Так непривычно без тебя
Татьяна Еременко

 
Так непривычно без тебя.
По правде – очень не хватает.
Так хочется обнять, любя.
Да ты и так об этом знаешь.
 
 
Вечерней тишины печаль
Заполнила пространство комнат.
Есть где-то ты, и где-то я.
Но без тебя совсем безмолвна.
 
 
И с первым лучиком зари,
Что дарит новую надежду,
Шепчу: «Любимый, позови.
Душой я рядом, как и прежде».
 
 
Пусть километры, пусть дожди.
– Судьба! Ну, что за испытанья?! —
Я верю в нас, как веришь ты.
А значит, справимся. Я знаю.
 

Отцы
Константин Гречухин

– Ну что, поедешь с нами на Эйфелеву Башню?

Я стоял в нерешительности. Надо было заниматься, готовиться к экзамену по публичному праву. Потом подумал, раз отцы зовут, надо ехать. Все будет нормально. А подготовиться, еще время есть, завтра в субботу можно, да еще понедельник и вторник есть. В общем, как всегда, в таких случаях. Как там будет с этим понедельником и вторником, тоже, примерно понятно. Я постарался откинуть страшные мысли. Прорвемся, что уж, там.

Успокоение подействовало мягким и теплым бальзамом по душе. Душа рвалась к приключениям. Да и отцов жалко, у меня в руках хороший фотоаппарат. Хоть и просили пофотографировать их немного на улице. Вроде бы долг свой выполнил… Но ведь, Эйфелева башня, виды, обзоры. Как они там без меня?

Я ринулся по лестнице вниз. Братья возликовали, рванули вперед, будто заманивая меня в глубины метро за ближайшими перспективами впечатлений.

Один черный другой белый. Пер Иоаким и Пер Михаил. Первый с Мадагаскара, второй из Польши.

До сего дня я близко их не знал. Точнее с Пер Иоаким пересекались в Православном институте Сан Серж, который основывался как духовный центр русской эмиграции в Париже после революции 1917 г. Один там жил после обучения. Второй приехал на большую Богословскую конференцию.

Так вот утром за столом и познакомились. Точнее близкое знакомство случилось сначала с пер Михаил. За столом в трапезной. ОН все говорил по английски с другим священником из Италии. Я присел чаю попить. Получается с ними. По ходу беседы у меня, по привычке в пылу беседы вырвалось что-то по русски. Пер Михаил спросил:

– Говорите по русски?

Мне показалось, что у него некий белорусский акцент, ну, и с примесью чего-то европейского.

– Ну да, – протянул я, пытаясь как-то сопоставить его знания. Думалось, что он не слишком им владеет, быть может понимает хорошо, а говорить, ну так…

Но он хорошо делал и то и другое.

А дальше оказалось, что Пер Михаил хорошо знает Пер Иоаким и он его друг.

Вечером мы попили немного вина, ну, а потом они захотели гулять, а узнав, что у меня есть относительно верный фотоаппарат, и фотографироваться.

– Пойдем, ты нас поснимаешь до метро, а мы поедем к Эйфелевой башне. Я там год не был, – попросил Пер Михаил. – Если хочешь, поехали с нами.

– Хорошо, – согласился я, – до метро, думаю, схожу, а дальше надо готовится.

Так вот и поехали.

Пер Михаил – 23 лет от роду. Это белый. Высокий, здоровый и сильный. Веселый. Но в то же время, трезвый по натуре и не опрометчивый, а видно, что думающий, – только не желающий показывать это людям. Что-ж, как сказал Екклесиаст: Знание умножает скорбь. Может в этом дело?

Он был чем-то похож на моего однокурсника, дружбой с которым я очень дорожил и во время учебы и сейчас продолжаю.

