6

Утром Гуреев задолго до рассвета разогрел машину, я тоже встал пораньше, мы с ним попили чайку с бутербродами и тронулись. За пределами посёлка я ещё не был, и теперь в бледном утреннем свете с любопытством поглядывал то вперёд, то в боковое окошко. Сначала, виляя, долго тянулась поселковая улица, потом мы переехали по длинному деревянному мосту через какую-то речку и скоро спустились по пологому съезду на лёд Байкала. У берега лёд был очень неровный, бугристый, а кое-где и с торосами, машина тряслась, Гуреев только успевал руль крутить туда-сюда. Но на гладкий лёд, простиравшийся мористее, дорожная колея не выходила. Я спросил Гуреева, почему не ездят там.

– Опасно. Можно в щели становые попасть. Они вдоль всего берега тянутся. Так что туда лучше не соваться.

Справа высились скальные утёсы, отвесно обрывавшиеся прямо в Байкал.

– Как же тут рельсы-то будут класть? – недоумевал я. – Неужели под скалами насыпь сделают?

– Я слышал, здесь собираются тоннели пробивать мысовые, – отозвался Гуреев. – Сквозь утёсы. А между тоннелями будут склоны взрывать и выравнивать. Внизу насыпь под рельсы тоже сделают, только временную. Пока тоннели не построят.

Проехав километров двадцать пять, мы выбрались со льда снова на берег. Дорога шла по просеке среди тайги. Но скоро машина выехала на длинную прямую улицу, образованную двумя рядами сборно-щитовых домов.

– Здесь город будут строить, – сказал Гуреев. – Только название пока не придумали.

Он остановил машину, вышел и попинал скаты, потом присел на корточки, заглянул под передок.

– В прошлом году здесь только три дома стояло, – сообщил он мне, залезая обратно в кабину, и завёл мотор. – Ну что, двинем?

– Давайте. Сколько отсюда ехать?

– Километров сорок.

– Времени почти девять. А нам к десяти надо. Успеем?

– Дорога длинная, – уклончиво ответил Гуреев.

Было видно, что ему не понравился мой вопрос. Шофёры – люди суеверные. Как, впрочем, большинство из нас. Но чёрная кошка, пустые вёдра, число «тринадцать» – это понятно. Тёмное наследие прошлого. А вот почему, например, космонавты, люди вроде отважные и без предрассудков, перед полётом тоже всякие ритуалы соблюдают? По понедельникам не стартуют. Накануне обязательно смотрят фильм «Белое солнце пустыни». В полёт берут бутылку водки, на которой всем экипажем расписываются, и после удачного приземления выпивают её. И все писают на колесо автобуса, который везёт их к месту старта. А то, мол, полёт будет неудачным. И ведь все прекрасно понимают, что тут никакой связи нет, но вот поди ж ты… Что там говорить о Гурееве, у которого, как только мы отъехали от будущего города, вдруг заглох мотор.

– И надо было вам про время спросить! – в сердцах сказал он, несколько раз безуспешно повключав стартёр.

– А что такое?

– А то. – Он вышел из кабины и откинул створку капота сначала с одной, потом с другой стороны.

Я тоже вылез.

– Искра есть? – спросил я и тут же замолк. Потому что в армии в подобных ситуациях какой-нибудь майор-политработник, ехавший в моей колонне пассажиром читать лекции на заставах, обязательно задавал водителю этот же вопрос, хотя сам ничего не понимал в двигателях. Но ему вот непременно надо было как старшему по званию возглавить процесс поиска неисправности. Со стороны это выглядело смешно.

Гуреев молча копался в моторе. Потом выругался и сказал:

– Бензонасос крякнул.

Он вытер руки ветошью, походил около машины и сказал, глядя в сторону:

– Дорога – она дорога и есть. Куда надо, туда и приведёт.

Я молчал. Гуреев тоже помолчал и закончил:

– И чего спрашивать? Это же дорога.

