Глава 4

Лютовой ехал с закрытыми глазами, полностью доверившись своему жеребцу Дивию. Ему сегодня пришлось встать очень рано, отец послал его по древлянским землям собирать дань. В лесу царил солнечный день, летних ароматов трав уже не чувствовалось, воздух пах лёгким морозцем и прелой листвой. Лиственные деревья вокруг стояли голые, и землю укрывал тонким слоем снег. Пения птиц слышно не было, только сорока при их приближении громко затрещала, да где-то вдалеке дятел долбил дерево, добывая себе пропитание. До Мелентьевского поселения, где было первое становище, на котором была построена братчина для отдыха дружины, постройка, где хранилась дань, привозимая с окрестных весей и хуторов, было недалеко, конного бега один день. Поселение ещё не появилось на виду, а запах гари уже витал в воздухе. Воевода встрепенулся.

– Княжич! Кажись беда в поселении!

– Оставляй обозы здесь, а дружину веди к становищу! И поспешай, може ишшо не поздно!

Обозы заехали в лес и встали в круг. Кмети, оставленные их караулить, спрятавшись за обозами, заняли круговую оборону. Лютовой нёсся на своём жеребце рядом с Буяром и Белимиром. Увидев конницу, несущуюся к становищу, предводитель напавшей дреговичской ватаги Митрофан повёл своих людей навстречу древлянам. На становище они взяли большую поживу, собранная дань уже дожидалась приезда князя, и им не хотелось её терять, потому они без страха решили скрестить мечи. Дреговичи часто делали набеги на древлянские земли именно в это время, когда дань уже собрана, успевая забрать её до приезда княжеского обоза. Лютовой мгновенно выхватил меч и с воинственным криком кинулся, взметая тучи снега и земли, навстречу татям. Жажда подвига, жившая в нём с детства, преисполнила его силой. Охватившая злоба не оставляла места для робости. За ним следом мчались кмети его дружины. Дреговичи без страха неслись им навстречу, размахивая мечами, и их воинственные крики разносились далеко по округе. Рубя мечом направо и налево, Лютовой едва успевал оглядываться и совсем не думал об опасности. Незнакомое до сих пор ощущение, когда волна ярости несёт и не оставляет места страху, захватила и опьянила его. Он сам себе казался сильным, неутомимым и готов был рубить и рубить, но вдруг кто-то обрушился на него сверху, он попытался развернуться и достать противника мечом, но тот сдавил его, словно кузнечными клещами и кинулся на землю, увлекая княжича за собой.

Меч ворога молнией блеснул перед лицом, падающего с коня Лютовоя. Над его ухом раздался сдавленный рык, и в этом голосе было столько звериной злобы, и занесённый над Лютовоем меч огненным жалом врезался ему в живот. От резкой боли в глазах взорвались искры, он даже забыл, как дышать. В ушах звенело, перед глазами плыли огненные пятна, голова закружилась, он зажал рану рукой, на него разом навалилась усталость, и он потерял сознание.

Бой ещё продолжался, звон мечей раздавался отовсюду. Он лежал под колючим кустом боярышника. Когда очнулся вначале сгоряча боли не почувствовал, пока не попытался встать. Сейчас же его тело пронзило острой нестерпимой болью. Он откинулся на землю, перевёл дух и повернул голову набок. Белое поле повсюду было усыпано мёртвыми телами. Летел медленный снег и прикрывал чёрные пятна тел, стирая их следы из жизни и с поля боя. Лютовой положил руку на живот и почувствовал, как через кафтан вытекает из него горячая руда⁹. Он лежал, запрокинув голову и рассматривал куст сухой травы, торчащий из снега. У него мелькнула мысль, что куст совсем недавно был зелёным и живым, а теперь стоит сухой и замёрзший, так и он, совсем недавно был живым и полным сил, а теперь лежит и зовёт к себе Морену, чтобы скорее перестать чувствовать нестерпимую боль. Поселение рода Мелентичей, расположенное на древлянских землях было сожжено дотла.

