Читать книгу «Конец прекрасной эпохи» онлайн полностью📖 — Вадима Журавлева — MyBook.
agreementBannerIcon
MyBook использует cookie файлы
Благодаря этому мы рекомендуем книги и улучшаем сервис. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с политикой обработки персональных данных.

Владимир Спиваков: «ПлетнЁв сам предложил мне стать главным дирижером»

Только что удостоенный звания офицера ордена Искусств и литературы Франции Владимир Спиваков согласился прокомментировать свое назначение Вадиму Журавлёву.

– В нашей беседе прошлым летом вы заявили: «Никогда не собирался руководить большим оркестром. Это требует от меня слишком больших жертв, я должен совсем бросить скрипку. Мне не доставит это радости».

– До сих пор у меня были подобные предложения только от западных оркестров. И я всегда отказывался от них. Немаловажную роль играет разница менталитетов: с русскими музыкантами мне легче найти общий язык.

– Кто предложил вам возглавить РНО?

– Михаил Васильевич Плетнёв сам предложил мне стать главным дирижером. Меня это ошарашило, и я ответил не сразу. У меня за последние годы появился опыт общения с симфоническими оркестрами и в Америке, и в Европе. Кроме того, я чувствую, что вырос из «костюма» дирижера камерного оркестра…

– Вам приятно получать оркестр из рук Плетнёва?

– Плетнёв – личность незаурядная. Правда, я плохо знаю его дирижерские работы и ту музыку, которую он сам сочиняет. Хорошо знаю его как пианиста: мне пришлось довольно долго жить в доме у его профессора Якова Владимировича Флиера. Там я часто слышал Плетнёва. Как пианист он имеет колоссальные достижения: его игра подобна чистому кристаллу. А кроме того, он близок мне своим желанием работать бесконечно над каждой деталью. Однажды он выступал с «Виртуозами Москвы», играл концерт Гайдна, и в финале зацепил случайно лишнюю ноту. И попросил повторить финал. Мне это запомнилось на всю жизнь.

– Какая роль уготована самому Плетнёву?

– Он будет почетным дирижером. Но я надеюсь, что Михаил Васильевич будет по-прежнему часто и много выступать с РНО. Благодаря ему оркестр находится в прекрасной форме и имеет на Западе очень серьезную репутацию.

– Как вам объяснил Плетнёв свое решение?

– Мне он сказал, что хочет больше играть на рояле и сочинять музыку. Я хорошо его понимаю: в разные творческие периоды мне хотелось то больше дирижировать, то больше играть сольных концертов.

Время-МН, 16 апреля 1999 г.

Сегодня дебют Владимира Спивакова
Он возглавил РНО, обновил «Виртуозов Москвы» и поседел

Если надвигающийся миллениум кому-то и принес эпохальные перемены, так это знаменитому скрипачу и дирижеру Владимиру Спивакову. Отметивший 12 сентября 55 лет Спиваков изменил прическу и цвет волос. Его поклонники ахнули, осознав, что и великие музыканты седеют. В год 20-летия со дня организации его главного детища – «Виртуозов Москвы» – Спиваков обновил состав камерного оркестра. Он безжалостно расстался со старожилами, которые осели в Испании и возвращаться в Москву не собираются. Наконец, Спиваков возглавил Российский национальный оркестр (РНО) вместо Михаила Плетнёва. Дебют Спивакова в новой роли состоится сегодня в Большом зале Консерватории.

– Владимир Теодорович, в начале сентября вы провели конкурс в оркестр «Виртуозы Москвы», и сейчас среди ваших музыкантов много новых лиц. Означает ли это, что история «Виртуозов» пошла по второму кругу?

– Я бы так не сказал. 20 лет назад были проблемы с камерными оркестрами. И когда мы решили организовать такой оркестр (а в нем поначалу играли и музыканты Квартета имени Бородина, и Юрий Башмет), нам всячески старались помешать, не отпускали музыкантов на репетиции. Нас уже стали приглашать на гастроли, а из Москвы шли ответы: «Такого оркестра нет!» Во время московской Олимпиады мы впервые выступили официально, в «Правде» появилась статья «Есть такой оркестр». Но государственный статус мы получили только через три года и впервые поехали на гастроли в Испанию.

– Испания в судьбе «Виртуозов Москвы» сыграла решающую роль. Почему возникло решение уехать из России на Запад?

– Прошла перестроечная эйфория, музыканты перестали верить в возможность нормального существования и поодиночке стали подумывать об отъезде. А потом пришли ко мне и сказали, что им очень жалко расставаться. Попросили меня сделать что-нибудь, чтобы мы уехали все вместе и сохранили «Виртуозов». И это получилось благодаря моей дружбе с королевской семьей Испании. Муж сестры короля – прекрасный пианист и большой меценат – страшно удивился, когда узнал от меня, что наш оркестр распадается. Через пять минут был решен вопрос о переезде оркестра в Испанию вместе с семьями. За один вечер в посольстве Испании было проставлено 150 резидентских виз музыкантам и членам их семей. Поехали все: свекрови, бабушки, тещи, сестры с мужьями. Нас встречали с танцами и сидром, как беженцев, хотя мы ими не были.

