«Главное, когда пытаешься охмурить бабу, искренне верить, что она в этот миг твоя самая сильная, самая настоящая любовь. Что она смысл твоей жизни. Тогда все пойдет, как по маслу. Женщины очень ценят искренность, – вспомнил он наставления своего друга. – Эх, Колян, мне бы твои таланты», – Чернышев и не подозревал, что сколько раз он будет мысленно вспоминать своего друга-ловеласа, и сколько раз будет обращаться к сокровищнице его опыта. Сокровищница – это не преувеличение. Ведь на кону будет … – но не будем пока забегать вперед, а вернемся к прозе жизни – обычной, немного обшарпанной палате, в которой пребывает наш герой.

Медсестра оказалась жалостливой, а может ей действительно понравился молодой, с явными признаками интеллекта на лице парень. Через несколько минут Саша держал в руках таблетку цитрамона, а в ногах лежало еще одно одеяло и простыня.

– Может Вам укольчик димедрола сделать, чтобы быстро заснули?

– Нет, спасибо. Не хочу приучать свой организм к снотворному, – Александр вновь лучезарно улыбнулся.

Часы с натугой отматывали время, оставшееся до побега. Чернышев аккуратно накрыл себя еще одним одеялом и поставил будильник в телефоне на полпервого ночи.

«А то еще точно засну».

Охранник еще пару раз заходил к нему в палату и видел одну и ту же картину – свернувшийся калачиком неподвижно лежащий мужчина под двумя одеялами.

Полночь. Охранник последний раз заглядывал час назад. Хотя… дверь тихонько скрипнула, на темном фоне возникла яркая полоска света и голова следователя в ней. Через пару секунд палата вновь погрузилась в темноту.

Чернышев решил не ждать часа ночи, а бежать сейчас. Минут двадцать у него ушло, чтобы из двух одеял и трех простыней связать канат. Еще десять минут он осторожно подтаскивал, чтобы не издать шума, кровать к окну, и к ее спинке привязывал этот канат. Еще пять минут смачивал все узлы водой, поливая их из стакана.

«Пацанский проверенный способ завязывания в узел одежды купающегося. Волокна разбухают, фиг развяжешь», – Чернышев взглянул на часы – без двадцати час. Пора.

Бесшумно канат скользнул за окно. Парень выждал еще с минуту и перекинул ногу через подоконник. Самодельная конструкция выдержала, и вскоре Александр перелазил через больничный забор. В условленном месте, в ста шагах от него Сашу ждал Коля с одеждой, собранной дорожной сумкой и деньгами. Через час на такси Чернышев уже ехал в Харьков. До отправления автобуса оттуда в Ростов-на-Дону оставалось семь часов. Как говориться, за глаза.

* * *

Донецк, 7 октября 2014 года

… – Ну, что, студент, продолжим постигать науку, как побеждать, как говорил наш великий предок Александр Суворов?

– Давай, Стас.

– Сколько можно говорить?! Не Стас, а Историк. У меня родители и у тебя родители там, на той стороне. Ты хочешь, чтобы у них были большие неприятности?

– Прости, вырвалось…

– Ладно, слушай. Итак, правило четвертое. Проводишь зачистку, в комнату входишь втроем. Сначала две гранаты, потом ты. Выдергиваешь чеку, закатываешь первую гранату. Именно закатываешь по полу, а не бросаешь. После взрыва, считаешь до пяти. Как в детской считалке: «Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать. Кто не заховался, я не виноват». Потом, с чекой закатываешь вторую.

– А зачем вторую и еще с чекой?

– Кто уцелеет после первого взрыва. При виде второй гранаты упадет на пол и закроет голову руками. Поэтому можешь взять его живым. Правило пятое. Любая закрытая дверь неприкосновенна. Она может быть заминирована. Такими дверями займутся другие люди. Никакие ящики не открывать, ничего не включать. Трупы не трогать, оружие не брать. По той же самой причине.

– А если раненый?

– Если свой, зови саперов. Если укроп, убедись, что не выстрелит тебе в спину и иди дальше.

