Понимание конструктивизма в международных отношениях не представляется возможным без рассмотрения немецкого идеализма, теории речевых актов и когнитивной лингвистики. Говоря о немецком идеализме, я не имею в виду философское направление от Канта до Гегеля XVIII–XIX веков в немецкой философии. Я, прежде всего, имею в виду методологический аспект немецкого идеализма, требовавшего отделения естественных (природных) процессов от социальной реальности в научном анализе. В центре немецкого идеализма находится методологическая потребность в интерпретации (герменевтике). Герменевтика направлена на понимание смысла, который вкладывает в то или иное действие сам участник этого действия. Этот методологический подход стал актуальным благодаря переосмыслению значения социального действия в рамках немецкого идеализма. В отличие от английского утилитаризма, основанного на принципе максимизации полезности, немецкий идеализм утверждает, что значение любого социального действия определяется его соотношением с другими действиями в социуме. Любое социальное действие ориентируется на действия других людей, а не на принцип максимизации полезности. Именно герменевтика легла в основу теории конструктивизма в международных отношениях.
Теория речевых актов также оказала огромное влияние на развитие конструктивизма в международных отношениях. Теория речевых актов во многом впитала в себя логику немецкого идеализма в том плане, что она тоже не приемлет утилитаризм. Центральным в теории речевых актов является то, что значение утверждений определяется в рамках интерсубъективно разделяемых социальных норм, правил и социальных конвенций. В теории речевых актов язык становится не только инструментом описания социальной действительности, но и играет огромную роль в совершении определенных социальных актов, т.е. в конструировании социальной реальности. Еще одним направлением, оказавшим влияние на конструктивизм, была когнитивная лингвистика. В отличие от традиционного лингвистического подхода, когнитивная лингвистика утверждает, что понимание социальной реальности зависит от понимания конвенциональных языковых единиц (слова, фразы, метафоры и так далее). В рамках когнитивной лингвистики значение слова происходит от социальных конвенций, а не от объективных категорий Аристотеля. В целом немецкий идеализм как методология, теория речевых актов и когнитивная лингвистика являются концептуальной базой для понимания теории конструктивизма в международных отношениях.
Известный британский социолог Энтони Гидденс в своем предисловии к работе Макса Вебера «Протестантская этика и дух капитализма» рассуждает о том, насколько немецкая философия XIX-го века отличается от философии того же периода в Англии. Он отмечает, что доминировавший в Британии утилитаризм Джона Стюарта Милля, ученика французского философа, позитивиста Огюста Конта2, не прижился на немецкой почве. Немецкий идеализм всегда требовал отделения изучения природы от изучения социальной реальности. В центре изучения социальной действительности находится методологическая потребность в интерпретации (герменевтике). В развитии герменевтики огромную роль сыграл немецкий философ Вильгельм Дильтей. В отличие от Конта, Дильтей предлагал методику изучения через понимание, интерпретацию, а не посредством внешнего наблюдения (каузальная методика). Понимание человека через интерпретацию ставило в центр такой методологии изучение истории, экономики и пр. Это было обусловлено тем, что социальные структуры, которые придают определенное значение человеческим действиям, конституируются в процессе социального, экономического, политического развития3.
Со своей стороны, Вебер, в отличие от позитивистов, пришел к выводу, что социальная реальность требует интерпретации и понимания (verstehen)4 социологии человеческого действия и поведения. Человеческое поведение Вебер привязывает к субъективному значению, возникающему из намерения субъекта в том или ином обществе. При этом намерение субъекта не является автономным, а приобретает свое значение в рамках действий других людей в социуме. В этом смысле человеческое поведение в какой-то мере всегда является эмоциональным. Человеческое поведение мотивируется социальной средой (намерение человека является коллективной категорией) и эмоциональными аспектами человека (например, любовью). Таким образом, метод понимания и интерпретации Вебера обращает внимание на социальный характер и контекст значения, его обусловленность эмоциональными аспектами, субъективными мотивами и так далее. Человек, нацеливший свое оружие на другого человека, может быть мотивирован приказом своего командира в условиях боевых действий, или же он целится во врага (рациональное поведение), или он может действовать из чувств реваншизма (иррациональное поведение, эмоциональный аспект социальной жизни). Следовательно, интерпретация человеческого поведения означает рассмотрение исторического аспекта такого поведения и его социального контекста5.
Вебер одним из первых рассмотрел социальное действие человека в более широком контексте, не ограничиваясь миллевским утилитаризмом. Социальное действие характеризуется тем, что оно координируется в социальном контексте, т.е. в потоке действий других людей. Вебер отмечает, что попытка недопущения столкновения двух велосипедистов, едущих навстречу друг другу, т. е. попытка предотвращения конфликта, является социальным действием. Велосипедисты будут конструировать свое действие в соответствии с действиями друг друга. Значение данного социального действия не определяется максимизацией полезности (когда каждый хочет выжить любым способом). В то время как рациональное поведение характеризуется конечным результатом (например, одновременное раскрытие зонтов на улице, когда начинается дождь), социальное поведение приобретает свое значение из действия Другого6. Подобное социальное поведение известно в социологии под названием «интерсубъективное поведение». Это понятие легло в основу концептуализации теории конструктивизма в международных отношениях.
