3. А что же Франция?

На каждом шагу было заметно противодействие недоброжелателей России.

А. Г. Брикнер.

Нестерпимая летняя жара 1788 года обернулась ранней, необычайно холодной зимой. Нева замерзла в начале ноября. Военные действия и на юге и на севере приостановились. Очаков так и не удалось взять. Война в Финляндии не дала на поле боя никаких заметных результатов ни той, ни другой стороне. Угрозы шведского короля захватить Петербург оказались пустым бахвальством.

Однако наказать его за хвастовство и коварную подлость тоже не получилось. Густав III не просто сбежал из-под Фридрихсгама, но сумел остановить датчан, вторгшихся в Швецию с запада. А потом, под дипломатическим нажимом Англии и Пруссии, Дания фактически вышла из войны, хотя пока и не отказалась от своих союзнических обязательств. Не отказалась, да что теперь с того толку. Дания – слабый союзник. Самой ей угрожает английский флот с севера и прусская армия с юга.

Пруссия в любой момент может нанести удар в спину – и Дании, и России. Если она двинет войска через русскую Прибалтику на Петербург, а на юге в тыл армии Потемкина… А эскадры Англии войдут в Балтийское море…

Именно так они поступили с Нидерландами. Пруссия ввела сухопутные войска, англичане обложили с моря. Франция не решилась встать на защиту своей союзницы – власть штатгальтера в Нидерландах восстановлена и теперь Нидерланды заодно с Англией и Пруссией.

То же самое они хотят сделать и с Россией, только руками шведов на севере и с помощью турок на юге. Но Россия – это не Нидерланды. Проглотить ее не так легко. А вот обгрызть со всех сторон – отнять Крым, влезть на Кавказ, прихватить, что удастся в Прибалтике – это да…

Единственная союзница России – Австрия. Данию в расчет брать не приходится, такой союзник не в помощь, а в тягость. Только и у Австрии в этом году дела шли не самым лучшим образом.

Турки издавна привычно били австрийцев. Казалось, император Иосиф II хорошо подготовился к войне и сам возглавил войска. Но неудачи одна за другой преследовали императора.

Собрав огромную четвертьмиллионную армию, располагая мощнейшей артиллерией почти в тысячу орудий, он растянул силы вдоль границ, что позволяло туркам, сосредотачивая свои части, численно превосходить австрийцев, когда дело доходило до мелких столкновений. В результате вынужденных передвижений австрийских войск семидесятитысячная армия верховного визиря Юсуф Паши получила возможность напасть на сорокатысячную армию австрийцев и нанести ей сокрушительное поражение. Сам Иосиф II едва не попал в плен.

Дело могло окончиться полным разгромом Австрии. Но как раз в это время турки наконец сдали Хотин, осажденный австрийцами под командованием принца Кобургского. Комендант крепости Осман Паша, находясь в безвыходном положении без продовольствия и без боеприпасов, заявил, что согласится капитулировать только перед русскими и никогда не сдастся австрийцам, которых турки всегда побеждали.

Русскими войсками, посланными на помощь австрийцам, командовал граф Салтыков. Он, по приказанию фельдмаршала Румянцева, завершил переговоры с турками и они оставили Хотин. Освободившаяся армия принца Кобургского направилась в тыл турецких войск Юсуф Паши. Визирь не смог продолжить преследования разбитых частей императора Иосифа II. Было заключено перемирие и обе армии отправились на зимние квартиры.

Несмотря на неудачную военную кампанию Иосифа II, турки тоже не добились своей главной цели – разбить австрийцев, заставить их выйти из войны, а потом, собрав воедино все силы, обрушиться на Россию.

Император Иосиф II не пойдет на заключение сепаратного мира, имея в тылу Пруссию, поддерживаемую Англией. Предав русских, он останется наедине со своим заклятым врагом – Пруссией, которая боится только России. Австрии выгоднее выполнять свой союзнический долг. Австрии и России разумнее вместе противостоять Пруссии и Англии.

И, конечно же, сразу возникает вопрос о позиции Франции.

Пруссия только что унизила Францию, растоптав ее авторитет своими войсками, введенными в Нидерланды. Англия – естественный враг Франции. Она отняла у нее большую часть заморских владений и вытеснила из Индии. Правда, и французы не остались в долгу – они помогли английским колониям в Америке освободиться из-под власти английского короля.

