Олеся, 27 лет, замужем, есть сын, косметолог.
«Я была уверена, что мои роды пройдут хорошо. Даже думала, что уж я-то кричать точно не буду. Я не из слабеньких. И тут оно началось.
Несмотря на то что я обратилась в роддом через знакомых, за деньги, через завотделением, ничего не помогло.
Я чувствовала себя в больнице так, словно для врачей я кусок мяса на конвейере. Анестезиолог, когда узнал от меня, что у меня аллергия на препарат, раздосадованный, что его зря вызвали, орал на врачей таким матом, что волосы дыбом вставали. После этого врачиха оторвалась на мне и орала, что я типа плохо старюсь и что-то делаю не так. Я так в итоге и не поняла, что именно она имела в виду. Сутки мучений закончились в итоге кесаревым сечением.
Сказать, что от боли и от отношения врачей, от убогости больницы у меня был шок, – это ничего не сказать. Первые часов 15 я молилась и орала, орала и молилась. Мне казалось, что это длится целую вечность. Во время схваток я не хотела уже ни ребёнка, ни сама жить – ничего. Я стала умолять, чтобы мне вкололи хоть что-нибудь, чтобы я уснула. Я готова была к тому, чтобы меня усыпили навсегда, только бы это все закончилось.
Сын все же родился, и меня сразу с ним положили в отдельную палату вдвоём. У меня совершенно не было сил после операции его носить, вставать, качать, брать и укладывать. Внутри и снаружи все болело.
И начался второй круг ада. Сын кричал постоянно. Спал максимум минут по 10 и потом орал, и орал, и орал. Я не понимаю, как я выдержала эти 5 дней в больнице. Видимо, ребёнок как-то считывал мое шоковое состояние и просто озвучивал его криком.
Я уже потом, позже, поняла, что это не он орал. Это мне внутри себя хотелось орать без перерыва.
Когда я вернулась домой, стало чуть легче. Подключились две бабушки, и у меня появилось хоть какое-то время, чтобы хотя б закрыться в ванной и плакать.
Через неделю после родов, видимо, моя психика не выдержала, и у меня началась какая-то неврологическая странность: мне стало больно в пояснице при ходьбе. Я стала раскачиваться, как утка, из стороны в сторону. После обследований невролог сказал, что мои тазовые кости стали куда-то там смещаться, защемлять позвоночник и если так пойдёт дальше, то я могу стать неходячим инвалидом. Начались врачи, иголки, лекарства…
Я читала в книгах по уходу за ребёнком, что новорожденный малыш в первый месяц должен спать больше 20 часов в сутки. Мой же спал в сутки часа 4, а остальное время находился в полудреме-полуплаче. И его приходилось беспрерывно качать, иначе он начинал очень громко орать. Педиатр назначала обследования, мы пытались выяснить причину. И в каждый месяц мы снова лежали 1 или 2 раза в больнице. Основная озвученная причина – тяжелые роды и, как следствие, перинатальная энцефалопатия.
Муж, глядя на все это, тоже был в шоке и стал работящим как никогда. Уходил на работу очень рано утром и приходил, когда было уже темно. Ночами мы по очереди беспрерывно качали коляску. Этот рефлекс преследовал нас обоих ещё долго: сам лёжа почти спишь, а вытянутая рука подёргивается, потому что качать нужно было всегда.
Мне запомнился один момент, когда я почувствовала себя самой счастливой на свете за весь первый год после родов. Ночью муж отпустил меня поспать в машине, которая стояла у нас под окнами. Была зима, минус 30 градусов, я завернулась в дублёнку и уснула на задней сидушке моей машины на целых 3 часа. Через 3 часа я подпрыгнула, словно я спала неделю без перерыва, и побежала к мужу с ребёнком, напуганная тем, что так много прошло времени, а муж все ещё не вернул меня домой.
Сейчас кажется, что это все уже в прошлом. Сыну уже 10 лет. Однако я заметила, что очень много ниточек меня туда дёргает ежедневно. Я бы сама, наверное, этого и не заметила, если бы не психотерапия.