Битва закончилась. Оставшиеся в живых дреговичи поспешно скрылись в лесу, прихватив своих раненых соотечественников, древлянские кмети стали их преследовать, но вернулись. В лесу, конному кметю пешего воя не догнать. На поле остались свои раненые. Вернувшиеся кмети наспех перевязали раны воям, чтобы не истекли кровью. Наставник Лютовоя Белимир тоже был ранен. Хватились князя, а его нигде нет, обшарили всё поле, оглядели ещё раз всех раненых и убитых и не нашли. Все в недоумении смотрели друг на друга и разводили руками. Каждый князя видел во время сечи, а теперь его нет, и никто не мог сказать, куда он делся. Вот тебе и сходил лось за хлебушком, называется!

А княжич лежал в кустах с раной на животе и, зажав её рукой, пытался позвать на помощь, но с губ срывался только шёпот. Он, чтобы отвлечься от боли, старался петь. Слова, оторвавшись от его почти мертвых губ, улетали в пустоту и даже ему самому были не слышны, он ещё не понял, что слова звучат внутри него, не имея сил вырваться наружу. Пересохшие от жажды губы слегка приоткрытым ртом пытаются поймать снежинки. Уныло шумят вековые ели, качая верхушками. Ветер. Руки немеют от холода. Его уже припорошило снегом и поэтому вои, искавшие его по всему полю не заметили княжича лежавшего под кустом. Внезапно рядом раздался зычный рык и оборвал песню Лютовоя, он увидел перед собой, распластанного в прыжке Семаргла¹⁰. Два могучих крыла резали над ним ветер. Огромный пёс застыл над Лютовоем, накатив на него волну снежной пыли. Тяжелые лапы воткнулись в снег рядом с княжичем. Лютовой не боялся нападения, не боялся и смерти: его уже осенило последнее равнодушие, помогающее встретить неизбежный конец.

Княжич закрыл глаза и тут почувствовал звериное горячее дыхание на своём лице, Семаргл обнюхивая его, зарылся носом в его волосы, ткнулся в шею. Лютовой открыл глаза и встретился взглядом с псом, он, подогнув лапы, опустился и лёг рядом с ним, потом зверь придвинулся, и Лютовой чуть помедлив, обхватил собачью шею руками и с большим трудом заполз ему на спину. Семаргл качнул мощной грудью, подобрался весь, встал и, оттолкнувшись всеми четырьмя лапами, вытянулся в прыжке. Красное месиво снега уходило вниз…

Семаргл взвился ввысь, закружился огненным вихрем, громадные крылья его с бешеной яростью гребли под себя воздух, силясь как можно быстрее покинуть место, где разгулялась Морена¹¹, летая над полем с погибшими, и радуясь такой добыче. Отгорел закат, и полная луна облила лес зеленоватым мертвенным серебром. Было тихо, только крылатая тень пронеслась между землёй и луной, потом скользнула по ветвям, по заснеженной лесной траве и скрылась в ночном лесу со своей тяжёлой ношей.

***

Кмети ходили по поляне и собирали мечи и другую поживу уже ненужную погибшим.

– Вы чем заняты, мать вашу?! – вызверился воевода на кметей, – ищите княжича, ежли не хотите без башки остаться!!

– Дык, воевода, мы ужо тут всё обшарили, под кажный куст заглянули, нет его нигде! – кметь Сорока развёл руками.

– Ты бессмертный что ли? Уйди отседова, покуль я тебя не зашиб!

– Зашибить меня, воевода, ты можешь, токо чё изменится? Княжича всё одно нигде нет, а у тебя одним мертвяком больше будет! Закопать бы надобно ентих татей! Не лежать же им тут не захороненными, а то упырями расползутся, – бесстрашный кметь перевёл разговор.

– Несите хворост, готовьте краду, надобно своих воев по нашему обычаю отправить в Ирий¹², – распорядился воевода.

Древляне собирали своих соплеменников на месте сечи, когда наступила ночь и луна осветила ристалище, уложили на краду тела погибших, и сожгли, при этом по обычаю предков закололи несколько пленных мужчин, принеся их в жертву. Лютовоя не нашли ни среди мёртвых, ни среди живых.

Вои остерегались просто бросать тела врагов, которые могли обратиться в нетопырей и мстить. Срезав дерн, они вырыли глубокую скуделицу¹³ в ближайшей лощинке, и уложили тела дреговичей. Пересчитали их, чтобы знать, скольких ворогов посекли. Засыпали землей, заложили сверху дёрном, чтобы могила слилась с окружающей травой, и глубоко воткнули осиновый кол, чтобы нечисть не вылезла на свет.