Пер Иоаким – 29 лет от роду. Маленький, юркий и сильный. Это черный. По крайней мере так его называет Пер Михаил. Пер Иоаким не обижается, а наоборот смеется. Он тоже немного схватывает по-русски. Но только немного. Старается при случае узнать новые слова. Его отец был военным летчиком и в советское время учился в Москве в Академии какой то военной.

Между собой они часто разговаривают по-гречески. Пер Михаил французский почти не знает. Но, видимо хочет.

Пер Иоаким французский знает хорошо. Точнее, он его знает. С детства.

Иногда им бывает сложно и по-гречески. Тогда я им перевожу. Одному на русский, другому на французский.

Так и пошли гулять.

Пер Иоаким веселился как ребенок. Видно было, что он очень по детски рад приезду друга. Когда он смеялся, глаза его становились какие то особенно наполненные то ли влагой, то ли свежестью, и, казалось, что в них нет зрачков, а есть только один черный сверкающий кружок.

И вся его серьезность (священник ведь) куда-то улетучилась. Становилось ясно, что она его тяготит. Но, что поделать, работа такая. Надо держать форму.

При этом меня он уже не стеснялся. Раньше, при встрече с ним, я выполнял необходимый обряд приветствия священника и шел дальше по своим делам. При этом руку целовать он никогда не давал, а только хлопал по ладошкам и смеялся. Настроение у меня повышалось и дальнейший путь становился заметно легче.

Пер Михаил, наоборот, сразу сказал, что общаться нужно непременно на Ты. Ну хорошо, настаивать я не стал, хотя и было как- то неудобно вначале.

Видно было, что и он очень рад новой встрече с другом. При своем большом росте и могучести, он как как-будто не знал куда девать всю энергию и оттого при случае пытался то ли играючи бороть, то ли хватать Пер Иоакима, то зажав ему шею борцовским хватом и обхватывать своей огромной пятерней его лысую голову, то бегать за ним. При этом, когда Пер Иоаким ловко уворачивался от него, то он говорил: Ууу, черный! В ответ, Пер Иоаким смеялся без намеков на какую – то обиду, а даже наоборот. Ясное дело, что по улице они шли в обыкновенной одежде.

В метро они больше разговаривали между собой по-гречески. При этом, становились то серьезными, то размякали, то снова смеялись.

Вышли на Трокадеро. Было уже темно. Хорошие виды, как они хотели: с огнями иллюминаций со всех сторон и светящейся Эйфелевой башней.

Я начал их со всех сторон фотографировать, приседать, отбегать, как положено в таких случаях. Они с удовольствием позировали. Пер Иоаким подпрыгивал, видимо пытаясь сравняться в высоте с товарищем. Какое-то французское настроение появилось. Вроде на что-то похожее из книг или фильмов – некие романтические позывы. Но не

Перейдя мост решили к самой башне не идти, а найти место где-нибудь посидеть, немного поужинать.

Шли вдоль по набережной до метро, там много ресторанов. По дороге решали что есть. Пер Михаил хотел пиццу какую-нибудь. Я сказал, что в Париже по приезду на пару дней нелогично есть пиццу. Он принял разумность довода. Решили смотреть, что будет по дороге.

Первый угловой ресторан заманивал своим впечатляющим рыбным меню и морепродуктами. Но, как полагается, начинаешь думать, что дальше будет еще хлеще. Прямо как в анекдоте, который мне когда-то поведал один умный ветеран относительно вопроса: Почему у колхозниц самые лучшие жены?

Когда, мол, Всевышний раздавал жен первыми приглашались представители мужского населения согласно установившейся человеческой иерархии: чиновники и так далее.

Заходят первые, видят красивых женщин, шепчутся:

– Ну что, берем?

– Ты что!? Подумай, что дальше будет!

И так далее. Наконец, впускают работников сельских агломераций. Те сразу:

– Ах, ты-ыыыы! Смотри какие красавицы! Хватай пока не разобрали!