– Но ведь Овьедо – это страшная дыра.

– Была. С приездом «Виртуозов Москвы» там появился новый культурный климат. За эти 10 лет у них появилось два новых симфонических оркестра, несколько камерных, музыкальные школы. Построили огромный современный зал, который Москве и не снился.

– Но в результате это благополучие стало губительным для «Виртуозов».

– Для меня Овьедо никогда не был мечтой, ведь помимо оркестра я много выступаю и как солист, и как дирижер с разными симфоническими оркестрами. Отъезд в Испанию – это было желание оркестра. Мне никогда не хотелось никуда из Москвы уезжать. К тому же с годами все больше приходило осознание того, что в Москве лучше, невзирая на экономические трудности. Мы снова получили возможность стать российским оркестром. Музыкантам были выделены зарплаты, довольно высокие по сравнению с другими московскими коллективами. Но уже не все могут вернуться – кто-то женился, у кого-то дети ходят в школу и т. д. Но за свою жизнь я никого не уволил: все уходили сами. Мы собираемся больше играть в России. Первый концерт мы проведем, когда новый состав сыграется. Хочется декабрьский юбилей отметить без помпы, а хорошим классическим концертом.

– А существует ли возможность слияния «Виртуозов Москвы» и РНО?

– Такой вопрос еще не возникал.

– Каким вы находите свой новый оркестр?

– Очень хорошим. А главное – у них есть огромный потенциал.

– Сколько вам потребовалось времени, чтобы дать согласие РНО?

– Месяц. Я привык к свободе, а оркестр – это якорь, повышенная форма ответственности. Приятно, когда звонит главный дирижер оркестра из Сан-Франциско Майкл Тилсон Томас (кстати, один из лучших сейчас дирижеров Америки) и предлагает еще и еще поработать с его оркестром. Но это все равно разовые акции. А тут – контракт на четыре года.

– Вы собираетесь приглашать других дирижеров для работы с РНО?

– Я как раз получил согласие от дирижеров Тилсона Томаса, Мишеля Плассона, Семена Бычкова, певцов Томаса Квастхоффа, Марии Гулегиной. Сложность заключается в отсутствии денег. Поэтому только дружеские контакты помогают получать согласие таких людей, выступать почти бесплатно.

– У вас и так был очень плотный гастрольный график…

– Придется пожертвовать собственными контрактами. Первый год еще много будет дирижировать Плетнёв. Дальше будет видно, удается ли мне балансировать между сольными выступлениями и оркестровыми.

– Как отреагировала общественность на ваше решение?

– Меня поздравили практически все западные дирижеры, прислали по факсу официальные поздравления. Из русских – только Владимир Федосеев.

– У вас большой концертный опыт, но, по-моему, только в вас на концертах бросали краской.

– Я выступал 7 ноября 1978 года в Нью-Йорке, и здание Карнеги-Холл пикетировала Лига защиты евреев. Во время исполнения Чаконы Баха я получил страшный удар в солнечное сплетение. Раздался щелчок, и разорвалась банка с красной краской. Я подумал, что это моя кровь. И еще услышал, как весь зал хором сказал «А!» Но не сбился, не потерял ни одной ноты. Скрипка была опущена до колен, и я постепенно ее поднимал. В антракте мне приготовили новый фрак. Но я сказал, что до конца буду играть в испачканном. Потом на концертах лицом к залу сидели полицейские, а мне прислал телеграмму с извинениями советник президента Киссинджер. После этого я не мог несколько лет играть Чакону Баха, и выступать в Карнеги-Холл тоже было непросто. Мои уши ловили каждый шорох в зале.

Ведомости, 30 сентября 1999 г.

Владимир Спиваков: «НОРМАН не похожа на соседку по коммуналке в Лялином переулке»

Сегодня в Большом зале Московской консерватории Владимир Спиваков дирижирует Российским национальным оркестром. Это первое появление в Москве маэстро после музыкального фестиваля «Владимир Спиваков приглашает…», которым триумфально открылся столичный филармонический сезон. После кульминационного выступления легендарной оперной примадонны Джесси Норман Спиваков с оркестром уехал на гастроли в Италию, Армению, Францию. Корреспондент «Газеты» Вадим Журавлёв, воспользовавшись паузой в плотном гастрольном графике Спивакова, попросил его подвести итоги фестиваля.

