Он откинулся на спинку кресла, созерцая меня с каким-то триумфальным превосходством.

– Господин Давыдов, – произнёс Шелли неожиданно чётко и даже чисто, – если вы хотите найти доктор Остерман, то должны найти Клара. А чтобы найти Клара, вы должны поверить в чудовищ-щ-щ. В мутант!

– И для этого, Демид Иванович, – добавил Афанасьев, – предлагаю вам отправиться вместе с нами в Новый Белград. Вы должны увидеть всё своими глазами, чтобы поверить.

– Но вы же хотели найти Клару, – напомнил я. – И помочь ей.

– Думаю, теперь Клару стоит искать там, где будет её отец.

– А где же он будет?

Афанасьев нахмурился ещё сильнее.

– Если я правильно всё понимаю, то где-то в Новом Белграде в местах, куда не так легко попасть.

– Это где же?

– В императорском дворце, например. Точно в высшем обществе, куда вхож граф Ферзен.

Они знают куда больше, чем говорят, и мне придётся довериться им. На время. Выезжаю в столицу.

Ничего не понимаю пока что, но догадок много.

Пришло письмо на имя К. Остерман. Если она куда и отправится, так это к своему другу в Новый Белград, что подтверждает теорию Афанасьева. Я оставляю Курганово на местного сыскаря, передал ему дела и велел Смирнову связаться с Волковым.

Медлить больше нельзя. У Остерман почти два дня форы.

Что ж… раз цель у нас с Афанасьевым одна – найти Густава Остермана и его дочь – значит, есть смысл объединить усилия.

Всё слишком удачно совпало. Подозрительно удачно.

Выезжаем в Златоборск.

Кому: Клара Остерман

Куда: Великолесье, деревня Заречье или округа

От кого: Алексей Оленев

Откуда: Новый Белград, ул. Снежная, д. 15

Клара,

дорогой мой ни разу не виданный друг, мы все, включая Александра и Фёдора Николаевича, ужасно за вас переживаем. От вас давно нет вестей. Мы отправляли письма, но так и не получили ни одного ответа.

Фёдор Николаевич нашёл доктора Шелли, который может вам помочь. Они отправляются завтра в дорогу. Думаю, письмо дойдёт до вас чуть раньше. Клара, если вы сейчас в отчаянии или в беде, не теряйте надежду. Вы не одна.

К сожалению, не могу поехать с профессором, но мысленно с вами. Если вдруг понадобится друг в Новом Белграде, мой адрес вам известен, а двери дома всегда для вас открыты.

С поддержкой,

Алексей Оленев

Кому: Алексей Оленев

Куда: Новый Белград, ул. Снежная, д. 15

От кого: Николай Стрельцов

Откуда: Великолесье, Златоборская губерния, усадьба Камушек

Алексей,

Вам пишет Николай Стрельцов, друг Клары Остерман, которая ведёт с вами переписку по поводу исчезновения Михаила Белорецкого.

На днях в усадьбу, очевидно, для расследования случившегося (о чём вам хорошо известно) прибыли сыскари из Нового Белграда, и с тех пор я не видел Клару. У меня даже нет уверенности, что она до сих пор находится в Курганово и вообще в целости и сохранности.

Сыскари, оккупировавшие Курганово, не отвечают на мои вопросы и отказывают во встрече. Голова округа вовсе не желает со мной говорить. Он до дрожи боится столичных властей.

К сожалению, у моей семьи мало влияния. Не знаю, к кому обратиться за помощью. В отчаянии я вспомнил о Вас. Насколько мне известно, именно Вы помогли возбудить расследование против графа Ферзена. Если существует какая-то возможность связаться с Кларой или хотя бы просто узнать о её благополучии, прошу, помогите!

P. S. Уже собрался отправить письмо, когда у самого здания почты увидел листовку с именем Клары. Она объявлена в розыск! Как какая-то преступница. С одной стороны, готов броситься на поиски, чтобы скорее найти её, с другой – не хочу способствовать её поимке властями. Что бы ни побудило Клару сбежать, знаю точно, она ни в чём не виновна. Клара – честная благородная девушка, лучший человек из всех, кто мне знаком, и я не сомневаюсь, что это просто одно огромное недоразумение.

