Подобный образ капитана парохода являлся неотъемлемой частью судового имущества, без него всё это благолепие просто не смотрелось бы. На меня пристально глядели серые глаза более чем пятидесятилетнего седоватого мужчины, сухенького, невысокого, крепко побитого жизнью начальника-за-всё-ответчика. Никакой такой сермяжно-посконной литературной «хитринки» да «прищуринки» – спокойный, несколько усталый взор властного, уверенного в себе человека. Необычные глаза, нетипичные для оператора транспортного средства, даже столь крутого.

Быстро поднявшись по гулкому железному трапу наверх, я с удовольствием пожал сухую и сильную руку шкипера, вышедшего на крыло, представился ещё раз.

– Знаем, знаем, как же, – всё-таки подпустил той самой хитринки старый опытный хрен. – Первый раз в жизни жму руку олигарху. Здесь голову поберегите, вы человек высокий… Как устроились?

– Ну, не олигарху, положим, – усмехнулся я, привычно добавив: – Журнал «Форбс» про меня ничего не знает.

– Кому надо, знают, – мудро ответствовал старикан. – Всё едино, многодолларовый миллионер, знаменитость. Или как это называется-то, а?

– По-разному. Хоть многоевровый. Давайте обо мне не будем, я сейчас у вас в гостях и тоже впервые знакомлюсь с капитаном настоящего парохода, – признавшись, я тут же перешёл к интересующему. – Сразу первый вопрос: почему именно «Темза»? Вроде как не сибирское имя.

– Самое что ни на есть сибирское! – отрезал кэп. – В честь капитана Джозефа Виггинса, как-нибудь я за тремя рюмочками чая с бальзамом расскажу вам его удивительную историю и роль в освоении Енисея.

– С удовольствием! – подыграл я. – Кстати, устроился замечательно, почти как дома. Судно находится в отличном состоянии, просто игрушка, что несомненный плюс владельцам, деньги потрачены не зря.

– Так я и есть владелец, – просто сказал Илья Александрович, отчего-то тягостно вздохнув.

Вот оно что. Вот почему у него такие глаза. Как же я сразу не раскусил. У капитана были глаза собственника, а не наёмного работника, при определённом опыте этот фактор обычно замечаешь сразу. Там много чего есть во взоре, не буду разжёвывать, лишнее это. Главное – у таких людей другая логика принятия решений. Вы вспомните, что таксист тоже имеет в собственности средство производства? Чушь, он тупо извозчик. Этого мало. Надо использовать наёмный труд, платить людям и отвечать за них. Вот тогда ты собственник.

Ну, значит, тем более… Будем общаться сословно. Почти.

– Вы очень качественно им владеете, – вежливо поведал я собеседнику. – Историки мирового судоходства должны бы вам в ножки поклониться.

И дед растаял, как тут не поплыть – любимое дитя хвалят!

– Сёма! – крикнул он вахтенному матросу.

– Что, Илья Александрович? – моментально отозвался тот.

– Иди-ка ты, мил-друг, в кубрик, отдохни чутка, а боцману напомни про дрова, пусть на корме перекладывает. Ярику скажешь, чтобы он… в общем, капитанский чай-два полным комплектом через десять. Понял?

– Кстати, о дровах… – начал я, но капитан меня опередил.

– Пройдёмте в рубку. К рулю и ветрилам, так сказать.

В рубке я опять оцепенел.

Колесо. Нет, два колеса! Рулевых.

Посреди просторной рубки стояла здоровенная тумба с двумя железными кругами под полтора метра в диаметре, из которых торчали деревянные ручки. Много ручек.

– Работает, работает, – успокоил меня капитан «Темзы», предваряя очевидный вопрос. – Не всегда, конечно, пользуемся, сервоприводы имеем, двадцать первый век на дворе, но иногда потребно покрутить с усилием. Ничего, пары уже разводят, скоро услышите, как запоют колёса.

Я бегло оглядел самое деловое помещение корабля. Действительно, всё необходимо-современное тут имеется. Мониторы РЛС и гидролокатора, GPS с Глонассом, пульт со светодиодами, динамики, приборы на полках, два бинокля на крючках, ноутбук. А вот радиостанции! Потому-то и радиста нет, всё на капитане. Интерьер завершал крутящийся стул и кресло-качалка в углу.