– Как убедиться?

– Что оружия у него нет! Твою мать! А лучше сделай его точно трупом! Контрольку в голову! Так надежней. Правило шестое. Патроны из открытого цинка, захваченного у укропов, не брать. Они вместо пороха могут быть начинены тротилом. Выстрелишь из такого, голову оторвет. Были случаи. И последнее. Пальца на спусковом крючке быть не должно! Ясно?

– Ясно!

– Так полчаса перекур и на стрельбище. Одиночными стреляешь ты хорошо, а вот очередями не очень. Последние пули уходят у тебя почему-то вправо. Будем поправлять. Все, перекур!

Прошла ровно неделя, как Александр Чернышев вышел из автобуса на автовокзале «Южный» Донецка. Особо не раздумывая, стал действовать, как советовал ему Колян, поехал на призывной пункт республиканского военкомата. Там пожилой дядька, как показалось Саше, мельком взглянув на его документы, что-то написал в листке бумаги и протянул ему:

– Поедешь по указанному адресу. Там тебя зачислят в штат и поставят на довольствие.

Выходя из комнаты, Александр столкнулся с мужчиной в камуфляже.

– Степаныч, ну что, кто-нибудь подходящий есть?

– Да что ты ездишь сюда без конца! Помню я о вас. Но нет пока таких людей! Уже почитай неделю одни салаги приходят. Вот еще один, – пожилой мужчина кивнул на Чернышева.

Голос вошедшего в кабинет мужчины Саше показался знакомым. Он внимательней всмотрелся в его обладателя.

– Станислав Липицкий? – Александр узнал в нем аспиранта со своей кафедры, который полгода назад уехал стажироваться в Германию.

– Ба, знакомое лицо! А я все думал, увижу тебя здесь или не увижу. Таки увидел!

– Так уж все время и думал! – пошутил Саша.

Парни рассмеялись и крепко пожали друг другу руки.

– Степаныч, я этого орла к себе заберу.

– Так тебе ж снайперы нужны, а этот даже в руках калаш не держал. Какой из него орел? Так, куропатка еще.

– Ну, не скажи! Орел не орел, а орленок точно. Орлом мы его сами сделаем!

Так Александр Чернышев оказался в батальоне «Сомали», которым командовал знаменитый Гиви.

Первый день среди новых товарищей начался… с его закапывания.

– В бою самое главное – это доверять товарищу рядом. Знать, что он прикроет тебя, не бояться показать ему спину, – улыбаясь, пояснил Стас и подтолкнул Александра к неглубокой, не больше полметра глубины яме. – Сейчас тебе ребята прикопают и буквально через две минуты выкопают.

Выдержишь, остаешься в «Сомали». Нет – гуляй на все четыре стороны.

Саша посмотрел на улыбающихся небритых мужиков с калашами за спиной или на груди, на чернеющую свежевырытой землей яму, на отблёскивающие на солнце лезвия лопат.

– Черти, вы хотя бы предупредили! На хрена я сегодня утром голову шампунем мыл?! Расход один! – с этими словами Александр спрыгнул в яму и растянулся в ней во весь рост.

– На лицо накинь, – Стас бросил ему тряпку неопределенно-серого цвета.

Первый комок земли упал на ноги. Потом еще один, еще. Саша чувствовал, как земля все выше и выше покрывает его тело, начинает сдавливать грудь. И вместе с этим давлением в тело заполз страх. Казалось, причин для него не было. Все делалось понарошку. Для проверки. Что у закапывающих его людей абсолютно не было причин делать это все по-настоящему.

Но одно дело доводы разума, а другое дело комья земли, сыплющиеся сверху, давящие на грудь и закрывающие свет. Настала полная темнота – неуютная, давящая. Почему-то вспомнился Гоголь, которого, согласно легенде, похоронили живым.