В любом случае очень переживаю за безопасность Клары. Жду ответа, хотя, честно, сам не понимаю, какой помощи могу ждать.

Не знаю, что буду делать.

Н. Р. Стрельцов

ИЗ ДНЕВНИКА КЛАРЫ ОСТЕРМАН

Несколько дней спустя

Я свободна!

Этот страшный затянувшийся сон, наконец, прерван.

Он появился во мраке, развеял кошмар. Я даже совсем не испугалась, когда в собственной спальне услышала чужой голос. Да и голос вовсе не был для меня чужим. Не раз он разговаривал со мной во сне, когда мы танцевали под звон хрустальных люстр и пение зимних звёзд.

– Клара, – позвал он.

И пусть я сразу узнала его – из своих снов, – а всё равно точно увидела впервые, хотя мы же уже встречались.

– Вы, – оробев, только и смогла произнести я.

– Я, – улыбнулся он.

У него чарующая улыбка. Очень… ох, неловко писать такое, это отдаёт пошлостью любовных романов, но нет слов, что лучше подойдут. Чувственные. Его губы и его улыбка очень чувственные.

Как бы описать, чтобы не обмануть бумагу, ведь образ его столь… и вправду литературный. Наверное, Николя пожурил бы меня за романтизацию, сказал бы, я придаю ему слишком много мрачного чарующего флёра, но ведь мой принц, точнее, барон, и вправду словно сошёл со страниц приключенческих книг о замках эпохи Теней, погонях, перестрелках, сражениях на мечах, о балах, тайных письмах, страстных признаниях и встречах утайкой… я не придумываю и не приукрашиваю! Правда-правда! Мне и самой не верится, что такой человек существует, что он из крови и плоти и что он рядом со мной.

Даже внешность его словно нарочно придумана Создателем, чтобы писать портреты, которые покажут в лучших галереях мира!

Что внешность?! Имя – само имя моего дорогого друга – с рождения наделено особой силой.

Итак, моего нового-старого, точно в прошлой жизни встреченного друга зовут барон Теодор Генрих Карнштейн. Он, кстати, так и сказал, что встреча наша предопределена самой судьбой, и, наверное, мы встречались в прошлых воплощениях, потому что он, пусть и видит меня впервые, но тоже чувствует своей душой, точно мы всегда были вместе.

Сердце оглушительно громко бьётся в груди, и в голове жуткий кавардак. Нужно умыться, привести себя и мысли в порядок.

Итак, начну с самого начала, там, где оборвала своё повествование. В моей одинокой, пропитанной печалью и отчаянием спальне, где я теряла разум и надежду.

Честное слово, я почти поверила, что сошла с ума. Возможно, так оно бы и случилось, если бы не мой дорогой Тео. Он разрешил называть его просто Тео, так зовут его родные и близкие друзья. А мы с ним стали друзьями с самой первой встречи или ещё до неё, с прошлых воплощений. Ведь это судьба, как он и сказал, а я не могу не верить тому, что он говорит, хотя это совершенно безрассудно и глупо, а я никогда не слыла ни безрассудной, ни глупой, но если вы услышите всю историю, то поймёте, что иначе и быть не могло.

Итак, наша встреча произошла в моей спальне. Я пришла в себя, точно вынырнула из жуткого кошмарного сна. Там, в клокочущей тьме комнаты будто ожили стены. Тени, словно волны ледяного океана в бурю, перекатывались, шурша. Дом раскачивался и скрежетал, как если бы готовился вот-вот обрушиться, обвалив крышу прямо нам на головы.