Проходящий мимо буксир или катер пискляво тявкнул сигналом, Самарин нехотя потянул кожаную петлю, гудок «Темзы» рявкнул коротко, солидно – горячим паром! Это вам не электроника пошлая.

– Завидуют? – спросил я, кивнув на небольшое встречное суденышко.

– Не без этого. Но и посмеиваются, анекдоты пишут, – капитан парохода надвинул фуражку на лоб, презрительно оглядел пространство по левому борту и сделал вид, что плюнул за борт. – Я таким тоже отвечаю любовью. В основном ребята на реке добрые, правильные, другие уходят, садятся или топнут, но есть некоторые… – он махнул рукой, явно вспоминая какую-то конкретную обиду, и опять сердито сплюнул.

– Этот из таких? – понял я.

– Да пёс с ним, бесёнком неразумным, река научит, – он посмотрел на западный край неба и дал прогноз: – Погодка звонкая, хорошо пойдём, пожалуй. Даже ветер попутный будет нам в подарок часов на шесть. Правда, сильный. Полетим, в общем.

«Темза», прижимаясь к правому берегу, шла ровным ходом по спокойной воде. Справа неясно выступали очертания низкого дальнего леса.

Тут и чай принесли, тот самый стюард Ярик расстарался.

– Греемся, – сказал шкипер. – Бальзам хороший, армянский. Я по капельке, а вам входную дозу плесну, не обессудьте.

– Так тепло же, – неуверенно произнес я, вдруг ощутив неожиданную прохладу. Ну да, форточки открыты.

– А мы всегда заранее греемся, про запас. Это Сибирь. Сейчас тепло, через час холодок налетит, а то и снежок. Печенье будете?

– Спасибо, скоро ужин, сберегу аппетит для оценки вашей кухни.

От глотка хорошего коньяка из крошечной рюмки под расстёгнутой курткой стало теплее, вновь, как в каюте, появилось ощущение уюта.

Практически все баржи, которые косяком пошли навстречу, везли легковые автомобили и контейнера. Попадались танкеры, при взгляде на которые сразу можно определить, полный он или пустой. Нос вверх – пустой. Мимо прошел «Щетинкин», нос задран, зачем идёт в низовья? Мимо проплывало заброшенное зимовье, все три кривых домика заколочены, но на берегу горел костёр. Свой мирок, другая жизнь.

Косяк прошёл, огромная река вновь опустела.

В отпускные экспедиции я частенько отправляюсь один, без охраны, очень уж не люблю всё это дело, реально мешают. Здесь тот самый случай: маршрут простой, от Дудинки до Красноярска, а там меня подхватит группа встречи из краевого офиса, и на Алтай, где через две недели соберётся тёплая компания любителей пострелять трофейно. Это несложно, уверяю вас. Достаточно держаться просто, не высовываться и ни с кем не общаться из нормальных, скажем так, людей. Всё равно не получится.

Я понимаю, что это не понравится многим, но акцентирую снова: не получится. Из тысячи человек всего один сможет на равных говорить с миллионером или миллиардером. Перед остальными будет штамп – кошелёк с ногами. Все попытки контакта заканчиваются одинаково: одни начинают приставать с идиотскими предложениями своих гениальных проектов, вещать о необходимости финансирования чрезвычайно нужных обществу инноваций или чудного стартапа, другие затянут песню о спонсорстве, прозябающей нацкультуре, социальной ответственности и мириадах инвалидов. О книгах, охотах, фильмах говорить никто не будет, им это и в голову не придёт. Только о деньгах. Есть небольшой процент большевиков, но эти легко фильтруются другим салоном, залом либо типом транспортного средства, ибо у них никогда нет денег.

Есть очень узкий круг верных друзей детства, это святое, ценишь, таких якорей мало. Они вообще часто встроены. Остальные – мимо.

Вот такой жёсткий взгляд.