***

Лютовой не видел, куда принёс его стремительно мчавшийся Семаргл. Он в бессознательном состоянии приближался к воротам Ирия, и радость переполняла его, когда он представлял, как они перед ним распахнутся и Ирий примет его в свои объятия. «Достойный сын, достойного отца!» – услышал он чей-то голос. Ему казалось, голос раздавался откуда-то издалека и плавно проносился в сознании. Лютовою чудилось, что его так встречают в небесном царстве Перуна. Вот перед ним уже распахнулись ворота, Лютовой собрался войти туда, где смог бы отдохнуть от боли, сопровождавшей его весь тяжкий путь. А ещё, он был уверен, что увидит там дедушку с бабушкой. Они обнимут его и уведут к Сварожьим лугам, где он будет дышать чудесными ароматами цветов, любоваться восхитительными деревьями и травами, слышать чудесное пение птиц. Внезапно почувствовал, как вокруг него завихрился ледяной ветер, заклубился багряный туман, словно стараясь  поглотить его лежащее неподвижно тело.

– Заря-Денница, красная девица, выходи из злата терема, бери иглу серебряну, нитку сурову, зашивай рану кроваву, запирай руду горячу. Милосердная матушка Жива, ты Свет Рода Всевышнего, что от хвори всякой исцеляет. Взгляни на внука Сварожьего, что в болести пребывает. Преклоняюсь пред твоим Величием и взываю к твоей милости. Прошу тебя, помоги мне исцелить отрока! Да будет так! Слава Живе!

Внезапно резкий звук и стук оборвал эти образы. Лютовою подули в лицо, и дверь в Ирий исчезла, а перед глазами закружились цветные круги. Он открыл глаза, и в первый момент ему показалось, что он лежит на земле под тем самым кустом колючего боярышника, что сейчас глубокая ночь, а прямо над ним раскинулось высокое, чёрное небо полное звёзд. Однако немного приглядевшись, он понял, что находится в колдовских чертогах, освещённых яркими солнечными лучами, а по стенам развешаны пучки трав и почувствовал сильный запах полыни. Рядом с собой увидел мужчину лет пятидесяти. По наличию на стенах пучков трав и запаху какого-то зелья, которое варилось на печке и булькало, он понял, что каким-то образом оказался у кудесника. Старик сидел около его ложа с глиняной кружкой в руках, над которой вился лёгкий парок. Его глаза смотрели ясно, русые с тонкой сединой волосы были расчесаны и перетянуты через лоб тесемкой с непонятными красными резами. На нём была светлая рубаха белёного холста с оберегами на поясе, плечи покрывал темный кожух. Княжич глубоко вздохнул, и попытался пошевелить руками и ногами.

– Я что, жив или в Ирий попал? – хотел спросить Лютовой старика, но у него не получилось. Старик по его вопросительному взгляду понял, что хотел узнать княжич.

– Будь здрав, княжич светлый! Слава Семарглу, он заметил в тебе искру жизни и поспешил на помощь. Енто он принёс тебя ко мне, теперича бушь жить.

Лютовой сумел разлепить губы и прошептать:

– Чё со мной? Пошто я не чувствую свово тела, рук и ног?

– С твоим телом всё хорошо, не тревожься княжич, – улыбаясь, пояснил кудесник.

Лютовой хотел что-то ещё спросить, но застонал и закрыл глаза.

– Ладноть, – проворчал кудесник, – потерпи ужо немного, вот зелье выпьешь, поспишь и  твоё тело, руки и ноги вновь обретут силу, ты забудешь о своих ранах. Не для того Семаргл вырвал тебя у Морены, чтобы отпустить в Навий Мир. Пей зелье, оно тебе поможет скоре набраться сил и заживит твою страшну рану.

Кудесник приподнял голову Лютовоя и стал поить настоянным травяным зельем. Горазд был очень могущественным колдуном, люди называли его Ведьмаком. Давным-давно, в качестве воина дружины, он был сильным и отважным воем и всегда надеялся только на себя и на свой меч. Теперь его оружием были заклинания, обряды и различные зелья. Кудесник не спрашивал ни о его семье, ни о сражении. На разговоры времени не было, надо было срочно спасать отрока.

– Благодари Семаргла, княжич, вовремя он тебя принёс ко мне. Теперь всё будет хорошо.

