Не пойму, почему, как же так,
Что не знал я вас прежде,
Но почти уже свыкся,
Пусть, впрочем, сноровка не та,
Лишь теперь понимаю,
Что эти озёра Медвежьи,
Для меня, заплутавшего,
Верная волчья тропа,
Там, где спрятался лес
В стекленеющих глянцевых водах,
В их бездонной глуши,
Отраженье небес синевой,
Нахожу я себя,
От сует отвернувшись, и чтобы
Мне не в стае брести,
А своей лишь дорогой одной.
С каждым годом она
Всё сужается, меньше и тоньше,
И конец уж пути,
Вероятно, совсем не далёк,
И в вечернем закате
Церковный звенит колокольчик,
И склонится во ржи,
Синь небесную скрыв, василёк.
Звук плеснувшей волны
Проскользнёт отголоском в затоне,
Рыба, плеща, всплывёт,
Невзирая на риск свой и страх,
И пасутся в лугах
Рыжегривые резвые кони,
И стрекочут стрекозы,
Ведя хоровод в камышах.
В пруду Кусково жёлтые кусты
С их отраженьем карусель заводят,
Задумчиво скульптуры в тенях бродят,
На холод ёжатся намокшие листы.
Замрут на миг, фигур печальны лица,
Пусть немы, но быть может меж собой
В общенье, в темень скрывшись наготой,
Чтоб с белизной покровов снежных слиться.
Близь них мне задержаться, лисий хвост
Игривой осени приметить на опушке,
И вспомнить, что писал про осень Пушкин,
Как стих его изыскан был и прост.
Но не дано мне, скажут «стихоплёт»,
Порой удачны пусть бывают строки,
Но всё же каждый год приходят сроки
Ловить строфу, что с осенью придёт.
Но не спешу совсем, не унываю,
Нас много, пишущих, тому свидетель сам,
Но истин возвышающий обман
По осени охотней принимаем.
Опять не сбылись приметы
И изморозь к утру в проседь,
Вот, вроде, не бабье лето,
Но и не мужичья осень.
С дождями, где ветер в жалость
Гундит, голосит в отчаянье,
Тепло, мол, не удержалось,
А он как виновный крайний.
Циклоны всему причиной,
А мы всё Велеc да Власий,
От них, мол, дугой осины
И гнутся и стонут басом.
Опять ведь всё врут прогнозы,
Вот выкуси вроде накось,
Не лето, а бабы с возу
И хлюпают влагой в слякоть.
Почто весь сентябрь в тучах,
Не то ведь, что было прежде,
Но где-то скользнувший лучик
Заронит тепла надежду.
Калужский ветер свеж, прохладен,
Букетом ярким вспышки клёнов
Средь парков и садов зелёных
Сверкают осени наградой.
Рассветной тишины покой,
Не слышно с улицы, ни звука,
Проснётся утро, снов минуты
Сменятся суетой дневной.
Затейлив город, стар и нов,
С причудинкой, щиты рекламы
Вдаль заслоняют панораму
Игрой затейливых цветов.
Привычка к местному нужна,
И сладкой выпечкой калужской
Все ж угостись на всякий случай,
Всеместно славится она.
Пройтись Двором гостиным мимо,
Плотнее застегнув пальто,
Взглянуть в витрину магазина
С названьем «Там где никто».
В заботы город погружён,
И башню старой колокольни
Качает словно и невольно
Музейный вспомнится Юон.
Прочерчен мост прямой стрелой,
Лес ближий тетивой из лука
Пронзил окраину Калуги,
Согнув изгиб дуги Окой.
Музей, что космос сторожит
Готовой к выстрелу ракетой,
Неподалёку, рядом где-то
Приют, где Циолковский жил.
В саду от памятника тень,
Но сказка былью только в сказках,
А осень провожает с лаской
Калужский благодатный день.
На свежесть ветра продышаться выхожу,
Причину почему, зачем, никто не скажет,
Следы я прошлого в сегодня нахожу
И сам себя ищу как давнюю пропажу.
Так возвращаюсь в дни ушедшие опять,
Давно смирился с тем, что я совсем не молод,
Проходят осени и цифра «семьдесят пять»
Напоминает, как ни странно, серп и молот.
Мне говорят: уж тридцать лет не та страна,
Такой ведь нет и никуда уже не деться,
Не возражу, но всё ж в том моя вина,
Что позабыл свою я юность вместе с детством.