Пер Михаилу анекдот понравился, он посмеялся, впрочем, не стол выразительно, но с чувством взвешенной оценки. А я предложил вернуться к первому ресторану, но он ответил:

– Ну, ладно, раз уж пошли, давай еще вон тот посмотрим, – и стал перессказывать анекдот Пер Иоакиму.

Я стал всматриваться вдаль, пытаясь определить что нас ждет.

Ничего хорошего, точнее, приемлемого не издалека не виделось. Хотя, как можно рассмотреть издалека такое заведение в Париже, я стал задумываться чуть позже. Единственно, что только какую-то известную вывеску увидеть. Но в такую мы не хотели. Нужно было что-то французско-оригинальное. На деле, это оказалось не так просто.

Мы удалялись все дальше от первого ресторана, а последующие становились все хуже. То людей мало было в одном, что не внушало доверия, то меню не нравилось. В итоге дошли до какого-то фастфуда и пивной рядом со следующим по ветке метро.

Надо было либо возвращаться, либо где-то оседать, и уже без разницы на предпочтения.

Мне хотелось причитать, но я понимал, что настроение нашей маленькой группы и хорошее начало вечера просто не должно было омрачиться хоть малой да печалью. Поэтому решил взбодрить друзей:

– Вон, там, огни какие-то, да и люди собираются. Идем, там что-то будет.

Там, мы обнаружили очередные пустышки, но увидели ответвление на другую улицу, где были видны еще два заведения друг напротив друг друга на срезе улиц (бывает такое в Париже и часто, примерно подобное явление можно наблюдать в Питере на Пяти углах).

В итоге зашли в ресторан, где сидели пару семей с детьми и компания бабушек-пенсионерок, что является подтверждением качества поставщика питательных услуг. Бабушки во Франции очень требовательны, особенно к досугу. Они ценят красоту и качество своего проведенного времени и не позволят испортить свое времяпрепровождение. Поэтому у них развито как чувство хорошего, так и чувство опасности при отсутствии оного.

Но тут, обнаружилось, что от чего мы бежали-к тому и пришли. Ресторан был итальянский, и как раз-с пиццей.

У меня, лично, желания что-либо искать больше не было, и я внутренне согласился с фатумом.

Мы даже не совещались, а просто попросили выбрать нам место за столом попросторнее.

На деле, ресторан оказался довольно качественный. С добротным меню по всему известному спектру итальянской кухни.

Я заказал, все ту же пиццу, но с рыбой. Вышло вроде и желаемое и действительное.

Пер Михаил взял с ассорти итальянских колбас, чего сразу и хотел. Видимо, это был его вечер. Да как же я сразу то не подумал, ведь он же гость, так, чего гость хочет то и надо выполнять. Вот и вышло, уроком на будущее: Чего гость желает, то и получает, как ни вертись!

Однако, в тот момент я об этом почему то не подумал.

А сейчас, принесли вино мне и шампанское Пер Михаилу.

Пер Иоаким заказал себе большой стейк, или что-то вроде этого. Вина он не захотел, а пил простую воду из кувшина.

Официантка была хорошо выглядящей, улыбающейся, довольно приятной девицей. Она внимательно выслушала каждого, а Пер Иоакиму посоветовала с выбором, объясни что из себя представляет то или иное блюдо.

Наконец, записав все в свою книжечку, она кивнула, развернулась и уплыла. Именно такое ощущение оставалось. Нет, не как в сказке, наподобие лебедя. А просто очень плавно, как будто не ноги ее перемещали, а что-то несло снизу. Наверное это профессиональное, подумалось мне. Видно было, что труд ее не тяготил, а даже наоборот, был частью ее жизни, вдохновением?

Все с облегчением, как награду за удачную прогулку ждали яств.

Пицца не заставила себя ждать и оказалась больше наших ожиданий как в размере, так и в качестве и наполнении. Не понимаю за что берут деньги в Москве? При этом, чем дороже ресторан, тем хуже пицца, точнее, тем меньше в ней того, что должно быть в соответствии с меню.

