Каким ты был заботливым и милым.
Готов был на руках меня носить.
Ну а сейчас проходишь молча мимо.
Так хочется, порой, тебя «убить».
Слова любви шептал мне вечерами.
Букеты роз, шикарные, дарил.
Но пробежала кошка между нами…
Ты, громко хлопнув дверью, уходил.
А я стояла, вслушиваясь а звуки.
Не может быть. Он просто пошутил…
О, как горьки страдания в разлуке!
А ты выходит… просто не любил…
03.10.20.
Степан Игнатьевич однажды понял, что совершенно ничего не понимает. На это открытие его натолкнул племянник Пашка, очень смышлёный подросток:
– Дядя Степан, а для чего ты всё время с соседом дядей Жорой ругаешься?
– Как это для чего?! Противный он и лицо его мне давно не нравится.
– Дядь Стёп, это называется не «для чего», а «почему».
А вот смысл-то в чём? Что ты от этих перебранок получаешь? У тебя есть какой-то план?
Степан Игнатьевич задумался и понял, что никакого плана нет. Из-за перебранок сосед Жора всё равно никуда не съедет, потому как некуда ему съезжать. Мало того, с этим Жорой можно просто почти не встречаться, ведь он всего лишь сосед по подъезду.
На другой день Степан Игнатьевич поймал себя на мысли, что так и ищет, где бы с Жорой столкнуться:
едет в лифте и думает: «Вот сейчас остановится лифт на Жоркином этаже, а я кнопку нажму и перед его носом дверь закроется.»
Кроме того, Степан Игнатьевич постоянно выглядывал в окно, не гуляет ли там Жора со своей таксой. Тогда можно быстро выбежать во двор и придраться, что с собаками во дворе гулять не надо.
«Для чего?» – снова встал вопрос.
– А потому что настроение у меня такое! – ответил сам себе Степан Игнатьевич, и тут же понял, что это опять ответ на вопрос «почему?»
Тогда мужчина снова задумался и наконец нашёл-таки ответ:
– А я когда с Жоркой поругаюсь, мне легче становится, чувствую себя лучше, а то ведь с женой Верой не поругаешься, она может и сковородкой огреть. И с тёщей не поругаешься, она и слушать не станет, а в магазин отправит, или вообще сошлёт на дачу грядки копать.
Когда в гости снова приехал племянник Пашка, Степан Игнатьевич объяснил ему свои резоны. Пашка всё сразу понял:
– А! Ну тогда понятно! Тебе бы, дядь Стёп, в интернет надо, там много с кем поругаться можно, некоторые так делают. И безопасно это к тому же.
– А что? Мысль! – решил Степан Игнатьевич и записался на компьютерные курсы.
Если встретите Степана Игнатьевича в комментаторах под любым постом на любые темы, не обижайтесь на него, ну не может же он с женой и тёщей ругаться.
Он был совсем маленький, ещё жеребёнок. Белоснежные крылья в восторге трепетали за его спиной.
– Скорее, ну скорее же, – в нетерпении поторапливал он меня. – Давай же, решайся, полетели! Тебя понравится!
Я в недоумении смотрела на Пегасика. Куда это он меня зовёт и зачем?
– Эта страна, она прекрасна! Кто хоть раз там побывает, никогда уже не сможет с ней расстаться. Попробуй, всё не так страшно!
– Но я никогда об этом даже не думала. Разве я смогу? Ты вон, какой маленький, а я…
– Не бойся, мы, Пегасы, очень быстро растём под хорошими всадниками, как только почувствуем запах страны Поэзии.
Я с осторожностью забралась на спинку моего Пегасика, и мы полетели.
Страна, о которой говорил Пегас, была огромна. Там было всё: прекрасные долины, покрытые шёлковой травой, бурные, стремительно текущие с отрогов высоченных гор реки, радуга после дождя, птицы, поющие о любви и расставании, бегали весёлые, смеющиеся дети, жили старики, с достоинством несущие свои седины, воины, идущие на смерть за правое дело. Всего просто невозможно перечислить.
– Выбирай, где будешь жить, – предложил мне Пегасик.
А мне много, где нравится, – воскликнула я. – А можно, я сегодня побуду здесь, завтра – там, а послезавтра ещё где-нибудь?
– Конечно, это твой выбор. Многие так делают.
Я была счастлива. Всё, о чём говорил мне Пегас, сбылось. Мне так понравилось в этой необыкновенной стране, что вот уже два года мы бродим с моим подросшим Пегасом по её просторам, не узнав и малой её частицы.
Здесь, на её огромных равнинах пасутся несчётные стада Пегасов – маленьких и больших, белой, каурой, гнедой и непонятно какой масти, молодых и старых со всадниками разных возрастов.
Иногда мой Пегас покидает меня, тогда я страдаю и жду, чтобы он поскорее вернулся.
А вот и он! До свидания! Жду вас в волшебной стране!
Октябрь. Тепло. Всё сказочно-красиво!
И лёгкой грустью сердце защемило.
Грядут дожди с холодными ветрами…
И «бабье лето» машет нам крылами.
И с каждым днем редеют сарафаны.
Ковром пушистым сброшены кафтаны.
Птиц караваны потянулись к югу…
Прощальный крик стоит на всю округу.
Задира-ветер шелестит листвою.
Танцует лист кленовый надо мною,
Как маленькое солнышко сверкает,
И в воздухе, как мотылек, порхает.
А в октябре опять засентябрило…
И лёгкой грустью сердце защемило…
04.10.30.
Как тяжек грех. К былому возвращает.
