пуританство, в котором они видели ядовитый источник всех своих бед, то есть прежде всего сломить сопротивление представителей нации новым королевским налогам.

Первым успел завлечь в свои сети маленького человека с большой головой и кривыми тонкими ножками французский король Генрих 1V Бурбон, в молодые годы бывший воинственным протестантом, а зрелые годы бестрепетно принявший католичество ради приобретения французской короны. Прибыв в Лондон, раздав некоторое количество золота при дворе, его представитель герцог Максимилиан де Сюлли склонил короля Якова к оборонительному союзу, направленному против Испании. Тридцатого июля 1603 года король Яков подписал договор о союзе в своем замке Гемптон-Корт на Темзе, близ Лондона. Договор предусматривал взаимную военную помощь в том случае, если агрессивно настроенная Испания нападет на одну из сторон или предпримет решительные военные действия против протестантов в Голландии, причем в отдельных статьях с дотошной подробностью определялись условия, размеры и виды помощи с обеих сторон.

Разумеется, договор о союзе с французами не был согласован с парламентом, Этим договором король делал парламенту вызов. Немудрено, что и договор и особенно вызов очень не понравились представителям нации. Они почуяли в договоре запах ладана и наступление на сторонников истинной веры, как не смягчался договор тем, что к нему присоединились протестантские князья Германии и короли Дании и Швеции и что договор предусматривал защиту протестантской Голландии. В королевском вызове они услышали предупреждение: король не собирается с ними считаться. Стало быть, им следовало ждать с его стороны ещё большей беды.

Ошибиться было нельзя. С чувством растерянности и страха они наблюдали, как под воздействием испанского золота при дворе ширится и набирает силу испанская партия и во главе её один за другим становятся первые советники короля: государственный казначей граф Томас Саквил Дорсет, один из победителей Непобедимой Армады адмирал граф Чарлз Ноттингем, граф Чарлз Блоунт Девоншир, граф Уильям Говард и адмирал лорд Эдуард Сесил, он же виконт Уимблдон. Войдя в сношения с испанским послом графом Жуаном Таксисом Вилла Медина и миланским сенатором Алессандро Ровида, они убедили короля Якова начать переговоры с Испанией. Короля Якова и не надо было особенно уговаривать: испанский король служил ему идеалом.

Все-таки и король и его советники опасались представителей нации. Переговоры проводились тайком. Напуганные стремительным усилением Франции, ещё более напуганные возникновением антигабсбургской лиги, в которую только что была втянута Англия, представители испанского короля опрометчиво предложили англичанам, пока что не позабывшим Непобедимой Армады, не только оборонительный, но и наступательный военный союз, разумеется, направленный против Франции, Голландии и протестантских государей Европы. Даже маленький человек с большой головой и кривыми тонкими ножками, даже подкупленные испанским золотом казначеи, адмиралы и лорды оторопели, ознакомившись с таким предложением. Столь резкий поворот во внешней политике даже им показался слишком крутым.

Переговоры затянулись, но не надолго. Миланский сенатор Алессандро Ровида, быстро сообразив, что и в самом деле толковать о наступательном союзе было и бестактно и несвоевременно, предложил ограничиться заключением мира между чересчур давно воюющими державами с прибавлением к нему оборонительного союза, который обязывал бы обе стороны в случае нападения неприятеля на одну из подписавших соглашение стран. Довольные неожиданным сближением именно с испанской короной, главным оплотом католицизма в Европе, казначеи, адмиралы и лорды согласились на эти условия, Нисколько не смутившись тем обстоятельством, что всего год и месяц назад был подписан такой же договор с Францией, направленный против Испании, маленький человек с большой головой и кривыми тонкими ножками с тем же удовольствием от сближения с горячо чтимой испанской короной подписал с Испанией точно такого же содержания договор, направленный теперь против Франции и всей протестантской лиги, в составе шведского короля, датского короля и северных немецких князей. Договор возвещал в возвышенном тоне, что после длительного и страшного пожара войны, которым христианские державы были охвачены много лет, милосердие Божие принесло им день мира, день спокойствия, бывший до сей поры не столько предметом желаний, сколько предметом отдаленных надежд. Забрав так высоко, договор провозглашал, что о столь великом событии должны знать все, однако о столь великом событии далеко не сразу узнали представители нации, созванные королем Яковом полгода назад.

