Небо плакало, сползая тихо наземь,
Собирая капли в леденящий дождь.
Он лихим таким мальчишкой сероглазым
Был без визы-приглашенья всюду вхож.
И объяв безбрежное пространство,
Поливал с небес поля, луга, сады.
Начиналось время долгих нудных странствий,
Проходя заставы, города, посты.
Исполнял деревьям страстный панегирик.
Заструился вниз по крепким их стволам.
Ох, какой неисправимый дождик – лирик!
Целовал березу в старый грубый шрам.
Растекался по траве сладчайшей негой,
Придорожную смывая грязь и пыль.
Лил, не изменяя взятого разбега,
Демонстрируя свой неизменный стиль.
Он не затихал совсем, ни на минуту.
По его лицу струился сильный пот.
Как бы разорвать однообразья путы?
И увидеть в жизни новый поворот.
Как в нашей жизни всё порой не просто.
Слепая ревность хлещет через край.
Три шага от рожденья до погоста.
Жестокостью себе не выбьешь рай.
Окутан зимний лес ещё туманом,
И белизной пугает чистый снег.
Вмешался рок тогда в людские планы,
И слышен был в тиши зловещий смех.
Ленский
А может, ну её… Взять примириться?
Что с этих женщин, в общем-то возьмёшь?
Без них ты заточил себя в темницу.
А с ними вместе – носишь в сердце нож.
Онегин
Пусть будет злая проклята натура,
Зачем мне это? Хочется спросить.
Я знаю наперёд, что пуля, дура,
Как видно головы мне не сносить.
Ленский
Мой милый ангел, нежный, златокудрый!
Как мог таить обиду я на Вас?
Я написал стихи почти под утро,
Молюсь, и смерти слышу хладный глас.
Онегин
Стрелять, конечно, в воздух бесполезно.
Опередить. Вот палец на курке.
Раздался выстрел. Я попал. Железно.
Не дрогнул ствол в трясущейся руке.
Чудовищная жуткая нелепость.
Январский ветер бил тогда в лицо.
Могильным холодом повеяло из склепа,
Запахло леденеющим свинцом.
Мороз крепчал. Сковала члены стужа.
Погиб поэт. И время не вернуть.
Ещё вчера он был кому-то нужен.
Сегодня он ушёл в последний путь.
На перекрёстках двух миров,
Есть вход в таинственный портал.
И там пристанище Богов.
А кладовые без замков
Огромный филин охранял.
Опутан сетью лабиринт,
В нём много выходов, входов.
Могучий крепкий исполин
Стоял меж гор и двух долин,
Держа на цепи злющих псов.
В тумане виделся альков.
Обсыпан льдистым серебром.
В нём королева вещих снов,
Освободившись от оков,
Взмахнула ведьминским плащом.
Тревожный взгляд из-под ресниц.
Вся боль вселенной в голове.
Ей нет пределов и границ,
Смягчалась только пеньем птиц.
И было ей не по себе.
В холодном отблеске луны
Черней прюнелевой ночи,
Летели над землёю сны,
И предвещали беды. Дни
Мелькали быстро. Палачи
Достигли цели. Резкий вброс
В людские головы, умы.
Пуская жизни под откос.
Да так, что всё наперекос,
Работу проводили сны.
На перекрёстках двух миров,
Был вход в таинственный портал.
Закрыты двери на засов.
На подступах к ним пыль веков.
У входа филин мирно спал…
Сегодня я решилась. Еду.
Отель в горах: «Зелёный омут».
Поспею, думаю, к обеду,
Маршрут несложный и знакомый.
Я собрала свои баулы,
И неожиданно заснула.
Плетётся транспортное средство,
Мотор кряхтит и громко дышит.
Со мной мужчина по соседству,
Горяч, как печка. Так и пышет.
Всё норовит обнять за плечи,
И думает, что не замечу.
Стучало сердце, волновалось,
Качало кровь из вены в вену.
Я приоткрыла веко малость,
В мужчине вижу перемену.
Глаза горят и мечут искры,
А в голове дурные мысли.
К концу приблизилась поездка.