– Владимир Теодорович, приезд Джесси Норман в Москву был суперсобытием, которого ждали несколько лет. Во многих публикациях, со слов примадонны на пресс-конференции, было написано, что вы познакомились с Норман через «соседку по парижской квартире». Что это за таинственная соседка?

– «Соседка по квартире» – это настоящий «культуртрегер» по имени Арианна Дандуа, владелица крупнейшей антикварной галереи, расположенной не напротив Елисеевского магазина в Москве, а напротив Елисейского дворца в Париже. Она дружна со многими знаменитыми музыкантами и часто устраивает благотворительные концерты в присутствии первых лиц Франции. Недавно я был на таком концерте выдающихся музыкантов – певца Томаса Хэмпсона и дирижера Пьера Булеза. Это был концерт в поддержку библиотеки Густава Малера, которая хранится в Париже. На нем присутствовала Бернадетта Ширак, министр культуры Франции. Мадам Дандуа дружна многие годы с Джесси Норман. Но она также дружна со мной, и, как это часто бывает, друзья хотят, чтобы их друзья дружили. Она сделала все, чтобы мы с Норман познакомились и подружились. Она организовала нашу встречу в Нью-Йорке, где Норман пришла на мой концерт.

– Такие звезды, как Норман, к тому же плохо идут на официальный контакт. Ведь те, кто уже пытался много раз привезти ее в Москву, связывались с ее импресарио, но из этого так ничего и не вышло.

– Импресарио Норман напутал с ее репетициями и визой, ей пришлось ехать всю ночь из Германии в Париж, где мы с ней репетировали перед концертом. После чего она написала импресарио, что еще одна такая его ошибка – и он может уйти, не попрощавшись. Концерт Норман в Москве казался почти нереальным. Но у Арианны Дандуа – русские корни. Возможно, из-за того, что они ее тревожат, она – не просто светская львица. Она все время хочет сделать что-то неосуществимое. Между прочим, дочь мадам Дандуа носит фамилию Ротшильд. В общем, она не похожа на соседку по коммуналке в Лялином переулке, в которой я жил.

– Что вы думали по поводу фестиваля, когда он завершился?

– Когда над чем-то долго работаешь, то в конце чувствуешь страшное опустошение души. К счастью, у меня было столько работы, что можно было заполнить это опустошение чем-то другим. В новелле Цвейга «Воскресение Георга Фридриха Генделя», которая звучала во время фестиваля, есть такие слова: «Он знал, что свою работу выполнил хорошо». И у меня именно такое ощущение, что бывает крайне редко. В каждом концерте есть что-то, что тебя не устраивает, что возвращается к тебе нехорошими мыслями. И тогда надо еще раз исполнить произведение, что избавиться от них. В целом, я увидел, что фестиваль был нужен не только мне. Ко мне подходили музыканты из других оркестров и говорили, как важно, что появился такой фестиваль. Для Москвы это новая духовная высота. Ведь весы все время склоняются в другую сторону, в сторону популярной музыки, куда вбрасываются большие деньги. Ведь популярное – это не всегда высокое, и чаще всего – некачественное. Мы показали искусство высокое и качественное. И относительно популярное.

Меня спрашивали, будет ли продолжение фестиваля. Я задумался над этим. Надо, чтобы сюда приезжали знаменитые музыканты и видели, какая здесь публика. Но это произойдет не раньше, чем через два года. Ведь именитым музыкантам трудно найти время, если их приглашаешь меньше чем за два года до фестиваля. У меня большое чувство удовлетворения. Мы только что играли с Михаилом Плетнёвым, и он поздравил меня с фестивалем, «каждый концерт которого был событием».

– От Плетнёва услышать похвалу действительно трудно. А то, что сами участвовали в таком количестве концертов, связано с тем, что Джесси Норман «съела» большую часть фестивального бюджета?

– Отчасти да. Хотя в некоторых газетах назывались запредельные цифры ее гонораров. Джесси Норман дала открытую репетицию, по существу второй концерт, на который попали очень многие люди. Получается, что за два концерта она получила гонорар, который значительно меньше тех, что она получает в других странах. На прощальном ужине она сказала со свойственной ей эксцентричностью: «Мне так здесь понравилось, что я сама себя приглашаю приехать еще раз».

– Что она сказала вам по окончании концерта?

– «Как жаль, что этого уже нет». Особенно ей хотелось исполнить на бис песню Штрауса Morgen, в которой я играл соло скрипки. После того, как она спела сцену смерти Изольды, она ушла за кулисы и сказала: «Доставай скрипку!» А я говорил, что у нас еще два биса. Но после следующей песни она снова дрожала от нетерпения: «Ну теперь-то споем Morgen?» Ей ужасно понравилось, но для меня было не так-то просто: после дирижирования трудно играть на скрипке.

– Судя по тому, что примадонна многое изменила в своей интерпретации между репетицией и концертом, вы были единственным человеком, который не получил кайфа от ее выступления.