И каждый, кто прошёл все препоны, сумев нагрести хороший сугроб баксов, это отлично знает – из личного опыта. Морщиться от такой позиции можно сколько угодно, ровно так же, впрочем, как тот же самый нормальный человек морщится при виде бомжа у своего подъезда или бабки-попрошайки в магазине, хотя последней есть что рассказать о своих чаяниях и бедах, в которых она часто и не виновата… Однако нормальный человек привычно воротит нос: «Доченька, пошли быстрей!», вникать в проблему и начать понимать тот мир не собирается, как не хочет общаться с подобными в обнимочку, опускаясь на ступень ниже – вся сердечность и праведность тут же исчезают. «Я добился, а они нет». Вечное правило, ничего тут не поделать.

Просто ступень, ничего личного. Ни презрения, ни лицемерия, всё ровно: другой слой, другой статус. А самый лучший способ помощи нормальным людям – это не беседы со слезами в пиджак, а организация рабочих мест и достойные зарплаты. Я это делаю, перед совестью чист. А вот общаться не буду, давно учёный.

По всему получается, что капитан судна в моём статусе и круге. Я этому рад, он, подозреваю, тоже. Потому что на корабле, являясь богом и царём, кэп чудовищно одинок, и доверительно общаться с подчинёнными не будет и не может… Ребята из моей безопасности капитана на профпригодность пробили. Как вот только не выяснили, что именно он является владельцем судна, а? Впрочем, если там все концы прячутся в ООО-шках, то сразу и не щёлкнешь, кто за кем стоит и реально правит. Тем не менее, это прокол, разберусь.

Работа капитана – непрерывный тягучий стресс с регулярными вилами под горло от взрывных нагрузок. И, как говорят знающие люди, порой со стороны милейшего Ильи Александровича такие ненормативные громы и молнии летят, что у посторонних людей уши в трубочку сворачиваются. Матерщинник он, в общем. Человек на Реке известный и капитан уникальный, удивительной интуиции шкипер. Как правило, внешне абсолютно спокоен, никогда в жизни особо не суетился и ни перед кем не заискивал. Характер сибирского казака, помноженный на врожденное достоинство и силу духа архангельских поморов. В капитанской работе, конечно же, без риска никак не обойдешься, но даже в самых пиковых ситуациях Самарин не терял головы, решения находил правильные и эффективные. Думаю, что среди капитанов суетливых людей практически нет, они отсеиваются на предыдущих должностях.

– Я вот осторожно спрошу… пушка у вас на корме, это как? Неужели настоящая?

– Думаете, властей боюсь? Не боюсь! – хохотнул он. – Пушка штатная, древняя, оружием не считается. Атрибут, антураж.

Да какая разница!

– Илья Александрович, как на духу. Клянусь, никому ни звука!

– Палит аки лютый зверь! – важно подтвердил капитан. – Пять разов стреляли с боцманом, два раза холостыми, и три ядра потеряли, жалко, страсть как.

– Оплачу полтонны ядер. Даже добыть помогу!

– Замётано, – быстро согласился кэп. – Завтра устроим стрельбы.

Я довольно щёлкнул пальцем.

– А то, что она штатная, это…

– Так и по почтовым делам служил пароходик, и по казённым-банковским надобностям приходилось. Ясак возили, ценности всякие, – охотно начал рассказывать Самарин, развернувшись полубоком на креслице возле пульта. – Вот и держали на всякий случай, как я понимаю. Оно ведь как тут было-то. И сейчас края дикие, такая шваль порой из тайги вылазит… а уж тогда! Секунду.

Он что-то оценил на мониторе, кхекнул, передвинув небольшой джойстик, и снова повернулся ко мне.

– Казачьи отряды шли по реке на дощаниках или больших стругах, их в Енисейске строили. Более двух месяцев порой добирались! Только от Енисейска до Большого Казачинского порога суда шли в срок до трёх недель! У порога грузы снимали и переносили выше. А от порога до Красного яра ещё три недели пути. И вот представьте: на всех ночлегах и обеденных лесных стоянках люди, опасаясь набегов тунгусских да разбойных шаек, ставили крепкие засеки, а на чистых местах перед обедом и на ночь возводили целые дощатые городки, во как! Так сложно и опасно было добираться по Енисею до Красного яра. И пиратство береговое встречалось. Как началась золотая лихорадка, так охочих за чужим в тайге развелось, будто комаров… Что коснись, и помощи никакой, река-то практически пуста. Ну и сигнал дать в тумане, милое дело. А ядра… так как же без них, хотя бы для порядка должны быть.

