Глава 11

Возврат к системе усиленного таможенного обложения. – Положение 1810 г. о нейтральной торговле. – Перемена курса в торгово-политических отношениях с иностранными государствами. – Последствия запретительной системы. – Переход к более умеренной покровительственной политике. – Тарифы 1816 и 1819 гг.

Вызванное присоединением России к континентальной системе закрытие границы для английских продуктов грозило собственной торговле. Вывоз приостановился, и продукты внутреннего производства были обесценены; импорт хотя и продолжался, несмотря на неблагоприятные условия, но в морских портах был до крайности обременен формальностями, связанными с надзором комиссии нейтрального мореплавания, торговый баланс складывался в высшей степени неблагоприятно, а курс вексельный и ассигнационный выказывал тенденцию к неудержимому падению. Какой-нибудь исход был необходим. Правительство рассчитывало наиболее тягостные экономические затруднения победить путем таможенно-политических мероприятий. Для поддержания экспорта вывозные пошлины были частью отменены, например для хлеба и железа, но частью и повышены (например, для льна, пеньки, соли, льняного семени и т. д.) из фискальных соображений, причем предполагалось, что относительно этих продуктов Россия может не опасаться конкуренции на иностранных рынках. В то же время был до крайности ограничен импорт. Те продукты, без которых считали возможным обойтись совсем, беспощадно исключались из числа дозволенных к ввозу. Остальные же предметы импорта, за исключением необходимых сырых материалов, подлежавших беспошлинному пропуску, были обложены высокой пошлиной. Весьма существенное стеснение для импорта представляло также распоряжение о том, чтобы на протяжении всей границы от Мемеля до Дуная (до 150 немецких миль) ввоз допускался только через три впускных таможенных пункта – Поланген близ Мемеля, Радзивиллов близ Брод и Дубоссары на Днестре, а на море – через порты Архангельск, Петербург, Ревель, Рига, Либава, Одесса, Феодосия и Таганрог.

Таковы основные черты «Положения о нейтральной торговле» 1810 г. Предназначенное сперва на один только (1811) год, оно оставалось в силе до 1815 г. – с некоторыми, впрочем, изменениями, которые были вызваны переменой в политических отношениях. Новые таможенно-политические принципы, сводившиеся по отношению к ввозу к почти запретительной системе, но в то же время создавшие исключительный закон для торговли с нейтральными государствами, послужили одним из существенных поводов к окончательному разрыву между Россией и Наполеоном и вместе с тем к войне 1812 г. Положение 1810 г. дозволило, между прочим, ввоз продуктов британских колоний на нейтральных судах. Это повело к тому, что в самое короткое время в русских портах сосредоточилось до 200 английских судов для нагрузки русским сырьем. По точному смыслу Тильзитского договора Россия должна была бы воспретить этим судам пребывание в ее водах; канцлер граф Румянцев и имел в виду издать соответственное распоряжение, но этому воспротивилось большинство других государственных деятелей, доказывавших, что, жертвуя своими важнейшими экономическими интересами в угоду диктаторским требованиям Наполеона, Россия призналась бы в собственном бессилии. Суровость новой таможенной системы отзывалась, впрочем, на Франции тем чувствительнее, что импорт именно французских товаров был обложен особенно высокими пошлинами. Вследствие указанных таможенно-политических отношений и без того натянутые отношения России и Республики еще более обострились.

Таможенная политика, установившаяся с 1810 г., послужила прологом к войне, будучи в то же время боевой мерой в другом смысле. Она должна была служить для подавления внутреннего врага – крайнего истощения народного хозяйства, выражавшегося в небывало высоких бюджетных дефицитах, огромном количестве обесцененных бумажных денег, плохом вексельном курсе и неблагоприятных торговых балансах. Новые таможенные мероприятия рассматривались как средство к ослаблению политических противников государства за границей и укреплению экономических элементов внутри государства. Согласно выработанной Сперанским в 1810 г. программе мероприятий для борьбы с тяжелым финансовым положением, возврат к суровому протекционизму, имевшему в то время скорее запретительный, чем покровительственный характер, являлся необходимым предварительным условием какого бы то ни было экономического улучшения. Принципы свободной торговли и в предшествующий период 1801–1809 гг. имели в России только умеренный успех, теперь же реальная политика, к которой правительство вынуждено было прибегнуть вследствие крайне неудовлетворительного экономического состояния государства, изгнала последние остатки фритредерства. Однако только на время. Само правительство истолковывало так свою политику. Изданный при опубликовании положения 1810 г. манифест ясно давал понять, что, по мнению законодателя, декретированная им запретительная система окажется необходимой только в виде временной, преходящей меры. Поэтому новый таможенный тариф и был, как уже упомянуто, объявлен действительным сперва на один только (1811) год.

Окончательный разрыв с Францией, естественно, должен был повлечь за собой и полную перемену курса торговой политики. Столь настойчивая прежде борьба с английской торговлей была оставлена. Заключенный с Англией мирный договор 6 (18) июня 1812 г. заключал в себе также условие о наибольшем взаимном благоприятствовании. Не дожидаясь ратификации договора, было повелено особым манифестом немедленно открыть все порты для английского флага; все установленные в силу континентальной системы репрессии были поспешно отменены.