Я чувствовал себя виноватым, вот только не знал, в чём. Ну ладно, не надо было спрашивать. Чёрт бы побрал все эти приметы… Но разве сам Гуреев не мог вовремя заметить, что бензонасос у него скоро выйдет из строя? А если даже и не мог, то при чём здесь я? Это же техника, она имеет обыкновение ломаться иногда. И потом, у хорошего шофёра всегда должен быть запас под рукой.

И я спросил:

– Запасного-то нет?

– Да откуда. – Гуреев закурил. – Ремкомплекта – и то нет… Я в прошлом году завгару говорил: дайте хоть немного запчастей. А то ни трамблёра, ни карбюратора… Две свечки всего на запас. Ключи – и то не все… Хотя, если запчастей нет, зачем тогда и ключи.

– Бардак, – сказал я. – И что теперь делать?

– Снять штаны да бегать, – ответил Гуреев. Он докурил папироску и посмотрел на меня. – Здесь на БАМе я что-то ни одной «ступы» не видел. Сплошные «Магирусы». Ну, КрАЗы встречаются.

– Что это за «ступа»?

– Так вот она и есть, – хлопнул Гуреев по двери кабины. – «Трумэн», «ступа», а ещё «бабай», «колун», «крокодил»… Хорошая машина. Руль только тяжёлый, без гидравлики.

Он закрыл капот и укутал его стёганым утеплителем. Потом снова закурил.

На дороге из «города» показался легковой уазик. Гуреев, махнув рукой, тормознул его и поговорил с водителем. Вернулся ко мне.

– Тут сейчас вроде есть одна, – сказал он. – Лесхозовская. Деляну там лесники отводят, вырубать под следующую улицу. Вдруг у них запасной насос найдётся?

– Так шофёр же не даст. Сам-то с чем останется?

– Ну, может не дать, конечно. Если только хорошо попросить… – Он пристально взглянул на меня, потом под ноги и сдвинул шапку на затылок. – Да нет, самому мне надо. У вас деньги какие-нибудь имеются?

– Сколько?

– Без бутылки не обойдёшься. У меня рубля два с собой. Трёшку дадите? Потом Матвеич отдаст. Оформит как-нибудь.

Я полез в карман.

– Только вы, Николай, не очень там. А то снова без прав останетесь.

Гуреев возмутился:

– Да я вообще за руль выпивши не сажусь. Это с Матвеичем тогда бес попутал. Вот пристал он ко мне: поехали да поехали…

Он взял в кабине рукавицы, потом достал из кузова топор и бросил на дорогу. Спросил меня:

– Спички есть? Костёр разводите и ждите меня. Машина-то остынет скоро.

– Так воду же надо слить, наверное.

– Не надо. Часа три она простоит, а я-то всяко-разно за это время вернусь. Да и где потом воду-то брать? Снег топить?

Он остановил проезжавший мимо «Магирус» и скрылся в его большой кабине. Самосвал пыхнул в меня чёрным соляровым дымом и покатил в сторону «города».

Я подобрал топор и шагнул с дороги в снег по колено. Да, стыковка с Андреем, кажется, сорвалась. Даже если часа через три Гуреев вернётся «со щитом», надо будет снять старый бензонасос и поставить новый. Сколько на это нужно времени, я понятия не имел, но наверняка не пять минут. А потом ещё ехать до Гоуджекита. И выходило, что до условленной почты мы сможем добраться только к вечеру. Не будет же Андрей околачиваться там всё это время. Тогда где его искать?

