Ноябрь

 
Бледный месяц – на ущербе.
Воздух – звонок, мертв и чист.
И на голой, зябкой вербе
Шелестит увядший лист.
 
 
Замерзает, тяжелеет
В бездне тихого пруда,
И чернеет и густеет
Неподвижная вода.
 
 
Бледный месяц на ущербе
Умирающий лежит,
И на голой черной вербе
Луч холодный не дрожит.
 
 
Блещет небо, догорая,
Как волшебная земля,
Как потерянного рая
Недоступные поля.
 

24 ноября 1894

Темный ангел

 
О темный ангел одиночества,
                  Ты веешь вновь
И шепчешь вновь свои пророчества:
                  «Не верь в любовь!
 
 
Узнал ли голос мой таинственный?
                   О милый мой,
Я – ангел детства, друг единственный,
                   Всегда – с тобой.
 
 
Мой взор глубок, хотя не радостен.
                   Но не горюй:
Он будет холоден и сладостен,
                   Мой поцелуй,
 
 
Он веет вечною разлукою,
                   И в тишине
Тебя, как мать, я убаюкаю:
                   Ко мне, ко мне!»
 
 
И совершаются пророчества:
                   Темно вокруг.
О страшный ангел одиночества,
                    Последний друг,
 
 
Полны могильной безмятежностью
                   Твои шаги.
Кого люблю с бессмертной нежностью,
                   И те – враги!
 

1895

Двойная бездна

 
Не плачь о неземной отчизне
И помни: более того,
Что есть в твоей мгновенной жизни,
Не будет в смерти ничего.
 
 
И жизнь, как смерть, необычайна…
Есть в мире здешнем – мир иной.
Есть ужас тот же, та же тайна —
И в свете дня, как в тьме ночной.
 
 
И смерть и жизнь – родные бездны:
Они подобны и равны,
Друг другу чужды и любезны,
Одна в другой отражены.
 
 
Одна другую углубляет,
Как зеркало, а человек
Их съединяет, разделяет
Своею волею навек.
 
 
И зло, и благо – тайна гроба
И тайна жизни – два пути —
Ведут к единой цели оба.
И всё равно, куда идти.
 
 
Будь мудр – иного нет исхода.
Кто цепь последнюю расторг,
Тот знает, что в цепях свобода
И что в мучении – восторг.
 
 
Ты сам – свой Бог, ты сам свой ближний,
О, будь же собственным Творцом,
Будь бездной верхней, бездной нижней,
Своим началом и концом.
 

1901

Зинаида Гиппиус

Бессилье

 
Смотрю на море жадными очами,
К земле прикованный, на берегу…
Стою над пропастью – над небесами, —
И улететь к лазури не могу.
 
 
Не ведаю, восстать иль покориться,
Нет смелости ни умереть, ни жить…
Мне близок Бог – но не могу молиться,
Хочу любви – и не могу любить.
 
 
Я к солнцу, к солнцу руки простираю
И вижу полог бледных облаков…
Мне кажется, что истину я знаю —
И только для нее не знаю слов.
 

1893

Посвящение

 
Небеса унылы и низки,
Но я знаю – дух мой высок.
Мы с тобою так странно близки,
И каждый из нас одинок.
 
 
Беспощадна моя дорога.
Она меня к смерти ведет.
Но люблю я себя, как Бога, —
Любовь мою душу спасет.
 
 
Если я на пути устану,
Начну малодушно роптать,
Если я на себя восстану
И счастья осмелюсь желать, —
 
 
Не покинь меня без возврата
В туманные, трудные дни.
Умоляю, слабого брата
Утешь, пожалей, обмани.
 
 
Мы с тобою единственно близки,
Мы оба идем на восток.
Небеса злорадны и низки,
Но я верю – дух наш высок.
 

1894

Пыль

 
Моя душа во власти страха
И горькой жалости земной.
Напрасно я бегу от праха —
Я всюду с ним, и он со мной.
 
 
Мне в очи смотрит ночь нагая,
Унылая, как темный день.
Лишь тучи, низко набегая,
Дают ей мертвенную тень.
 
 
И ветер, встав на миг единый,
Дождем дохнул – и вмиг исчез.
Волокна серой паутины
Плывут и тянутся с небес.
 