Как можно перед обедом городить городки? Удивительной силы и подвига были люди.

– Почему-то не удивлюсь, если выяснится, что у вас ещё и картечь есть, которой по злодеям шмаляли, – подмигнул я.

– Неужель в армии не настрелялись?

– Да не был я в армии, военка при вузе, из всего армейского только из «калаша» и пострелял, целых два раза. А потом как-то не тянуло.

– Зато из гражданского, вижу, не промах.

– Если по ассортименту, то да, частенько и из многого. Если же по качеству стрельбы, то не очень, – признался я, ничуть не рисуясь, действительно, всё так и есть. – Хорошим стрелком назвать себя не могу, дара нет. Так, удачно иной раз складывается.

Почувствовав некое единение душ, мы разговорились.

Вскоре я узнал, что экипаж весьма мал количественно и довольно специфичен по категориям личного состава. У меня сложилось впечатление, что на «Темзе» служат одни дети. Реально взрослых мужиков двое – механик и кочегар. Еще есть доктор, женщина. Боцмана-маломерка по фамилии Чубко я уже видел, в подчинении у орла пара матросиков, пацанов лет шестнадцати. Два стюарда, парень и девушка.

– Пока оба на вахте, как разберутся с пассажирами, пойдут в смену… Повариха на судне знаменитая, основательная женщина, ещё познакомитесь. А штурман мой, паразит, с ментом корабельным в Туруханске сидят, скоро забирать будем.

– И мент имеется? – искренне удивился я.

– Насильно суют, – посетовал владелец «Темзы», опять что-то переключая и подкручивая. – Какая же хорошая штука этот GPS, скажу я вам! Лучшее изобретение человечества за последние годы! А? Мент, говорю. Суют. Говорят, раз VIP-рейсы, так и ты обязан, участились случаи хулиганства на борту, положение новое вышло. Всё делают, сволочи, чтобы плавать невыгодно было, убивают бизнес окончательно. Мне вот достался непутёвый полицай, докладную в Красноярске напишу, пусть забирают обратно. Полюбовница у него, видите ли, в Туруханске… побежал к ней котом шелудивым, когда вниз шли. Ещё и штурмана моего сбил с бестолку! Ладно, своего я за отгулы отпустил, сам дойду, тут всего ничего. А мент – чисто гад. Бездельник, ни в чём помогать не хочет, только спит и пьёт. Зачем такой человек в экипаже?

Радиста на судне нет, докторесса Нина – нормальная, серьёзная, душа в душу, механик Заремба вредный, но работящий, а стюардесса Оля ленивая и глупая.

– Почему курсанты, Илья Александрович?

– Не пьют они ещё, Герман Константинович, – вздохнув, ответил шкипер. – Устал я с этим злом бороться, все спиваются, только приручишь да обучишь… Ребят же ко мне на судно в училище из самых лучших подбирают! Им на «Темзу» попасть – за честь, как на парусный «Крузенштерн». Отличная практика, репутация.

– А кочегар? – вспомнил я, типа, уж этот-то должен… кочегарить.

– Федя Липпо? Да он баптист.

Липпо и Заремба, отличный комплект трюмных гномов.

– Баптисты не употребляют, что ли? – удивился я.

– Кто ж их, странных, знает, – безразлично бросил старый речной волк. – Недавно к ним записался, с годик всего. Хотел мормоном, а стал баптистом… Песни теперь поёт. Господи, да тут кого только нет! Этот не прогуливает, работает, как карла, молчит, не спорит, книжки какие-то читает. Говорят, в Сосновку вообще салафит какой-то заходил! Кстати, так и не вышел, за грибами пошёл и случайно не вернулся. Тайга староверская…

По итогам первого общения с капитаном я узнал много нового, полезного и не очень.