В голове гудело, и голод, жуткий оглушающий голод схватил меня за горло и не позволял сделать ни вдоха…

Я сидела, оцепенев, умоляя (кого я могла умолять, кого просить? Создателя? Папу? Мишеля?) о помощи. Никто не услышал меня. Никто не мог услышать, а может, и не желал. И вдруг жуткое, поглощающее целиком осознание настигло меня: я никогда никому и не была нужна. Ни папе, целиком отдавшему себя работе, ни матери, сдавшейся перед ликом смерти и оставившей дочь, ни Мишелю, влюбившемуся в безродную недостойную женщину старше себя, что бессовестно играла с его чувствами, ни Николя, который легко оставил меня наедине с чужаками и даже не попытался спасти.

Я никому никогда не была по-настоящему нужна. За что всегда хвалил меня папенька? Конечно же за послушание. Клара тихая вежливая девочка. Клара сидит целыми днями в библиотеке и учится, а если закончила учиться, то опять же или спряталась у себя в спальне или, если погода хорошая, гуляет где-нибудь в парке, или читает свои книжки. Клара никому не мешает. Клара прилежная и покорная. Я слышала это всю свою жизнь и искренне верила, что это есть добродетель, за которую меня ценят. Но нет! Нет, нет и ещё раз нет! Только теперь я прозрела.

Просто всем было удобно, что я не мешаю. Просто всех устраивало, когда меня не слышно и не видно.

И стоило появиться более важному делу, стоило повстречаться более нужному, интересному человеку, как меня тут же позабыли, променяли. Мишель оставил меня, весь мир оставил ради жестокой коварной ведьмы. Родной отец сбежал из дома вместе с калекой-графом, бросив единственную якобы любимую дочь на произвол судьбы. Любимую дочь! Какое лицемерие! Какая отвратительная гадкая ложь! Да он всегда любил свои цветочки в оранжерее больше меня. Любая формула, статья в научном журнале занимательнее, чем вечер в моей компании. О чём мы беседовали? О его увлечениях и работе. Дочка, давай обсудим новое открытие доктора Шелли! Дочка, а ты читала об анестезии? Вот учебник по анатомии. И я читала, зубрила это всё, лишь бы поддержать разговор. Да и с Мишелем так же. Сказочки ему разыскивала, записывала, всё старалась угодить, а что получила в ответ? Плевок в лицо.

Ох, Создатель. Я даже не знала, что во мне столько подавленного гнева. И знаете что? Мне он нравится. Мне нравится эта злая, жестокая, яростная Клара. Она не будет плакать в своей одинокой тёмной спальне, умоляя кого-нибудь прийти спасти её. Ох, нет. Эта Клара сбежит из дома.

И никому нет никакого дела до моих мольб о помощи. Никому, кроме него. А он пришёл, точно из ниоткуда, и сказал:

– Клара, не плачьте.

Я так растерялась. Ведь до этого мгновения я вовсе не осознавала, что плачу, я вообще плохо соображала, что происходило. Ночь, тьма и болезнь раскачали мой разум, точно лодчонку посреди бушующего моря, и солёная ледяная вода уже залила её и тянула на дно. Я вот-вот должна была утонуть, когда появился Тео, протянул руку, в которой держал белоснежный накрахмаленный платок и произнёс – Пожалуйста, дорогая моя Клара, не плачьте. Это разрывает мне сердце.

Да-да, я понимаю, как безрассудно это всё звучит со стороны. В моей скромной девичьей спальне появился незнакомый мужчина, и я убежала с ним из дома. Но вот как это произошло:

– Вы, – повторяла я. – Это же вы…

– Я, – снова улыбнулся он.

– Вы были на допросе.

– Был, – подтвердил он.

– Значит, мне ничего не привиделось, и я не схожу с ума.

– Вовсе нет, Клара. – Он присел на пол прямо напротив меня. Свет из окна упал на лицо. У него удивительная внешность. Большие светлые глаза, какие бывают обычно у лойтурцев из старых знатных родов, мягкие черты лица, очень чувственные. И светлые длинные волосы, собранные в хвост.