Виднелся вдалеке шлагбаум.
Я локтем стукнула в отместку
Под рёбра… Боже! Стыдно, срамно.
Автобус-микро так тряхнуло,
Как-будто в грудь упёрлось дуло.
И оказавшись с ним в проходе,
Лицом к лицу с таким мужчиной.
Я вся давно была на взводе,
И жизнь казалась мне малиной.
Лукавый взгляд меня буравил,
И это выше всяких правил.
Мы выходили на площадке,
(Экскурсовод нас ждал в отеле).
Какая тёмная лошадка!
Глаза его слегка блестели,
Чуть всколыхнув зелёный омут.
И я проснулась… Вечер. Дома…
Жизнь летит. Километры мелькают, проносятся годы.
Как стремительно времени мчится незримый поток!
Ничего не проходит бесследно. Память – шифры и коды.
Воздух свежий и чистый. Вдохнуть бы ещё хоть глоток.
Прогудел паровоз, заглянуть приглашая нас в детство.
Там мальчишка припомнит с борщом чугунок и тепло.
Руки мамы, отца и девчонку-беду по соседству,
Что, однако, жила всем смертям вопреки и назло.
Домик с садом, двором и кустом белоснежной сирени.
Лес и речку-Белянку и некогда каменный мост.
Так и пляшут по лицам, по глади воды светотени.
А вдали, где развалины крепости, виден погост.
Детству, юности, зрелости, старости есть видно сроки.
Каждый этот период особенен, дорог всем нам.
Их прожить суждено, получая от жизни уроки,
Но, а горе и беды преследуют нас по пятам.
Потому-то глядим в необъятное синее небо.
Там у Бога в чертогах уютно и очень светло.
Может кто-то уверен, что это не правда, а небыль.
Только вера в добро побеждает вселенское зло.
Тихо ангелы рядом взмахнули большими крылами.
Перебиты тяжёлые звенья железных оков.
И они до последней минуты находятся с нами,
Оживляя небесным и блеск золотых куполов.
Плакало грустное серое небо.
Слёзы роняло на землю скорбя.
Люди устали от холода, снега,
И от болезней, тоской исходя.
Дождь заливал тротуары, машины.
В парке: скамейки, деревья, щиты.
Он барабанил без всякой причины
По мостовой. И смывая следы
Ног бесконечных: больных и усталых,
Резвых, степенных, красивых, худых.
Жизнь начиналась по-новой, сначала.
Дождь на какое-то время утих.
Горечь, печаль утопив в полных лужах,
Мощной волной окатил он дома.
Как из брандспойта. Кругом кутерьма!
Видно слетел от однажды «с катушек».
Холод безумный, вселенская тьма
Всем навевали опасные мысли.
Люди без воздуха временно кисли,
Да и сегодня в их душах зима…
Возможно завтра, может никогда,
Я вновь тебя увидеть захочу.
И что ж тебе скажу тогда?
Наверно лучше промолчу.
Не буду встреч с тобой искать!
К чему вновь рану ворошить…
Устала я уже страдать
И надо научиться жить.
Жить без тебя, в себя поверив.
Пора давно уже забыть.
И в новый день шагнув
Свободной… Смеяться, верить и любить!
16.03.20.
Я в музеях всегда засыпаю:
Тишина, чистота и комфорт.
Поскромнее музей выбираю,
Где не делает сторож обход.
Но однажды случилось такое,
Что в музеи теперь – ни ногой!
Меня выбило это из строя,
Отняло на полгода покой.
Не музей, а музейчик. Избушка,
На стене одинокий портрет,
И на нём очень злая старушка
Смотрит так, что не мил белый свет.
Отвернулся, заснул я на лавке,
Вдруг толкает меня кто-то в бок.
Вижу эту старушку. Представьте!
А старушка по лбу меня – щёлк:
«Ишь, разлёгся, алкаш неумытый!
Ну-ка, рыбку поймай и скажи,
Чтобы новое было корыто!
Да не бойся ты так, не дрожи.
Сашу Пушкина что ли не знаешь?
Про меня он всё в сказке наврал.
Это дед начудил, понимаешь,
А поэт всё не так описал.