Одновременно с тем правительство стремится к установлению торгово-договорных отношений и с другими государствами – Швецией, Испанией, Турцией, Персией, Данией. Это сближение вызывалось сознанием, что для торговли необходим усиленный приток свежих сил, чтобы ослабить влияние продолжительного военного времени^[39].

Для торговли была бы, надо думать, полезнее отмена запрещений ввоза и высоких таможенных ставок, но на это правительство не могло решиться в суровую годину войны. Министр финансов граф Гурьев имел, правда, в виду уже в 1813 г. отменить запрещение ввоза для целого ряда продуктов, но встретил со стороны своих коллег такое противодействие, что император отклонил его предложение. Граф Румянцев и другие противники смягчения суровой запретительной системы считались при этом с распространенным в широких кругах населения течением, усматривавшим в изгнании из России иностранных продуктов, в видах покровительства отечественному производству, своего рода долг живого национального самосознания. Борьба с вторгшейся в Россию неприятельской армией обострила национальное чувство в такой мере, что общество склонно было к отрицанию всего иноземного, даже в сфере товарообмена^[40]. Нельзя, впрочем, не заметить, что «народное движение» ревностно провоцировалось теми, кто был заинтересован в закрытии границ для иностранных фабрикатов. Сюда относились прежде всего производители и продавцы таких товаров, на которые существовал значительный спрос при отсутствии в то же время на внутреннем рынке соответственных запасов. Спекуляция, не стесняемая никакой иностранной конкуренцией, поднимала цены на эти предметы до неслыханной, можно сказать бесстыдной, высоты^[41].

Несмотря на недовольство «антинациональным» духом, который вновь стали обнаруживать влиятельные сферы тотчас по окончании войны, проявляется заметная тенденция к более умеренной покровительственной таможенной политике. Тариф и положение 1810 г. ни в малейшей мере не дали того, чего от них ожидали. Главнейшая цель этих узаконений имела, как известно, финансовый характер. Посредством подавления ввоза и покровительства вывозу имелось в виду улучшить торговый баланс и тем создать оплот против, казалось, неудержимого падения курсовой стоимости ассигнационного рубля. Но расчет оказался ошибочным. В 1811 г., т. е. в первый год по введении нового торгового положения, курс бумажных денег пал так низко, как он еще никогда не падал. Можно было зато находить некоторое утешение в том влиянии, которое запретительные мероприятия оказали на отечественную индустрию. Ввиду почти полного исключения иностранных продуктов, последняя сделала значительные успехи. Но это «воспитательное» закрытие границ, как уже упомянуто, обходилось населению весьма дорого. По удостоверению одного современника, 99 % населения должны были оплачивать огромные надбавки к товарным ценам в пользу 1 % спекуляторов, которые, разумеется, умели извлекать выгоду из своего монопольного положения. Внутреннее производство к тому же не в состоянии было удовлетворить всем потребностям рынка. Единственным противовесом спекулятивному повышению цен являлся контрабандный подвоз, достигший при запретительной системе небывалого расцвета.

Запретительная торговая система была, таким образом, полезна только в одном отношении – она оживила внутреннюю промышленную деятельность. Этому противостояло, однако, то обстоятельство, что население оплачивало промышленный расцвет тяжелыми жертвами, не будучи притом достаточно обеспечено в удовлетворении всех запросов рынка, что недобор таможенных пошлин наносил ущерб фиску и что, наконец, в финансовом отношении запретительная система не принесла перемены к лучшему.

Важнейшим моментом, обусловившим перемену таможенной политики, следует признать видоизменившиеся политические отношения держав друг к другу. «По восстановлении свободных политических и торговых сношений между Европейскими державами, рассудили Мы за благо, для пользы общественной, допустить некоторые перемены в запретительной торговой системе». Так гласит манифест, объявлявший о таможенном тарифе 1816 г. Реформа проводилась, однако, нерешительно. Император Александр I лично принимал слишком живое участие в пробуждении национальных инстинктов, чтобы равнодушно относиться к жалобам московских промышленников, но, с другой стороны, он стоял слишком близко к современному ему политическому миру с его высоко парившими проектами всеобщего счастья, чтобы связать свою экономическую политику тенденциями национальной исключительности. То было время Венского конгресса и Священного союза^[42]!

Тариф 31 марта 1816 г. принципиально отказался, таким образом, от запретительной системы, но не упустил из виду торгово-промышленных и фискальных интересов государства. Дозволив ввоз некоторых, до тех пор запрещенных, товаров, он, с другой стороны, сохранил воспрещение ввоза для целого ряда продуктов, например для товаров железной и текстильной индустрии.

Более умеренное направление таможенной политики проявилось еще резче в тарифе 1819 г., изданном под непосредственным воздействием важных политических событий. Прежде чем перейти к нему, представляется поэтому целесообразным бросить беглый взгляд на таможенно-политические отношения в соседней Пруссии^[43].