Далеко не сразу узнали представители нации и о торговых статьях, которые занимали едва ли не половину текста, заверенного подписью короля. Разумеется, статьи девятая и десятая тем же возвышенным слогом трактовали о свободном мореплавании и свободной торговле, общественное мнение требовало этих предосторожностей, и общественное мнение получило именно то, что требовало. Однако свобода мореплавания и свобода торговли не касались так называемых Соединенных провинций, то есть Голландии и Зеландии, интересы которых по прежним договорам находились под покровительством Англии, им запрещалось отправлять в Испанию, в испанские владения, даже во Фландрию, родственную им по крови и вере, но оккупированную испанцами, корабли, повозки, деньги, товары или что-либо иное, другими словами, Испания руками Англии душила торговлю Соединенных провинций.

Уже этот беспощадный ущерб, нанесенный дружественной протестантской державе, должен был возмутить представителей нации, Тем более представителей нации должны были привести в негодование статьи договора, которые касались собственно английской торговли, поскольку они затрагивали интересы каждого англичанина, который стриг шерсть, ткал сукно, торговал скотом и занимался ремеслами. Понятно, что прямо, откровенно английские интересы в договоре не ущемлялись, испанцы разрешали англичанам торговать где им вздумается, во всех испанских владениях, в том числе на островах Карибского моря и с американскими поселенцами, англичанам всего лишь ставилось непременным условием регистрировать в Испании свои корабли и товары и уплачивать за право торговли тридцатипроцентную пошлину, что делало английскую торговлю с островами Карибского моря и американскими поселенцами невозможной. Но испанцам и этого было мало. Испанские военные корабли продолжали грабить и забирать как трофей всех английских полупиратов-полуторговцев, которые пытались проникнуть на запад без регистрации и без уплаты обозначенной, прямо разорительной пошлины.

Подписанный договор, которым английский король так нерасчетливо предавал интересы английской торговли, можно было достаточно долго скрывать от представителей нации, трудней было скрывать бесчинства испанских военных властей, продолжавших истребительную войну с английскими купцами и каперами. В конце концов представители нации потребовали разъяснений у самого короля. С разъяснениями в палате общин выступил Френсис Бэкон, канцлер, гениальный ученый, отец экспериментального метода, родоначальник новейшей науки. Во-первых, он объявил, что королевское правительство не признает прав Испании на те территории, на которые не распространяется её контроль и на которых не имеется её поселениё. Во-вторых, он сказал, что всякий, кто отправляется торговать на острова Карибского моря и с поселенцами на восточном побережье Америки, действует на свой страх и риск, и по этой причине королевское правительство не считается себя обязанным его защищать.

Договор имел и худшие следствия. В Англию возвращались католики, возвращались иезуиты. Разумеется, иезуиты возвращались нелегально и действовали исподтишка. Они нападали на королевскую англиканскую церковь, объявляя её еретической. Нападки иезуитов таили в себе угрозу возвращения католицизма на английскую землю. В душе возвращения католицизма желал и сам маленький человек с большой головой и кривыми тонкими ножками, причем желал вопреки тому обстоятельству, что он являлся главой англиканской церкви и, следовательно, по своему положению должен быть противником и ненавистником католицизма, а нападки иезуитов на англиканскую церковь являлись, таким образом, нападками на него самого и направлялись не только против новой английской религии, но и против государственного строя Англии как он сложился после упразднения католической церкви. Выходило, что английский король сочувствовал подрывной пропаганде, направленной против него самого как главы церкви и главы государства. Большей чепухи и придумать было нельзя.