Кранцы все знают – это резиновые болванки, смягчающие удар при швартовках судна о причал. Часто используются старые автомобильные покрышки, но уважающий себя боцман старался обзавестись настоящими. Имеют две задачи: защитить борт и обеспечить маленькую возможность остаться не раздавленным при выпадении человека за борт. За борт они вывешиваются в нужное место и в нужное время. По степени обшарпанности судна в определённых местах можно определить, насколько умел шкипер и экипаж. На «Темзе» никаких покрышек нет и быть не может, по определению.

Команда на судне – не просто информация, которую надо понять и дословно выполнить. Команда есть код, и каждой такой команде соответствует перечень действий и мероприятий – «Расписание». Каждый член экипажа имеет выписку из него, она висит у него перед глазами рядом с фото любимой и на гражданских судах называется «надкоечным расписанием». Вот что такое команда, и она должна быть подана громко, чётко и с интонацией голоса, не терпящего возражений. С непривычки она кому-то покажется злой, но это одно из условий, необходимых для безаварийной эксплуатации судна в любых условиях и сохранения жизни и здоровья экипажа.

– Иные матерятся, – обещающе произнёс капитан «Темзы».

Теперь по гребным колёсам.

Тут уж капитан знал решительно всё. Оказывается, они переживают второе рождение. К началу двадцатого века колесные пароходы стали вымирать, особенно после того, как в 1843 году Британское адмиралтейство провело сравнительные испытания однотипных пароходов «Раттлер» и «Алекто»: с винтом и колесами. Классический чёрный пиар. Винтовой «Раттлер» перетянул колёсный «Алекто». Дело было сделано, тема умерла. Но сама идея не забыта. Дело в том, что и гребному винту свойственны недостатки. На мелководье от поверхности к лопастям начинает подсасываться воздух, что приводит к снижению КПД. А заглубление винта невозможно без увеличения осадки – мелководные реки становятся недоступными. Водомёты же и суда на воздушной подушке дороги и не приспособлены для перевозки грузов, экономика начинает сбоить. Кроме того, как только винтовое судно влетает на мелководье, возникает просадка, винты как бы выгоняют воду из-под корпуса, и корабль тут же оседает на корму. Капитан сбрасывает обороты, чтобы винты и руль не ударились о грунт. Однако, теряя скорость, корабль становится плохо управляемым. Вот и начали инженеры вспоминать о колёсниках, на которые действие закона Бернулли не распространяется.

Время шло к ужину, и я, с пониманием пожав руку капитану, вышел из рубки.

Вдогон судну подул северный ветер, который уже не компенсировался скоростью судна, на палубе стало холодно. За время беседы два раза принимался дождь, и я ни разу не пожалел, что накинул куртку.

На блеклом фоне полуденного северного неба был ясно виден небольшой самолет. Он шел совсем низко прямым курсом навстречу нам. «Ан-3» работает, геологи куда-то пошли. Не успел я проводить его взглядом, как пароход задрожал от напряжения, прозвучали какие-то команды по громкой связи, которые я не расслышал, а точнее прощёлкал, тявкнул ревун, и звуки движения радикально изменились. Где-то гулко застучали шатуны, по бокам в коробчатых нишах плеснули по воде и с шелестом залопотали широкими лопастями-плицами громадные гребные колеса, «Темза» вздрогнула, словно задумавшись, притормозила и вновь рванулась вперед против течения, но уже как-то радостней, живей.

Есть переключение, мы гребём! Выдыхайте, бобры, рыбы и все встречные сухогрузы, пароход идёт колёсный!

Как в старину…

Погода тем временем окончательно испортилась.

Сильный ветер развеял почти тёплую дневную благодать, и к вечеру нас обступил довольно густой туман с противным моросящим дождём. Стало быстро темнеть. На палубе находиться было невыносимо, в каютах вечером решительно скучно – народ собрался в ресторанчике. На ужине почти все столики ресторана были заняты, и я, наконец, получил возможность первично познакомиться с остальными пассажирами «Темзы». Тихо и уютно. Небольшая плазма показывала какие-то клипы, приглушённый свет был к месту и в тон, набегающая вода мягко плескала в борта. Цены, кстати, вполне божеские для среднего кошелька.