«Боже, как же это страшно, оказаться в наглухо заколоченном гробу под двухметровым слоем земли», – Чернышев, сжав зубы, изо всех сил пытался не дать страху полностью затопить его мозг. В нем лишь остался один островок, на котором пульсировала мысль: «Это все понарошку. Это проверка. Сейчас меня раскопают». А вокруг вздымались липкие смрадные девятые валы страха. Но, наконец-то, будто на затянутом черными тучами небе, ярко вспыхнуло солнце – Александр почувствовал, как зашевелилась земля над ним и, наконец, сквозь тряпку на лице пробились первые лучи.

– Ну, вставай, боец «Сомали», – Саша увидел над собой протянутую руку Стаса. – Проверку ты прошел.

К Стасу и Александру, отряхивающего с одежды землю, подошел командир батальона Гиви:

– Ну что, пора бойцу давать позывной. Как хочешь, чтобы тебя называли?

– Идеально для него подошел бы «Историк». Но Историк – это я, – улыбнулся Стас.

– Может «Студент»? – предложил Гиви.

– Не, не хочу, – отрицательно замотал головой Саша. – Здесь это звучит, как салага.

– Ты на каком периоде специализировался? – спросил Стас.

– Эпоха Екатерины Второй. Даже доклад сделал, из-за которого и оказался здесь. О создании Днепропетровска Потемкиным.

– Вот значит, и быть тебе Потемкиным! – почти одновременно воскликнули Гиви и Стас.

– Потемкин? А что, мне нравится.

– Ну что, Историк. Бери Потемкина под свое крыло и обучай военному ремеслу. Срок – неделя. Потом в аэропорт. Там скоро снова будет жарко, – Гиви пожал парням руку и направился к своему потрепанному Киа Мажентис с гордой надписью «Гиви Сомали» вместо номерных знаков.

Воспоминания о недавних событиях промелькнули в голове Александра, когда он, прислонившись спиной к стене общежития какого-то техникума, превращенного в казарму для бойцов «Сомали», отдыхал. Неяркое осенне солнце, заглядывающее через окно, приятно заливало лицо своими лучами.

– Ну что, Потемкин, пошли учиться стрелять?

– Пошли, Историк!

* * *

Донецк, аэропорт имени Прокофьева, 14 января 2015 года

За стеной звонко рванула граната. Тут же оттуда донеслись крики и стоны. Стас, весело оскалившись, кинул в проем еще одну гранату:

– Укроп становится вкусным, когда он горячий!

Снова взрыв. Но криков уже не последовало.

– Пошли! – и Историк первым прыгнул в проем, в который бросил две гранаты.

* * *

Саша последовал за ним. За проломленной снарядом бетонной стеной был все тот же, ставший привычным хаос – куски бетона, прутья арматуры образовывали сюрреалистическую картину, которой мог позавидовать и Сальвадор Дали. И, как вишенка на торте, как центральная тема полотна – два человеческих тела в изодранном камуфляже, под которыми быстро расползались красные лужи. Кровь, смешиваясь с каменным крошевом и пылью, мгновенно превращалась в темно-бурую грязь.

– Еще два укропчика готовы, – за спиной Александра раздался довольный смешок Повара – местного парня, до войны работавшего поваром в одном из донецких кафе. – Какие они, бля киборки? Пидорги они самые настоящие!

Саша, видя его лицо, понимал, что шевельнись кто-то из этих двух лежащих украинских военных, он тут же получит короткую очередь в голову. Ополченцы очень сильно были злы на своих противников, оборонявших аэропорт. Нет, не за упорное сопротивление под градом пуль и снарядов, находясь в фактическом окружении. Это как раз вызывало невольное уважение. Ненависть вызывало другое. Бойцы Донецкой Народной Республики и все жители Донецка отлично знали, что с аэропорта, с его наблюдательной вышки корректировался огонь по жилым кварталам города. Гибли женщины, дети – смерть не различала ни пола, ни возраста.

На груди у Стаса ожила рация:

– Историк, бери левее, метров через пятьдесят увидишь лестницу. Постарайся по ней подняться наверх. Оттуда жарь по рукаву приема самолетов, что будет от тебя слева. Скоро оттуда укропы должны побежать.