 
Ползут, как дни земных событий,
Однообразны и мутны.
Но сеть из этих легких нитей
Тяжеле смертной пелены.
 
 
И в прахе душном, в дыме пыльном,
К последней гибели спеша,
Напрасно в ужасе бессильном
Оковы жизни рвет душа.
 
 
А капли тонкие по крыше
Едва стучат, как в робком сне.
Молю вас, капли, тише, тише…
О, тише плачьте обо мне!
 

1897

Электричество

 
Две нити вместе свиты,
Концы обнажены.
То «да» и «нет» не слиты,
Не слиты – сплетены.
Их темное сплетенье
И тесно, и мертво,
Но ждет их воскресенье,
И ждут они его.
Концов концы коснутся —
Другие «да» и «нет», —
И «да» и «нет» проснутся,
Сплетенные сольются,
И смерть их будет – Свет.
 

1901

Баллада

П. С. Соловьевой

 
Мостки есть в саду, на пруду, в камышах.
Там, под вечер, как-то, гуляя,
Я видел русалку. Сидит на мостках, —
Вся нежная, робкая, злая.
 
 
Я ближе подкрался. Но хрустнул сучок —
Она обернулась несмело,
В комочек вся съежилась,
                          сжалась, – прыжок —
И пеной растаяла белой.
 
 
Хожу на мостки я к ней каждую ночь.
Русалка со мною смелее:
Молчит – но сидит, не кидается прочь,
Сидит, на тумане белея.
 
 
Привык я с ней, белой, молчать напролет
Все долгие, бледные ночи.
Глядеть в тишину холодеющих вод
И в яркие, робкие очи.
 
 
И радость меж нею и мной родилась,
Безмерна, светла, как бездонность;
Со сладко-горячею грустью сплелась,
И стало ей имя – влюбленность.
 
 
Я – зверь для русалки, я с тленьем в крови.
И мне она кажется зверем…
Тем жгучей влюбленность: мы силу любви
Одной невозможностью мерим.
 
 
О, слишком – увы – много плоти на мне!
На ней – может быть – слишком мало…
И вот, мы горим в непонятном огне
Любви, никогда не бывалой.
 
 
Порой, над водой, чуть шуршат камыши,
Лепечут о счастье страданья…
И пламенно-чисты в полночной тиши, —
Таинственно-чисты, – свиданья.
 
 
Я радость мою не отдам никому;
Мы – вечно друг другу желанны,
И вечно любить нам дано, – потому,
Что здесь мы, любя, – неслиянны!
 

1903

Днем

 
Я ждал полета и бытия.
Но мертвый ястреб – душа моя.
Как мертвый ястреб, лежит в пыли,
Отдавшись тупо во власть земли.
Разбить не может ее оков
Тяжелый холод – земной покров.
Тяжелый холод в душе моей,
К земле я никну, сливаюсь с ней.
И оба мертвы – она и я.
Убитый ястреб – душа моя.
 

1904

Всё кругом

 
Страшное, грубое, липкое, грязное,
Жестко-тупое, всегда безобразное,
Медленно рвущее, мелко-нечестное,
Скользкое, стыдное, низкое, тесное,
Явно довольное, тайно-блудливое,
Плоско-смешное и тошно-трусливое,
Вязко, болотно и тинно застойное,
Жизни и смерти равно недостойное,
Рабское, хамское, гнойное, черное,
Изредка серое, в сером упорное,
Вечно лежачее, дьявольски косное,
Глупое, сохлое, сонное, злостное,
Трупно-холодное, жалко-ничтожное,
Непереносное, ложное, ложное!
 
 
Но жалоб не надо; что радости в плаче?
Мы знаем, мы знаем: всё будет иначе.
 

1904

Дождичек

 
О, веселый дождь осенний,
Вечный – завтра и вчера!
Всё беспечней, совершенней
Однозвучная игра.
 
 
Тучны, грязны и слезливы,
Оседают небеса.
Веселы и шепотливы
Дождевые голоса.
 
 
О гниеньи, разложеньи
Всё твердят – не устают,
О всеобщем разрушеньи,
Умирании поют.
 
 
О болезни одинокой,
О позоре и скорбях
Жизни нашей темноокой,
Где один властитель – Страх.
 
 
И, пророчествам внимая,
Тупо, медленно живу,
Равнодушно ожидая
Их свершенья наяву.
 
