Цитаты из книги «Ручной Привод»

– Настоящий друг – тот, кому заранее прощаешь предательство.

Настоящий друг – тот, кому заранее прощаешь предательство.

Caelum, non animum mutant, cui trans mare current»

– Однажды, когда я странствовал по Малой Азии и Малороссии, мне довелось играть за харчи четвертый бубен в медитативном оркестре ивано-франковского дурдома…

держа в руках кровью и потом заработанный приз, ловим себя на мысли, что к радости примешивается легкая грусть. Путь пройден. Мечта сбылась. Получается, мечта – это достижение? Ставка, которую мы делаем, а также кровь, пот и мозоли, которые прилагаются к игре по этой ставке? Принимая награду, мы гордимся не тем человеком, что стоит на вершине, а тем, кто шел к ней.

Сначала нам кажется, что детство длится всего до десяти лет, а потом наступает пора осмысленного существования. Проходит время, и создается ощущение, что даже поступая в институт, ты еще был ребенком. Затем выясняется, что до двадцати пяти у тебя «молоко на губах не обсохло», и лишь преодолев тридцатилетний рубеж, начинаешь потихоньку понимать происходящее. Но это верно для нормальных людей, для тех, кто растет, взрослеет. Некоторые же остаются детьми до самой старости, сохранив в душе… нет, не наивность, не способность удивляться, не желание познать новое – а беспечность. Они избегают забот, их угнетают обязательства, что накладывает жизнь, рамки, которые «ограничивают свободу» и «не позволяют раскрыться». Они не умеют и не хотят ни о ком заботиться, не любят принимать решения и брать на себя ответственность. Они живут, и они счастливы. Захотелось переспать с симпатичной девушкой – переспал, захотелось не предохраняться – не стал, «залетела» – можно сделать аборт, не получилось – пусть будет ребенок. Никому не нужный. Остаться в детстве легко. Это самый простой и легкий способ прожить жизнь. Никому не нужную.

Caelum, non animum mutant, cui trans mare current».[1]

Было бы странно, если бы я соблюдал инструкции, когда мне это невыгодно.

Однажды, когда я странствовал по Малой Азии и Малороссии, мне довелось играть за харчи четвертый бубен в медитативном оркестре ивано-франковского дурдома… –

«Dormiunt aliquando leges, nunquam moriuntur».[8]