Франция – союзница Австрии, эти два государства связаны династическим браком: французская королева – родная сестра австрийского императора Иосифа II.

Но Франция – давний недоброжелатель России. Да что там недоброжелатель. Можно сказать, открытый враг. Однако на чем основана эта вражда, в чем противоречия двух государств, не имеющих общей границы и не деливших заморских территорий? Что привело к вражде две великие державы?

Ответ только один. Глупость министров, коим французские короли, неспособные к управлению своим государством, доверили вести международные дела.

4. Русско-французские отношения

Русско-французские отношения 1774 – 1792 годов – составной элемент тогдашней системы международных отношений.

П. П. Черкасов.

Не христианнейший король Людовик XV и не его внук и преемник Людовик XVI испортили отношения между Францией и Россией.

Это сделали три министра иностранны хдел: Этьен-Франсуа Шуазель, герцог д'Амбуаз, граф Стэнвиль, его заклятый враг Эмманиэль-Арманд Вивьеро Диплесси Ришелье Эгильон, граф д'Аженуа и их наследник Шарль Гравье граф Вержен.

Первый из них, Шуазель, выглядывая из-под юбок мадам Помпадур, расстроил все старые европейские союзы и создал новые, потеряв все, что только можно потерять в надежде найти то, чего найти невозможно. После смерти Помпадур, зажив своим умом и возомнив себя великим вершителем судеб мира, он женил наследника престола на австрийской принцессе, чтобы упрочить созданную им химерическую политическую систему. И, видя благо Франции прежде всего в том, чтобы навредить удаленной от нее на тысячи верст России, Шуазель натравил на нее Турцию, влез в русско-польские дела и поддержал Швецию в ее намерениях угрожать своей соседке.

Эгильон начал карьеру в спальне мадам Шатору, одной из первых фавориток короля. Людовик XV даже удалил его от двора как своего соперника. Шатору была той самой любовницей короля, по подсказке которой он заключил союз с Пруссией, разорванный позже Шуазелем.

Эгильон, став губернатором Бретани, сначала проворовался, а потом «покрыл себя мукой вместо славы», спрятавшись на мельнице во время нападения англичан, вместо того чтобы встретить врага с оружием в руках. В его распрю с парламентом Бретани вмешался всемогущий тогда Шуазель, что и породило смертельную ненависть двух протеже совершенно разных фавориток.

Мадам Шатору отравили, в спальне короля воцарилась мадам Помпадур, Шуазель заправлял внешней политикой Франции. Но когда на сцену явилась третья фаворитка – мадам дю Барри, Шуазель счел возможным пренебречь ею.

Эгильон не упустил этого промаха, стал верным помощником дю Барри, свалил врага и сел в его кресло министра иностранных дел. Он присвоил себе успехи внешней политики Шуазеля, продолжая поддерживать Швецию и Польшу в их борьбе с Россией.

С окончанием эпохи мадам дю Барри Эгильону пришлось уйти в отставку, после чего он, как и Шуазель, написал пространные мемуары и, подобно своему недругу, очень убедительно доказал, что все его провалы на самом деле являлись блистательными успехами, обеспечившими величие Франции.

На смену Шуазелю и Эгильону явился Вержен, известный тем, что при нем Францию втянули в войну за свободу Америки, опустошили ее государственную казну на много лет вперед и изгнали Тюрго – единственного, кто был способен спасти Францию от экономического развала. Что же касается отношений с Россией, так именно Вержен, будучи до своего возвышения посланником в Константинополе, а потом в Стокгольме, своими руками подготовил русско-турецкую и русско-шведскую войны.

Вот эти три политика, совершенно лишенные ума и дальновидности, зато без меры наделенные глупостью и страстью к бесплодным интригам, на протяжении полувека определяли отношение Франции к России.

Екатерина II, несмотря на свой интерес ко всему французскому, не питала симпатий к этой державе, а уж к ее нынешним королям и подавно.

Помнится, когда Россия оказалась на краю пропасти и молодой императрице пришлось тогда взять на себя весь груз ответственности за спасение государства от губительных действий ее невразумительного супруга, она обратилась к французскому посланнику барону Бретейлю с просьбой одолжить денег, так необходимых в решительную минуту.