– Откуда ты, кудесник, знашь, что я княжич?

– Дык кто же не знат князя Нискинина и его сыновей!

– Из троих сыновей двое нас у него осталось, да ещё сыновец малый, двенадцати годов от роду.

– А что же случилось со Светловоем?

– Пошто думашь, что со Светловоем?

– Я кудесник, отрок, покуда ты лежал в беспамятстве, я заглянул в святую чашу с водой, она мне всё показала и рассказала.

– Да, ты прав, кудесник. Потом расскажу, что случилось, хотя, ежли ты заглядывал в свою колдовску воду, то должон был увидеть как погиб мой брат.

Справившись с кровотечением, кудесник напоил княжича сон-травой, а когда услышал его размеренное дыхание, взял костяную иглу, жилу и зашил рану. Покончив с перевязкой, он собрал и свернул окровавленные лоскуты, потом присел рядом с княжичем. Когда Лютовой проснулся, спросил, лукаво поглядывая на него:

– Ну что, не сильно больно?

– Видно, крепкие ты слова знашь, кудесник, которы любу хворь прогоняют! – с благодарностью глядя на него, ответил княжич.

– Ну, спи, отрок, набирайся сил.

Лютовой отвернулся, закрыл глаза и почувствовал, как после выпитого зелья руки, ноги и тело стали наполняться силой, а веки потяжелели, сомкнулись и он уснул.

***

Наступило утро следующего дня. Кудесник внимательно рассматривал шов на животе Лютовоя и удовлетворённо кивал головой. Когда Семаргл принёс ему этого отрока со страшной раной, он не был уверен, что отрок выживет, хотя ему приходилось лечить воев и в более тяжёлом состоянии. Он смазал шов мазью и наложил из белой холстины свежую повязку. Лютовой пока даже не пытался вставать, кудесник ему строго наказал лежать, хотя он и не смог бы встать, слишком мало времени прошло с тех пор, когда кудесник не дал ему переступить порог Ирия. Закончив процедуры кудесник собрался было уже пойти заняться другими делами, как услышал тихий голос Лютовоя:

– Скажи, кудесник, как тебя зовут, кого мне благодарить, что жив остался.

– Люди меня зовут Горазд, а благодарить тебе надобно Семаргла и богиню Живу.

– Горазд! Мне бы домой сообщить, что я жив, а то батюшка с матушкой не успели оплакать одного сына, а тут и я потерялся. Он же может рать отправить на дреговичей, чтобы отомстить.

– Тебе, покуда, нельзя шевелиться, рана разойдётся, вот немного схватится, тада и будешь писать послания.

– А сколь мне лежать?

– О, боги! Вы поглядите на ентого отрока! Токо вечером я штопал его кишки, а ныне он уже готов бежать! Лежи, коль хошь жить. На вот, взвар выпей, быстре выздоровеешь.

Горазд приподнял голову Лютовоя, и стал поить травяным взваром. Допив, Лютовой тяжело вздохнул.

– Кудесник! Чё же ты такой горький взвар мне даёшь?

– У своей матушки бушь пить сладкие взвары.

Лютовой почувствовал, как веки против его воли сомкнулись, и он тут же уснул. Ему приснилась бабушка. Она была высокой, статной, седой, с высоко уложенными вокруг головы косами. С крупными, но правильными чертами лица, тронутого морщинами, с прямой осанкой, одета в тёмную кофту и чёрную с красной вышивкой по подолу, понёву.

– Бабушка?! Откуда ты здесь? Я тебя так давно не видел, подойди ко мне.

– Нет, внучек, теперь я не могу. Думала смогу прижать тебя к своей груди, но я рада, что ентого не случилось. Тебе надобно жить, ты ишшо молод.

– Бабушка, забери меня к себе, мне так плохо, всё болит.

– Боги не по силам испытаний не дают, милый, потерпи, всё будет хорошо!

И вдруг вместо бабушки оказалась мама и, протянув к нему руки, воскликнула:

– Соколёнок мой! Дитятко!

Ему почудилось прикосновение маминых рук… Что может сравниться с ними? Они снимают все страхи, все обиды, все боли. Это они делают окружающий мир таким добрым и безопасным.

– Мама…, – услышал кудесник, подошёл к нему и положил прохладную руку Лютовою на горячий лоб.