Ладно, сначала костёр зажгу. Нашёл тонкую сухую лиственницу, невдалеке другую такую же. Парочки штук мне пока хватит. Размахнулся, рубанул раз, другой и посмотрел на лезвие. Типичный шофёрский топор: тупой, зазубренный, с топорища слетает, а само оно чёрное, как головёшка, всё в мазуте. Кое-как свалил один ствол, обкорнал ветки, разрубил дерево на метровые поленья. Содрал кусок бересты и через пять минут грел руки над разгорающимся пламенем. Простое дело – разжечь костёр, но я, городской человек, долго не мог это освоить. Однажды на практике вообще опозорился. Выпало нам с одной девчонкой из томского универа по кухне дежурить. Встали мы пораньше, я принёс воды, она начала рис промывать или там гречку, а я стал огонь добывать. Вернее, добыть я его добыл, со спичками-то, а вот костёр не загорался. Чего я только ни делал: и стружки строгал, и лучинки тонкие щепал, и крафт-бумаги для обёртки образцов с полкило извёл, и дул в появившиеся угольки – только в саже испачкался да дыму наглотался. Из глаз слёзы текут, стал я их протирать – засорил чем-то, смотреть не могу. Побежал на ручей промывать. А возвращаясь, издалека увидел, что костёр горит, вёдра над ним висят, а моя напарница смотрит в мою сторону с нехорошей усмешкой. Я пролепетал ей что-то про свои глаза, она издевательски покивала и склонилась над вёдрами. Но хорошо, что никому она не рассказала, какой у меня вышел конфуз. Я же с тех пор стал уходить один в лес и там тренироваться. Не сразу, но стало получаться, однако всё лето я заранее переживал, когда выпадало мне костёр разводить: загорится или нет?

Пару раз возле меня останавливались машины, и водители спрашивали, не надо ли помочь. Я отвечал, что всё нормально. День стоял пасмурный, мороза большого не было. Интересно, летают ли сегодня вертолёты? Хотя зачем теперь мне это. По земле доберусь.

Если всё сложится… Ну, добудет Гуреев эту железяку, приедем мы в Гоуджекит. Хорошо, если найдём Андрея, тогда вместе переночуем где-нибудь, и он покажет, где начинается его лыжный след. А вдруг мы где-то разминёмся? Лыж у меня нет, а без них идти в горы бесполезно. Значит, надо будет возвращаться обратно. Скорее всего, Андрей, не дождавшись нашей машины, будет искать попутку, чтобы добраться до базы… А если у Гуреева ничего не выйдет, и он вернётся ни с чем? Тогда придётся отбуксировать машину хотя бы до «города», там просить кого-то присмотреть за ней, а самим ехать к себе в посёлок, заказывать бензонасос по рации и ждать, когда привезут… В общем, по-любому большая предстояла морока. И кто знает, может, быстрее мне будет всё-таки вертолёта дождаться.

А там Альберт в одиночестве остался… Это охотники могут в тайге всю зиму сами по себе жить. Да и скучать им некогда. Надо каждый день путики обходить, проверять капканы и самоловы, потом вечером в зимовье ужин варить себе и собакам, шкурки снимать, на правилки натягивать. И много у них всяких прочих забот. А тут городской паренёк, один в горах зимой. Одному вообще плохо быть… На той же практике начальник нашей партии взял на работу старшеклассников, которые хотели в каникулы подзаработать. Помогать геологам в маршрутах, пробы на канавах отбирать, всякие хозработы в лагере делать. И был среди них такой Лёха Данилов. Однажды вся партия уехала километров за десять от лагеря «на выброс» – картировать отдалённую часть площади. Лёху оставили сторожить. Дня через четыре возвращаемся – где Лёха? Покричали. Молчание. Ещё покричали – отозвался. Оказывается, спал на дереве, привязанный. Кто тебя привязал? Сам. Что ты там делал? От медведя прятался. А что, медведь приходил? Нет, но я подумал, что, если придёт, лучше я буду на дереве сидеть… И ведь так и просидел он там с первого дня, спускаясь только в туалет сходить. Ничего себе не варил, ел тушёнку, сухарики грыз да чай холодный пил. А Альберт-то года на три всего старше…