Француз учтиво и даже со скрытой насмешкой отказал. А сам Людовик XV не пожелал признавать за ней право на императорский титул – она знала, это были козни того же Шуазеля. Франция отказывала в этом даже самому императору Петру I. Людовик XV согласился титуловать императрицей безответно влюбленную в него Елизавету Петровну. Да, тетушка Эльза была способна начудить по этой части.

Отвергнутая французским королем, она всю жизнь питала к нему воображаемую любовь, вздыхая перед портретом Людовика XV: его все признавали первым красавцем Европы, хотя, если внимательно присмотреться – ничего особенного в нем – даже на портрете – нет. А в действительности, наверное, и подавно.

И, когда Екатерина волею своего народа взошла на престол, впрочем, нет, еще сразу после смерти императрицы Елизаветы, когда встал вопрос о титуловании ее племянника, вдруг выяснилось, что императорский титул Франция признавала не за монархом Российской империи, а только лично за Елизаветой Петровной. Но, когда на престоле оказалась Екатерина II, вопрос возник вновь.

Французский посланник барон Бретейль, тот самый, который накануне всех событий отказал ей в денежном кредите, неожиданно потребовал письменного подтверждения неизменности церемониала при взаимоотношениях официальных лиц, установленного еще во времена французского короля Людовика XIV. Согласно порядкам того времени, подписи короля Франции и его послов на всех документах ставились на первом месте.

Екатерина II не собиралась изменять ранее сложившиеся формальности, но письменное их подтверждение означало согласие с неполноценностью ее императорского титула.

Французский посланник, единственный из иностранных дипломатов, не явился в Москву на коронацию императрицы Екатерины II. Видимо, он полагал, что она не надолго заняла русский престол, или же считал, что Екатерина II не имеет права занимать этот престол в качестве императрицы и должна довольствоваться положением матери-регентши при своем малолетнем сыне Павле, которого и следовало объявить императором.

Барон Бретейль, по распоряжению министра иностранных дел Франции Шуазеля, получил назначение в Стокгольм. В Петербург прибыл новый посол, маркиз Боссе. В его вверительных грамотах вместо необходимого обращения «императорское Величество» стояло «Ваше Величество».

Это бдительно обнаружили при предварительном просмотре. Французский посланник попытался объяснить такое несоответствие требуемым дипломатическим нормам обычной канцелярской ошибкой, неточностью, опиской, что, собственно, нельзя считать допустимым при составлении такого рода бумаг. Тем не менее императрица снисходительно приняла вверительные грамоты маркиза.

И велела русскому посланнику в Париже князю Голицыну уладить эту оплошность. Но в министерстве иностранных дел Франции заявили, что дело не в ошибке, а в том, что, согласно нормам французского языка, прилагательное «императорский» не употребляется при существительном «Величество».

Князь Голицын, в отличие от Людовика XV и его министров писавший по-французски без ошибок и владевший этим языком в совершенстве, ответил королевским чиновникам, что российская сторона не примет никаких официальных посланий, если в них не будет прописан полный императорский титул Екатерины II.

Министр иностранных дел Шуазель высокомерно отклонил требование русского посланника и заметил ему, что «Франция занимала важное место в Европе еще тогда, когда Россия была никому не известна». Из этого, по мнению Шуазеля, следовало, что русские должны беспрекословно принимать все дипломатические процедуры и их порядок, которые продиктует Франция.

Дело дошло до отзыва посланников. Князь Голицын, не дожидаясь подписанного Шуазелем паспорта, выехал из Парижа, не обращая внимания на гнев всесильного министра и предрекая, что, не поладив с новой фавориткой короля, он вскоре лишится своего места.

Маркизу Боссе тоже пришлось уехать из России. Но он попал в совершенно безвыходное положение. Бедняга не мог нарушить указание Шуазеля и вручить свои отзывные грамоты с полным императорским титулом Екатерины II. А отзывные грамоты без полного титула не принимала русская сторона.

Маркиз Боссе так расстроился, что умер в Петербурге от нервного напряжения. Не найдя другого выхода из ситуации, в которой он оказался, дипломат покинул Россию в гробу – для такого путешествия не понадобились ни отзывные грамоты, ни паспорт – все границы и таможни разом открылись для него – езжай, ни у кого не спрашивая разрешения, не беспокоясь о соблюдении этикета, и не страдая ни от плохих дорог, ни от черствого безразличия станционных смотрителей, ни от неуютных придорожных постоялых дворов, вечно проклинаемых всеми прочими путешественниками чувствительными к разным неудобствам.