Цитаты из книг автора «Урсула Виртц»

Вторая фаза терапии состоит, прежде всего, в сознательных встречах с многократными воспоминаниями о травме.

Если же мы оказываемся вне нашего безопасного мирка, ощущая свои ограничения и болезненное отчуждение между нами и миром, то начинаем поиск внутреннего компаса, чтобы заново сориентироваться в лабиринте ценностей

Разрешите напомнить вам, что слово «familia» первоначально означало людей, находящихся в собственности кого-либо. Семьей, прежде всего, владели как имуществом, и ничто не указывало на родственные связи или происхождение, а напротив, подчеркивало власть и владение отношениями, установленными господином. Слово «famel» означало не больше, не меньше, а «раб», «pater familias» означало не отец семейства, а господин своих рабов. («Отец» означало не родителя, а царя или басилевса, то есть правителя.) Например, в римской и китайской семье патриархальное господство было особенно выраженным, и факты инцестов отца и дочери однозначно указывают, что мы недалеко ушли от тех времен.

Симптом той или иной болезни часто возникает как предупреждение при одностороннем развитии личности, а также когда мы на пределе наших сил сталкиваемся с экзистенциальным потрясением, например с потерей любимого человека, со смертью, войной или изгнанием. Задавать себе экзистенциальные вопросы нас могут мотивировать только вынужденные «путешествия» по ту сторону наших твердых убеждений и ценностных систем. Часто именно эти экстремальные, предельные переживания могут мотивировать нас искать смысл и становятся отправной точкой для переживания смысла и пребывания в потоке бытия вопреки бессмысленности насилия и бессмысленности умирания.

В терапии может быть допущено лишь столько травмирующего материала, сколько способен выдержать терапевт.

Письмо может быть отличным подспорьем, чтобы, наконец, выйти из тумана, которым так часто окутано их прошлое, и снова видеть ясно.

На меня произвели весьма глубокое впечатление образы, в которых женщины представляли себя детьми, которыми они были до их тяжелой душевной травмы. Диалог с этим ребенком показал мне поразительным образом, что даже если кажется, что душа умерла, она может заново возродиться из этой мертвенности. Моя вера в человеческую душу усилилась и укрепилась как раз в ходе терапии инцеста.

Терапия для меня всегда является заботой о теле, не в смысле современной телесной культуры, которая делает тело товаром и ориентирована на его работоспособность, а напротив, уходом за телом как выражением своей личности. Наше тело является частью личностной идентичности. Понятно, что жертвы инцеста чувствуют себя уязвимыми в своем оскверненном теле и находятся в поисках тела, которое станет им домом.

Обязательство молчать – часть травмы сексуальной эксплуатации, потому что молчание изолирует, приводит в замешательство, усиливает стыд.

Зависимость действительно может быть понята не только как защитный механизм, но и как попытка самоисцеления.