Стас махнул рукой, указывая направление движения. Карабкаясь по остаткам бетонных конструкций, его группа из трех человек продолжала метр за метром отгрызать у противника территорию нового терминала аэропорта.

– Твою мать! Это называется лестницей?!

Сооружение, представшее перед глазами бойцов, могло с большим успехом использоваться, как центральный элемент полосы препятствий для тренировок крутых спецназовцев. В двух местах этой лестницы зияли огромные дыры от снарядов, оставляя проход шириной не более ступни. Примерно посередине была еще одна дыра, точнее пролом или провал, в котором бетона вообще не было. Лишь нескольких прутьев арматуры.

– Метра полтора придется перепрыгивать… – Повар тоскливо смотрел на это коллективное военное творчество в стиле не то абстракционизма, не то сюрреализма.

– Ну, придется, так придется! Повар, вперед! – приказал Стас.

Парень закинул за спину автомат и стал медленно подниматься по лестнице, довольно отчетливо комментируя свое восхождение матами всех частей речи – от существительных до глаголов. Вот и провал. Перепрыгнуть нужно было полтора метра плюс полметра в высоту.

Повар подобрался и прыгнул. Он сумел преодолеть полтора метра пустоты, но при приземлении его качнуло назад. Пацана спас железный прут, торчащий прямо из стены. Он успел за него схватиться и удержать равновесие. Вскоре парень был на верхнем этаже.

– Ну, примерно так и перебираемся, – философски проговорил Стас.

– Давай, Потемкин, твоя очередь.

«Никогда не думал, что так боюсь высоты», – с колотящимся сердцем Александр смотрел на разверзшуюся под ним пропасть, на дне которой была мешанина из бетона и стали.

Шаг, второй, третий. Вот и провал. Как раз под ним внизу высилась перебитая колонна, из которой вверх торчала арматура.

«Буду похож на жука в гербарии, пришпиленного булавкой», – Саша выдохнул и резко оттолкнулся от последней перед провалом ступеньки.

Мощная доза адреналина и молодые сильные мышцы перенесли Чернышева над гербарием и благополучно приземлили на верхней части лестницы. Вскоре к своим людям присоединился и Стас.

Наконец группа подобралась к груде кирпича и бетона, за которой открывался вид на аэродромное поле. Справа дымилась огромная, с четырехэтажный дом каменная груда. Это все, что осталось от наблюдательно вышки, которую только вчера ополченцы сумели-таки добить, обрушив своей артиллерией и похоронив под ее обломками ненавистных корректировщиков. Еще правее высились зеленые с золотым купола монастыря, из которого артиллерия ДНР благополучно сжигала всю технику, пытавшуюся пробиться на помощь к украинским войскам, удерживающим терминал. Слева, в каких-то двухстах метрах – прямой выстрел из калаша был виден рукав для приема самолетов.

– Вот отсюда по замыслу Гиви киборги-пидорги должны сыпануть, – Повар устраивался поудобнее на груде кирпича, отыскивая надежную опору для ног – при стрельбе с автомата довольно сильная отдача и если хорошо не зафиксировать тело, кучности стрельбы не будет.

И они действительно сыпанули. Минут через двадцать. Пять человек в зеленых касках, в какой-то светлой униформе с яркими желтыми повязками на рукавах побежали от рукава наискосок, к одиноко стоящему двухэтажному зданию, точнее остову от него.

Их стремительное появление было настолько неожиданным, что несколько секунд они могли бежать совершенно свободно. Первым на изменившуюся ситуацию отреагировал Саша. Как охотник реагирует на удирающую дичь, чисто рефлексивно, не думая. Короткая доводка стволом и палец утопил спусковой крючок. Автомат привычно забился в руках и словно на расстоянии толкнул в спину одного из бегущих людей. Тот рухнул на бетон. Остальные, мгновенно оценив, что до здания им не добежать, бросились обратно в рукав. Тут же затарахтели автоматы Историка и Повара. Еще один человек в светлом камуфляже с желтой повязкой на рукаве споткнулся. Но его тут же подхватили бегущие рядом товарищи и заволокли обратно в здание. Откуда-то слева по группе Стаса начал бить крупнокалиберный пулемет. Саша почувствовал, что в лицо будто дунуло горячим воздухом – в сантиметре от его лба пронеслись на сверхзвуковой скорости шестьдесят четыре грамма легированной стали. Сильный звук удара бронебойной пули в бетонную стену рядом с ним и резкая боль в левом глазе для него произошли практически одновременно. Со стоном, хватаясь за глаз, Чернышев упал на колени.