Как говорится, ожидание праздника-лучше самого праздника. Вот там в предвкушении того, что расписано, у людей формируется сказочная картинка, которой соответствует и обстановка вокруг и возникающие новые фантазии. Кто знает, чего там еще, каждый человек горазд на свои мечты и ментальные фрукты.

И вот…

Вот!

– Что?

– Ваша пицца!

– Моя? – думает человек, но вслух не говорит, место не позволяет. Также это самое место не позволяет ему даже подумать, что что-то не так. Не может в таком ресторане быть чего-то не того. Наверное, господа, это с вами не совсем то? Вы куда пришли? Здесь плохого не предложат. Уже не скандалить ли вы здесь собрались?

И вот, в глазах посетителя пицца вырастает в размерах и наполнении. Все в норме. Это наши представления и ожидания не совсем правильные. Да и пиццу, все по-разному готовят. И

А в ответ официанту следует огромная улыбка:

– Спаа-ссиибоо!!!

Чего и следовало ожидать. Не вы, первые – не вы, последние. Служитель хорошего настроения разворачивается и уходит в предвкушении больших чаевых. Как же? Такоййеее меестоо!

Я откинул былые думы и принялся за вилку и нож. Посмотрел на Пер Иоакима:

– Вы будете, давайте я Вам отрежу.

– Нет, нет, я подожду, сейчас мне принесут.

Я посмотрел на Пер Михаила, он сказал коротко:

– Ешь!

Я принялся, но все же предложил еще раз Пер Иоакиму.

Он сказал:

– No, – и посмотрел вбок в сторону официанток в надежде увидеть идущую к нему.

Наверное в ожидании у него повышалось настроение, подумалось мне, и наверное аппетит не хочет сбить от предвкушаемого.

Со своей стороны мне было не совсем удобно аппетитно вкушать яства, когда рядом сидел человек, пусть и ожидающий своего праздника, но сейчас, все же, немного грустный. Я еще раз неловко предложил ему, но тот только покачал головой и ответил:

– Mange, mange.

Ну, я с чистым сердцем и продолжил, хотя оно отчего-то говорило, что ему не совсем опрятно при этом.

Но по мере уменьшения наших пицц, увеличивалось и время ожидания Пер Иоакима, которое возымело свое действие в выраженном нетерпении, которое он проявлял в частых оборотах и броских выразительных взглядах на служителей культа итальянского питания. Глаза теперь у него блестели по особому.

К слову сказать, они были довольно хороши собой и по человечески приятны, что выражалось в простой манере общения и внимательном и вежливом отношении. Это выступало с их стороны аккомпанементом нашему достойному аппетиту, разыгравшемуся после впечатлений вечернего Парижа.

И вот, когда одна из них обслуживала столик впереди нас, я попросил ее подойти, она обернулась и стоя возле Пер Михаила сказала, что все в порядке на мой вопрос о том, что происходит со стейком Пер Иоакима.

Пер Михаил тогда еще мало понимал на французском, поэтому во время разговора стал особенно внимательным и даже перестал есть.

Но официантка все больше кивала головой, сказала окончательное ОК! и двинулась в сторону своего пункта управления в центре ресторана.

Это вселило в нас уже последнюю и окончательную надежду, так как ждать больше было уже несерьезно.

Мы переглянулись с Пер Иоаким и было заметно усмирение в его глазах, которые будто выразили согласие с ожиданием, но будто сообщали, что он уже не особенно доволен, и ожидание начинает переходить условные границы.

Есть пиццу он уже наотрез отказался, вино не пил, а только подлил в бокал воды из графина.

Пер Михаил указал мне на еду.

Спустя время и я вспомнил, что мне еще полагается десерт.

Подошедшая официантка, сказала, что сейчас принесут, а мне показалось, что она как то об этом и забыла. Я решил ей напомнить еще и о кофе. И как то странно, что вроде она то ли не понимает меня, то ли вообще сложно ей на французском.