Испания лишь прикрывалась договором о мире и оборонительном военном союзе. Испанское посольство в Лондоне превратилось в центр разрушительной пропаганды. Испанский посол оказывал денежную помощь английским иезуитам и служил посредником между ними и иезуитскими организациями в Испании и Италии. Несмотря на соответствующую статью договора, испанские власти с распростертыми объятиями принимали ирландских, шотландских и английских католиков, вынужденных бежать от преследований, которые на них продолжала обрушивать англиканская церковь. Испанский генерал маркиз Амброзио де Бальбазес Спинола, наместник Фландрии, устраивал пышные приемы вождям ирландских повстанцев. Он переправлял их в Милан. Им оказывал милости испанский король Филипп111. На средства испанской казны для их детей учреждались семинарии, в которых воспитывалась фанатичная преданность католической вере и ненависть к английскому пуританству. Римский папа обращался с посланиями к английским католикам, которые отказывались присягать на верность английскому королю, и призывал их во имя Христа идти на муки и смерть.

Возвращение католиков, тем более возвращение иезуитов грозило Англии жестокими бедами, Замшелые старики ещё помнили безумный террор, учиненный королевой Марией Кровавой. Из Фландрии и Брабанта, залитых кровью, которую без счета, без меры проливали испанцы, продолжали прибывать купцы и ремесленники, сумевшие выскользнуть из цепких лап святой – инквизиции и добраться до спасительной Англии. Беглецы не уставали рассказывать о бесчинствах, творившихся испанскими генералами, и о том, как озверевшие испанцы-католики врываются в их дома, как сжигают еретиков, хорошо если по особой милости на соломе, но чаще без милости на хворосте у столбов, как дворянам и зажиточным горожанам головы рубят мечом из уважения к их положению, крестьян просто вешают, женщин под видом ведьм закапывают в землю живьем, а доносчики получают половину имущества, если оно не превышает ста золотых монет, вторую половину наследует испанский король.

Новые налоги и новая политика короля Якова для представителей нации чем-то вроде замедленного убийства. Они сопротивлялись семь лет, они осуждали все попытки короля править вопреки воле парламента, наконец они исчерпали все свои аргументы и обратились к маленькому человеку с большой головой и кривыми тонкими ножками с прошением, в котором требовали отменить все налоги, введенные королем и королевским правительством без их утверждения в палате общин. В то же время, уверив его, что им чуждо инакомыслие, пуританский дух и уклонение в пресвитерианство, они отказали королю в праве вносить какие-либо изменения или каким-либо иным образом реформировать существующую англиканскую церковь. Тем не менее пришедший в бешенство маленький человек с большой головой и кривыми тонкими ножками, обвинив представителей нации в том, что они сочувствуют богопротивному пуританству, объявил палату общин распущенной.

Правда, без палаты общин королю легче не стало. Помыкавшись года три, не сумев убедить торговцев, ремесленников и сельских хозяев, что они обязаны платить любые налоги, введенные королем, и безмолвно мириться с возвращением ненавистных католиков и иезуитов, он созвал новый парламент, питая надежду, что печальная судьба первого парламента пойдет представителям нации впрок. Король глубоко заблуждался. Введение новых налогов и возвращение католиков и иезуитов затрагивали самые коренные, жизненно важные интересы большей части населения Англии, и представители нации именно в двух этих вопросах ни под каким видом не могли пойти на уступки. Всего два месяца спустя после первого заседания палата общин потребовала, чтобы король Яков прекратил собирать налоги, которые прежде были ими отвергнуты. В ярости король Яков повелел сжечь представленный им меморандум в камине, несколько представителей нации, особенно ему не угодных, попало в тюрьму, парламент был снова распущен и не собирался семь лет.