И мыслей череда, как чёрная дыра,
Притягивают, снова без утаек
Тебе расскажут, в чём ты не права.
Они терзают яростно, до боли.
И на себе давно поставив крест,
Ты душу свою чёрную невольно
Отправишь в ад, забыв про свет небес.
Ты вспомнишь всё, от мала до велика.
Про всех тобой загубленных детей.
От них не слышала ни стона и ни крика,
Никто не заставлял тебя: «Убей!»
Но ты убила. Просто для удобства,
Ещё когда не виден был живот.
Теперь лишь поняла: какое скотство,
Убить дитя, чтоб не было хлопот.
На кресле лёжа, в темноте наркоза,
Ты не могла почувствовать всю боль,
Отчаянье души живой и слёзы,
Что ангел проливает над тобой.
Потом, надев поношенный халатик,
Согнувшись, потихоньку побрела.
Почти дойдя к дверям своей палаты,
Услышала, как машут два крыла.
Как будто бы прощаясь: «До свиданья!
Мы встретимся, теперь уже не здесь.
Мне так хотелось жить на радость маме».
И устремились в высоту небес.
В некотором царстве-некотором государстве в народе был обычай к плетням и заборам уважаемых граждан воздушные шарики привязывать. По шарикам сразу было понятно, кого в царстве больше уважают: на каком-то заборе их сотни висят так, что ни забора, ни дома не видно, а на каком-то один жалкий шарик болтается.
И вот однажды прибыл в царство новый житель Демьян-Хитрован. Подивился он на шарики, поспрошал у народа, объяснили ему что да как. Демьян быстро смекнул, как уважаемым человеком на новом месте быстро стать, прошёлся по всем дворам, кому заплатил, кому посулил шарик ответный и вскоре на его заборе шариков образовалось полным-полно.
Не понравилось это некоторым сельчанам и послали они ходоков к мудрецу. Подошли ходоки к дому мудреца, смотрят – на ограде ни одного шарика нет. Вышел к ним мудрец, рассказали они ему про Демьяна-Хитрована, да заодно спросили, отчего это на ограде у него самого шариков нет.
И сказал им мудрец:
– Пустое это дело – слава дутая да уважение воздушное. Ступайте, а на Демьяна-Хитрована внимания не обращайте. Не в острог же его за шарики сажать? О себе лучше думайте.
Ходоки не очень-то мудреца поняли, но на Демьяна злиться перестали. И только один из ходоков, Василий-Умом Сильный хорошо всё понял. Поснимал он со своего забора все шарики и взялся за ремесло: стал посуду из глины делать, да красиво расписывать. Люди посуду покупали, к Василию относились со всем почтением. Как только кто-то хотел шарик на его забор повесить, Василий говорил: – Не надо мне славы дутой! Мне того хватает, что что вы посуду с моим клеймом покупаете и что в каждом доме она стоит.
Как праздник какой – все Василия зовут, да на почётное место сажают, а Демьяна-Хитрована не приглашает никто. Сидит он в доме за шариками и ничего не понимает.
Аптека, улица, фонарь…
Эх, ничего не изменилось!
Коты гуляют, как и встарь,
Луна сквозь тучи появилась.
И эта осень, чтоб ей ныть.
И этот дождь бренчит по крышам.
Вопрос от века «Быть-не быть?»
Так актуален здешним мы́шам!
На ветке голой, мокрой, сиротливой
Один листочек удержался, не упал.
Висит в раздумьях о судьбе постылой, —
Уж точно не об этом он мечтал
В те дни, когда с Весною повстречался
И солнца луч его любя, согрел!
Быть верным дереву всю жизнь старался,
А нынче умирать его удел.
А он не хочет с миром расставаться,
Ему милы и небо, и земля!
Где дом родной, он хочет оставаться,
А не свалиться вниз, себя губя.
Вот так случилось. Все, кто рядом были,
Уже давно в земле сырой лежат,
А он живёт и чувства не остыли,
И смел порыв, и ясен его взгляд.
А ветер злой, промозглый и колючий,
Рвёт ветки, завывая на ходу,
Но стоек лист – по жизни он везучий.
Ему теперь комфортно одному
Справляться с непогодой и судьбою, —
Он вызов принимает у зимы
И жив одной лишь мыслью, но какою —
Понежиться в лучах красы-Весны!
Вероника Гавриловна наняла рабочего крышу на дачном домике подлатать. Специалиста порекомендовали соседи, очень его хвалили: работает споро, много денег не берёт, непьющий.
И действительно рабочий оказался очень толковым. Одно лишь раздражало Веронику Гавриловну – этот человек почему-то часто и громко сплёвывал прямо на землю, а землю на своих шести сотках женщина воспринимала, как квартиру. Ну что за необходимость такая всё время плеваться?! Неужели этот мужчина и у себя на участке так же себя ведёт?
Вероника Гавриловна мучилась три дня. Как сделать взрослому человеку замечание, чтобы не обидеть?
Неудобно как-то, нетактично. В голову приходили странные мысли: а может быть такими плевками рабочий выражает недовольство тем, что он работает, а хозйяка сидит в гамаке как барыня? Может быть это у рабочего такой подсознательный протест?
А может быть это она сама не права и является избалованной, придирчивой, неблагодарной сумасбродкой, которая не уважает людей труда?
Веронике Гавриловне даже стало как-то за себя стыдно
сон нарушился, по полночи она ворочалась, думала права она или нет, подыскивала слова для разговора с работником.
Наконец, терпению женщины пришёл конец и она, улучив подходящее время, сказала, смущаясь и спотыкаясь на каждом слове:
Бесплатно
Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно
О проекте
О подписке
Другие проекты