Мне показалось, что я когда-то видела его портрет, но, думаю, это могло оказаться изображение одного из его славных предков. Теодор Генрих Карнштейн происходит из древнего рода лойтурских баронов, чей замок находится у северного подножия Холодной горы. Подумать только! Он приехал с моей родины, где я ни разу и не была, но вот мы встретились в глухом, окружённом зачарованными дикими лесами Великолесья Курганово.

Наша встреча сквозила магией ночи и зимы. Клянусь, даже воздух звенел от очарования момента. Но всё же я взяла себя в руки и весьма недоверчиво (сейчас мне стыдно, что я отнеслась к Тео столь насторожённо, ведь он показал себя как верный и надёжный друг) спросила:

– Кто вы такой? Почему остальные вас не замечают? Это какой-то трюк? Обман?

– Никакого обмана, дорогая Клара. – Его будто вовсе не обидел мой сердитый взгляд. – Не бойтесь. Я ваш друг и пришёл спасти. Я хочу помочь найти вашего отца.

Отца, который бросил меня. А незнакомый человек (всё же, если оставаться здравомыслящей, как бы близок и дорог ни стал мне уже Тео, но он человек новый), получается, готов помогать, рисковать собственной жизнью и тратить время на поиски человека, который за меня в ответе.

– Понимаете, Клара, я старый друг вашего отца по переписке. Мы работали вместе над… некоторыми исследованиями.

Учитывая исследования моего отца, страшно представить, какое отношение имеет к этому Тео. Но всё же я склонна доверять ему. Моё сердце точно коснулось его сердца, и не довериться ему целиком и полностью я уже не могла.

– Доктор Остерман пригласил меня в Курганово для продолжения исследований, но, как видите, обстоятельства сложились столь трагично, что наша встреча сорвалась. Но я не могу оставить в беде дочь моего дорогого друга. Ваш отец столько рассказывал о вас, Клара, что мы будто бы уже давно знакомы. Поверите ли, но я ощущаю, точно вы мой старый друг, которого я очень хорошо знаю.

А потом…

Не помню почему, но пальцы мои оказались в чернилах. Наверное, я так яростно, так гневливо писала что-то в дневнике, что случайно пролила чернильницу и вся перемазалась.

Отчего-то пугающе отчётливо помню: мои пальцы все чёрные, по рукам стекают горячие капли, и я беззвучно рыдаю, захлёбываясь, а Тео нежно вытирает своим белоснежным платком мои руки и губы.

Было очень холодно. Ужасно холодно. Всё Курганово опустело, умерло. Всё во мне умерло в ту ночь, когда я наконец осознала, что осталась совсем одна, и только чужестранец с волшебным именем может меня спасти.

Огонь во всей усадьбе потух. Свечи мы тоже не зажигали, и зимняя ночь быстро выдула всё тепло из дома. Курганово окрасилось в чёрное и серое. Даже снег и звёзды на улице потеряли краски.

Медленно, точно во сне, я брела по скрипучим ступеням со второго этажа, а Тео нёс мой саквояж, бережно придерживая меня второй рукой.

– Идём, дорогая моя, – прошептал он.

У Тео удивительно баюкающий, очень нежный голос. Он обволакивает, ласкает. В него хочется укутаться, словно в плед, свернуться клубочком и никогда-никогда не отпускать.

– Куда мы направляемся?

– На поиски твоего отца, – Тео подал мне руку, когда мы вышли на крыльцо, чтобы я не поскользнулась. – Куда бы он ни направился, мы его найдём.

И там, в дверях Курганово – тёмной безжизненной громадины за спиной, что стояла безмолвно чёрным могильным изваянием моей юности – я замешкалась.

Никогда прежде мне не приходилось бывать далеко от поместья графа Ферзена. Я выросла в этих стенах, стала с ними одним целым. Весь огромный пугающий мир за пределами Великолесья манил меня так же сильно, как и ужасал. Разве справлюсь я со всеми своими скудными навыками и знаниями одна, без родителя? Да и могу ли я просто взять и уйти?

– Но… а если он вернётся?