 
Помню, было слово: крылья…
Или брежу? Всё равно!
Без борьбы и без усилья
Опускаюсь я на дно.
 

1904

Крылатое

И. А. Бунину

 
В дыму зеленом ивы…
Камелии – бледны.
Нежданно торопливы
Шаги чужой весны.
 
 
Томленье, воскресанье
Фиалковых полей.
И бедное дыханье
Зацветших миндалей.
 
 
По зорям – всё краснее
Долинная река,
Воздушней Пиренеи,
Червонней облака.
 
 
И, средь небес горящих,
Как золото, желты —
Людей, в зарю летящих,
Певучие кресты.
 

Февраль 1912

Дни

 
Все дни изломаны, как преступлением,
Седого Времени заржавел ход.
И тело сковано оцепенением,
И сердце сдавлено, и кровь – как лёд.
 
 
Но знаю молнии: всё изменяется…
Во сне пророческом иль наяву?
Копье Архангела меня касается
Ожогом пламенным – и я живу.
 
 
Пусть на мгновение, – на полмгновения,
Одним касанием растоплен лёд…
Я верю в счастие освобождения,
В Любовь, прощение, в огонь – в полёт!
 

1918

Константин Бальмонт

«Я мечтою ловил уходящие тени…»

 
Я мечтою ловил уходящие тени,
Уходящие тени погасавшего дня,
Я на башню всходил, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня.
 
 
И чем выше я шел, тем ясней рисовались,
Тем ясней рисовались очертанья вдали,
И какие-то звуки вдали раздавались,
Вкруг меня раздавались от Небес и Земли.
 
 
Чем я выше всходил, тем светлее сверкали,
Тем светлее сверкали выси дремлющих гор,
И сияньем прощальным как будто ласкали,
Словно нежно ласкали отуманенный взор.
 
 
И внизу подо мною уж ночь наступила,
Уже ночь наступила для уснувшей земли,
Для меня же блистало дневное светило,
Огневое светило догорало вдали.
 
 
Я узнал, как ловить уходящие тени,
Уходящие тени потускневшего дня,
И всё выше я шел, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня.
 

1895

Лунный свет
Сонет

 
Когда Луна сверкнет во мгле ночной
Своим серпом, блистательным и нежным,
Моя душа стремится в мир иной,
Пленяясь всем далеким, всем безбрежным.
 
 
К лесам, к горам, к вершинам белоснежным
Я мчусь в мечтах; как будто дух больной,
Я бодрствую над миром безмятежным,
И сладко плачу, и дышу – Луной.
 
 
Впиваю это бледное сиянье,
Как эльф, качаюсь в сетке из лучей,
Я слушаю, как говорит молчанье.
 
 
Людей родных мне далеко страданье,
Чужда мне вся Земля с борьбой своей,
Я – облачко, я – ветерка дыханье.
 

1894

Погибший
Два отрывка из поэмы

1

 
Уж ночь. Калитка заперта.
Аллея длинная пуста.
 
 
Окован бледною Луной,
Весь парк уснул во мгле ночной.
 
 
Весь парк не шелохнет листом.
И заколдован старый дом.
 
 
Могильны окна, лишь одно
Мерцаньем свеч озарено.
 
 
Не спит – изгнанник средь людей, —
И мысли друг, – и враг страстей.
 
 
Он в час любви, объятий, снов
Читает книги мудрецов.
 
 
Он слышит, как плывет Луна,
Как дышит, шепчет тишина,
 
 
Он видит в мире мир иной,
И в нем живет он час ночной.
 
 
Тот мир – лишь в нем, и с ним умрет,
В том мире светоч он берет.
 
 
То беглый свет, то краткий свет,
Но для него забвенья нет.
 

2

 
Помогите! помогите! Я один в ночной
тиши. Целый мир ношу я в сердце,
               но со мною ни души.
 
 
Для чего кровавым потом обагряется
чело? Как мне тяжко! Как мне душно!
                   Вековое давит зло!
 
 
Помогите! помогите!
                 Но никто не внемлет мне.
Только звезды, улыбаясь,
                   чуть трепещут в вышине.
 
 
Только лик Луны мерцает, да в саду,
                           среди вершин,
Шепчет Ветер перелетный:
                  Ты один – один – один.
 

1895