Не просилась я в эти царицы,
Мне корыто гораздо нужней.
Можно было б ещё разве спицы,
Чтоб носков навязать побыстрей.
Так что дуй к государыне Рыбке,
А не то позову докторов.
Ты своею дурацкой улыбкой
Так на психа похож – будь здоров!»
Я бежал из проклятой избушки,
Наконец, показались дома…
Александр Сергеевич Пушкин,
Неужели сошёл я с ума?
Оксана Прошкина давно и хорошо всё продумала: её мужа непременно должны звать Прохором. Тогда она оставила бы свою девичию фамилию, а в инстаграме выложила бы фотографию с мужем и написала бы: «Оксана Прошкина с мужем Прохором».
Эта задумка казалась девушке необычайно креативной. Но как назло мужчины с именем Прохор ей никак не встречались. Были очень неплохие варианты, но звали их Андреями, Сергеями, Артёмами и ни одного Прохора. Пробовала Оксана знакомиться в сетях, но там попался Прохор Шаляпин, который в друзья Оксану не принял, были многочисленные Прохоры не из Москвы (Оксана была москвичкой и иногородний муж ей был без надобности), встречались и Прохоры-москвичи, но либо преклонного возраста, либо очень уж неказистые, совершенно не фотогеничные и для инстаграма не пригодные. Все нервы Оксана себе истрепала, засыпала с трудом, ела безо всякого удовольствия.
И тут подруга Катя посоветовала:
– А ты фамилию смени, хоть на Андрюшкина, например. Симпатичных Андреев много.
Эта идея Оксане очень понравилась и она бросилась узнавать, как поменять фамилию. И как это она сама до этого не додумалась! Теперь можно за пост в инстаграме не переживать. Жизнь налаживалась и впервые за много месяцев, Оксана с аппетитом съела чизбургер.
Свечи зажжённые, свечи церковные,
Вы согреваете души людей,
Только стоите совсем уж безмолвные,
Осенью жёлтой, до сумрачных дней
Люди весёлые, люди печальные,
Нет утешения в мире глухих,
Все свои слёзы той песней прощальною
мы провожаем. И голос затих.
Мрачными тенями, скромными ивами,
Голову негде от боли склонить,
С чистой душой улыбнутся любимые,
Нам завещая с молитвою жить!
Ася не любила людей, не совсем всех, но многих. А всё потому, что являлась предметом всеобших обсуждений и сплетен. Такая уж она была яркая и необычная. Стоило Асе войти в вагон метро, как тут же
все начинали о ней шушукаться, а если шушукаться было не с кем – думать о ней, причём думать с завистью. Даже мужчины, которые про себя сетовали на то, что она не с ними, завидовали тому, кто может быть с ней.
И вот однажды случилось чудо. Ася сидела на скамейке в парке, ела мороженое и злилась на прохожих, которые, как всегда, думали о ней.
И вдруг к скамейке подошёл пожилой мужчина в строгом чёрном костюме и сел рядом. Ася почувствовала, будто из неё, как у ежа вылезают невидимые иголки: «Уселся! Начнёт сейчас мысленно мои косточки перемывать, всякие предположения строить!» – подумала девушка, а мужчина посмотрел на неё внимательно и сказал:
– Вы, конечно, предполагаете, что я сейчас о вас думаю? И это правда, я хочу вам помочь. Вот волшебные наушники. В них вы будете слышать всё, что о вас думают люди.
Мужчина вручил Асе наушники и быстро исчез, будто растворился в воздухе.
Асе было очень интересно, действительно ли наушники волшебные, а главное – что именно думают о ней люди.
При входе в вагон метро, она надела наушники и приготовилась узнать массу интересного.
Напротив сидела девушка и Ася услышала её мысли:
«Ну вот почему он на смс не ответил? Гад! Надо свой телефон отключить дня на три – пусть помучается, поищет!»
«Дура какая-то влюблённая!» – подумала Ася и переключила своё внимание на женщину среднего возраста, с крайне недовольным выражением лица:
Бесплатно
Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно
О проекте
О подписке
Другие проекты