Принесли кофе и десерт.

Тут Пер Иоаким не выдержал, и тоном еще не гневным, но довольно требовательным вопросил о судьбе своего стейка.

Официантка встрепенулась и сказала, что ничего об этом не знает. Тут мы переглянулись.

Позвали ту, что принимала заказ т особенно мне понравилась. Она в манере общения менеджера с клиентом, которая не предусматривает победы клиента возразила, что никакого заказа не было, а было решено (наверное принято ей по своим каким-то ее причинам), что Пер Иоаким будет еще думать.

Мы смолкли.

Первым взбодрился Пер Иоаким. Он начал вспоминать технические события разговора, напоминать ей, что никаких условий о думах и в роду не было. Но, она со спокойным, выдержанным тоном, видимо натренированным в боях на поле ресторанного сервиса, продолжала твердо и убедительно говорить о том, что в данном случае, права она.

Мы предложили Пер Иоакиму сделать заказ сейчас, но он только взмахнул руками и отказался, сказав, что есть он не хочет.

Мы сникли. Ругаться было бесполезно.

Пер Михаил разлил оставшееся вино, при этом Пер Иоаким отказался пить даже воду.

Нет-нет, мы выдавали результаты своей внутренней рефлексии:

– Но ведь мы же сколько раз их подзывали, уточняли?

– Да, говорила, что все готовится. В чем же дело тогда?

– Может, действительно не понимает по-французски? Кто она-итальянка, что не совсем понимает по-французски? В целом, похожа.

Тут вышел из состояния внутреннего анализа Пер Иоаким и повернувшись ко мне сказал:

– Если бы я не был священником, то я бы ее побил.

Я перевел взгляд на Пер Михаила, наверное искал для себя объяснение или оправдание этим словам. Но тот, видимо не понял смысла произнесенного.

Пер Иоаким потребовал перевести ему.

Выслушав, Пер Михаил вскинул голову на Пер Иоакима и звонко с удивлением спросил:

– Африка?!

– Да, – ответил товарищ и опустил голову. Но только на мгновение, снова вскинувшись, он продолжил:

– Да! А какое она имеет право так с людьми обращаться и разговаривать?

Мы ничего не отвечали, но как-то поняли, что надо срочно уходить отсюда, и я сказал:

– Пер Иоаким, пойдемте, там через дорогу еще одно заведение есть. Там что-нибудь возьмем Вам.

– Нет, я ничего не хочу!

Однако, мы зашли туда. Но по всей видимости, Пер Иоаким если и хотел есть, то уже это было вторично по отношению к настроению и общению за ужином. Обстановка здесь не впечатляла.

Посмотрев по сторонам, он сказал:

– Пойдем.

Что по-французски звучало как: On y va!

Это уже утвердительно и безоговорочно.

Мы двинулись вдоль улицы к метро.

– Ничего, Пер Иоаким, сейчас дома сделаем все, хорошо посидим.

Пер Михаиле схватил его за плечи и начал ободряюще трясти. Это подействовало. Он улыбнулся.

Нам как будто стало легче и мы ускорили шаг. Пер Михаиле начал о чем-то оживленно беседовать с другом на греческом, видимо, пытаясь его отвлечь.

Каждый по-своему и на своем языке, мы его ободряли как могли. Ему от этого, наверное некогда было печалиться, так что он снова развеселился. Но внутри оставался все еще какой-то серьезный, будто нес в себе что-то. Так мы и пришли домой.

На следующий день Пер Михаил уехал к себе в Маастрихт. Я проводил его до метро.

На прощание он сказал:

– Будь мудрым.

Я задумался.

По приезду, следующим утром, он отправил мне сообщение:

– Где Иоаким?

– Не знаю, я заходил к нему, но его не было. С утра не видел.

– Молись за него! Может быть, он к официантке поехал.

27.01.17