Да, эти годы так суровы, не просты
Мол, то что помнится, об этом не жалейте,
Рожайку-речку, пионерские костры,
Флаг, гордо поднятый на утренней линейке.
И груз забот, что тяжело было нести,
Победы радость, ту, что все с надеждой ждали,
И подводили под расстрельные статьи
Ночные гости цвета воронёной стали.
За годы может обличений голос стих,
Себе советую подчас иных признаний,
Поменьше пафоса, да и упрёков злых,
Побольше тёплых и живых воспоминаний.
Был ясный день, звенела неба просинь,
Не бабье лето пусть, но повезло,
И грела лес «немчиновская» осень,
А в сотнях вёрст «Малевичи» село.
Неясны нам названия причины,
То парадокс, что тянет, вдаль маня,
Где пряталась дождливая личина
Под доброй маской солнечного дня.
Мы часто здесь компанией бывали,
А было б хорошо прийти вдвоём
И помечтать, но с радостью узнали,
Что строят водопад и водоём.
С Малевичем всегда совсем непросто,
С рожденьем, смертью, датами картин,
И славой редкой, двухметроворостой,
В ней, впрочем, сомневаться нет причин.
Ему с трудом далось искусства знанье,
Супрематизм не прост совсем не зря,
Казался он пророческим посланьем,
Листая новый смысл календаря.
Мне повезло, и редким даром станет
Вся дружба, что безмерно я ценил,
С той женщиной, что Уной звали в память
«Уновиса», я это сохранил.
Здесь от безделья творчество излечит,
Хоть можно место новое найти,
И где дубовой рощею Малевич
Мостил к своей теории пути.
Не счесть тех форм, а сколько смыслов вышло,
Творец супрематизма был бы рад.
Свет гас и погружался мир застывший
Во тьму, как бесконечный квадрат.
Опять забреду, как прежде,
В озёра я те Медвежьи,
Здесь тихо и кружится,
кружится лист над водой,
Знакомо всё так, понятно,
И осени запах сладкий
Напомнил сегодня мне
прошлые встречи с тобой.
Камыш сник неровной щёткой,
В нём птицы шумят трещотки,
И рыбы, проснувшись,
недвижно скользят по воде,
Вдогонку им плещут утки,
Вспорхнув в небо на минутку,
И здесь я покоен и тих, как быть может нигде.
А там, в отдаленье леса,
Собралась дождя завеса,
Но влагу пролить не торопится, копит в тайне,
И я чуть заметно, скромно,
Страдаю душой бездомной,
Медвежьи озёра приютом, но только не мне.
Снова в краях Медвежьих мы,
Были и до сих пор,
Скрип под ногой валежника
Гаснет в тиши озёр.
С прежней расстаться ношею
Смелость порой нужна,
В эту прогулку в прошлое,
Прежние времена.
К лесу тропинки тянутся,
Я им желанный гость,
Дождик, запойный пьяница,
Лижет рябины горсть,
Машет приветно ветками
На косогоре бор,
Радует, словно в детстве мы,
Крапчатый мухомор.
Светят чуть звёзды-странники,
В дымке и не видны,
Глохнешь, ни звука раннего
В логове тишины,
Просим приюта осени,
Чтобы не знать разлук,
И отраженьем в озере
Тени сплетённых рук.
Красным отсвет в клёнах тлеет,
Золотит их вновь, как встарь,
Все цветистей и пестрее
Октября живой алтарь.
Полыхнуть окрасом может,
Пламенеет на мороз,
Сбросив листья, дуб тревожит
Чёрным золото берёз.
Запаслись они терпеньем,
Стынут с ног до головы,
И к Покрову будут зренье
Тешить снежные стволы.
В них кукушка отзовётся,
Счёт её совсем не прост,
Сквозь кустарники метнётся
Солнца блик, как лисий хвост.
Кратка осень, благочинна,
Тает свечкой с каждым днём,
Только вовсе нет причины
Нам печалиться о том.
Стала символом русским берёза,
Да и где только их не видать,
Не метафора – метаморфоза —
Где берёза – там родина-мать.
От японских холмов до Карелии,
Заселили гурьбой белый свет,
Может, есть и породы старее,
Благородней, роднее лишь нет.
Лёгким парусом взлёт оперенья,
Тонкой мачтою белой стволы,
И извечное к небу стремленье,
Все вобрав в себя соки земли.
Буйным летом им царствовать нужно,
А на осень в тиши прикорнуть,
И в морозы печалиться дружно,
Слёзы мёрзлые с веток стряхнуть.
О проекте
О подписке