– Что там, Саня? – услышал он голос Стаса.

– В глаз что-то ударило, пробормотал Александр, с ужасом чувствуя, как по его ладони, закрывающий травмированный глаз побежала кровь.

– Гиви, у меня трехсотый, – кодированное сообщение ушло в эфир.

– На, Потемкин, держи, – Чернышев услышал голос Повара и почувствовал, как в его руку вложили бинт. – Промокни и убери руки, а то еще инфекцию занесешь.

– Перевяжи его, – скомандовал Стас.

– Руки убери! Давай, давай, не ссы! Попробуй глаз открыть! Видишь что-нибудь?

– Нет…

– Хреново, – Стас посмотрел на Чернышева. – Ладно, Потемкин, не дрейфь. Прорвемся!

Повар наложил повязку на глаз Саше:

– Во, настоящий Потемкин! У того какого глаза не было? А, Историк?

– Левого… – за товарища ответил Саша.

– Ну, все точь-в-точь! – несмотря на трагичность ситуации, Повар и Стас рассмеялись. Усмехнулся и Саша.

– Историк, что у вас? – выплюнула из себя рация на груди Стаса.

– Все в порядке. Выход из рукава контролируем. Укропы пока не лезут.

– Кто трехсотый?

– Потемкин. В глаз ранили. Передвигаться может.

– Понял. Продолжайте контролировать выход. Ночью вас сменят.

Их действительно ночью сменили. К тому времени у Александра Чернышева левый глаз пылал. Повар ему пару раз менял повязку, так как прежняя насквозь пропитывалась кровью.

Когда Саша пробирался в кромешной тьме по грудам битого кирпича и бетона, стараясь не напороться на куски арматуры, в его голове крутилась смешная фраза из детского мультфильма: «Как корабль назовешь, так он и поплывет». Раз Потемкин, значит должен быть одноглазым!

* * *

Донецк, военный госпиталь, проспект Ильича, 12. 20 января 2015 года

– Ну что, Потемкин, как дела? Мне врачи сказали, что твой глаз видеть будет.

– Привет, Историк. Да он видит, только хреново. Вдали все расплывается.

– Ну, ничего. Как говорят – время лечит. А ты молодцом в аэропорту себя вел. Даже укропа завалил, – Стас внимательно посмотрел на Александра.

Тот понял этот взгляд.

– Изучаешь, мучаюсь ли я из-за этого?

– Ага. А то у нас тут некоторые интеллигенты в первом бою или обосруться, или потом терзают себя всякими на хрен никому не нужными гуманитарными рефлексиями.

– Не волнуйся, я не из таких. Для меня это враг с оружием. Поэтому его надо уничтожить. Тут все очень просто и банально. Или ты его, или он тебя. Остальное – его мать, мысли и прочий богатый внутренний мир сейчас не играет никакой роли.

– Ну что, скажешь, молоток, Потемкин! – Стас широко улыбнулся. – Ничего, отобьем Малороссию у бандеровцев, и снова будем заниматься историей. Ты своей любимой екатерининской эпохой, а я… нет, я историком уже не буду. Я так и останусь военным. Че то мне кажется, что в наше время работы военным будет хватать. Вступили же в эру Водолея, мир переформатируется. Тут без самого эффективного и быстрого реформатора – калаша никак.

– Давай сначала хоть Донецкую и Луганскую область освободим. Мариуполь еще не наш! А ты размечтался о Малороссии! Наши деды-отцы на нашу голову сделали большой запас прочности Украине. Так что эти недоумки-бандеровцы ее не сразу развалят.