Мы с Валентиной стали работать методом ДПДГ над вопросом, почему у меня холодеет все тело, когда я еду за рулём машины и мимо с мигалкой проезжает скорая помощь. А если ещё и с надписью “Детская реанимация”, то меня начинает подташнивать. И так по несколько раз в день. И оказалось, что ноги все оттуда же растут.
Вышло на поверхность и то, что я крайне редко и неохотно хожу к врачам, почти всегда не долечиваясь, и убегаю из больниц досрочно. Каждый раз, когда я слышу, что кто-то из знакомых беременный или уже родил, у меня внутри все замирает и тело становится ватным.
Оказалось, что послеродовая депрессия 10-летней давности никуда не делась: она лишь видоизменилась и замаскировалась, и что этот груз по-прежнему давит сверху.
Мы работали методом ДПДГ первые 2 месяца с Валентиной по полтора часа каждую неделю. Потом я научилась это делать одна и продолжила дома самостоятельно.
Когда я закончила “вычищать” все эти воспоминания о родах и первом годе после них, с меня словно сняли какой-то невидимый тяжелый пласт груза. Вернулись мои непосредственность и спонтанность. Кажется, я в последний раз была такой свободной лишь в детском саду больше 20 лет назад.
Когда я радовалась, я тут же начинала пританцовывать, муж с сыном с улыбкой и недоумением смотрели на меня такую. Когда я злилась, я могла порычать и посмеяться тут же. Я стала вести себя, не думая о том, как я при этом выгляжу и кто и что обо мне думает. Иногда я стала петь дома какие-то невнятные междометия – “У-у-у-у-у-у, а-а-а-а-а-а-а-а-а, э-э-э-э-э-э-э-эх” – под хохот домашних надо мной. А я уже давно забыла, какое это, оказывается, удовольствие – быть спонтанной и свободной.
И сейчас, когда я еду в машине и слышу мигалки скорой помощи, у меня остаётся единственная реакция: надо уступить дорогу. И все! Без малейшей тревоги. А детские реанимации… они словно вообще исчезли из моего поля видимости. Или я просто перестала замечать, что именно написано на скорой помощи.
Раньше, когда я слышала, что кому-то из знакомых скоро рожать, на меня словно темное одеяло накидывали. Я попадала в такую сильную подавленность, страх, непереносимость. Причём я даже не распознавала этого страха. Мне просто хотелось съёжиться и закрыть уши и глаза руками. И все, просто тяжело это слышать. Это уже потом, во время ДПДГ-терапии, я смогла найти подходящие слова о страхе и подавленности и распаковать эти переживания.
Причём интересно, что сейчас уже, когда я сама себе произношу слово “роды”, свои или чужие – неважно, единственная реакция у меня на это слово – это, неловко сказать, сексуальное возбуждение. Как можно возбуждаться, представляя роды, – для меня это архинелогично. Но эмоций нет вообще больше. А тело стало реагировать вот так неожиданно.
Только сейчас, освободившись от воспоминаний, которых, я думала, у меня практически уже и нет, я поняла, что жила с рюкзаком с камнями за спиной. И носила эти камни на горбу каждый свой день, 10 лет подряд».
Всего с Олесей в общей сложности работы методом ДПДГ со мной (10 %) и самостоятельно клиенткой (90 %) было по данной теме выполнено 38 раз, в среднем по 40 минут. Было отработано 211 картинок.
Также с другими клиентами мы стирали аналогичные воспоминания:
– бронхит у ребёнка;
– фимоз у сына;
– отравления;
– приступы эпилепсии;
– воспоминания после стоматологов;
– воспоминания после онкологии;
– и прочие.
Анжела, 45 лет, второй брак, есть дочь, 2 внучки, владеет бизнесом.
«Когда я увидела знакомую, которая побрилась налысо, у меня сначала был шок и испуг. Может, она заболела? Когда же я узнала, что она так просто имидж решила себе сменить, у меня поднялась прям ярость на неё до слез.
О проекте
О подписке