Вебер отмечает, что социальное действие может быть обусловлено следующими четырьмя аспектами: инструментальная рациональность характеризуется конечным результатом с точки зрения выгоды; ценностная рациональность определяется этическими, эстетическими, религиозными, культурными ценностями; аффект мотивируется эмоциями человека; традиция описывает действие, которое усваивается через каждодневное повторение, обучение и тому подобное. В рамках данного действия определенный социальный субъект или объект становится обычным, традиционным, свойственным определенному обществу7. Своим анализом социального действия Вебер внес огромный вклад в развитие конструктивизма. Он указал на интерсубъективное поведение как источник понимания природы человека. Социальное действие по Веберу – ценностная рациональность, аффект, традиция – открыло возможность для обсуждения роли интерсубъективных идейных структур и социальных конвенций8, которые наделяют материальные структуры определенным значением и содержанием. Данный тезис является центральным в теории конструктивизма. В теории утилитаризма, критикуемого Вебером, изучаются только материальные факторы для того, чтобы понять значение социального объекта. Вебер отходит от этого методологического редукционизма.
В своей книге «Протестантская этика и дух капитализма» Вебер развивает тезис о том, что идейные структуры определяют содержание материальных факторов. Данный тезис является критическим осмыслением философии Маркса, отдававшего приоритет материальным структурам над идейными факторами при объяснении социального действия. В марксизме идейные факторы сведены к материальным структурам, а сами идеи не имеют независимого значения и не влияют на материальные факторы. Например, чтобы понять социальную природу, т.е. идентичность и интересы человека и общества, марксисты строят свой анализ, исходя из материальных факторов, а конкретно из средств производства. Как утверждает Гидденс, Вебер отходит от материалистической интерпретации социального действия с характерным для нее экономическим детерминизмом. Вебер отмечает, что материальные факторы сами по себя недостаточны для того, чтобы объяснить социальные действия. Соответственно, к материальным факторам Вебер добавляет идейные и моральные факторы, которые наделяют экономические структуры определенными смыслами. Именно эти смысловые структуры определяют поведение человека и, в конечном счете, ход истории, а, значит, одни лишь материальные факторы не могут объяснить переход от одной исторической формации в другую9.
Вебер в своей книге отмечает, что капитализм – торговля, предпринимательство, заимствование денег и так далее – существовал еще в Вавилоне, Индии, Китае и Риме. Но капитализм, который сформировался на Западе в эпоху модерна, имел иные структурные особенности, не характерные для прошлых эпох. Эпоха модерна на Западе характеризуется рационализацией общественной жизни. В связи с этим Вебер указывает на термин «рациональность», имея в виду два аспекта: во-первых, организацию капитализма в рамках труда свободных людей (не рабов) и, во-вторых, отделение бизнеса от домашнего хозяйства, т.е. ведение отдельного бухгалтерского учета для бизнеса, что стало возможно только в условиях свободного труда. Вебер отмечает, что мир не знал свободного труда до западного модерна. Структура экономических отношений существовала до этого и в других регионах, но именно рационализация этих структур отличает Запад эпохи модерна10.
По мнению Вебера, рационализация социальной жизни, т.е. принятие человеком рационального типа поведения происходит благодаря идейным структурам в обществе. Рациональный тип поведения одобряется на психологическом уровне. В связи с этим Вебер указывает на религиозные ценности, т.е. на идейные структуры протестантизма, которые способствовали принятию рационального уклада жизни. В начале своей книги Вебер обращает внимание читателя на эмпирическую взаимосвязь между протестантизмом и богатством: среди протестантов больше богатых, чем среди католиков; католики занимаются ремесленным делом, в то время как протестанты имеют высокое положение в промышленности, и так далее. Причину этой взаимосвязи Вебер ищет во внутренней идейной структуре протестантизма. По его мнению, католики предпочитают жить в безопасности. Они не подвергают свою жизнь рискам, изменениям и довольствуются малым доходам. Народная мудрость гласит: «Либо хорошо есть, либо спокойно спать», так вот для католиков внутренней движущей силой будет желание «спокойно спать», в то время как протестантов характеризует желание «хорошо есть»11.
Внутренний импульс протестантов Вебер анализирует с точки зрения «духа капитализма». Цитируя Бенджамина Франклина, который любое социальное явление соотносил с экономической выгодой, Вебер указывает на то, что в Новое время в странах Запада именно скупость становится этическим императивом. Для капиталиста эти наставления Франклина становятся моральной нормой повседневной жизни. Западный капиталист стремится к бесконечной аккумуляции денег, в то время как в другие времена и в других странах (в Индии, в Китае, в средневековой Европе) деньги выступают в качестве средства хозяйствования. В традиционном обществе человек спрашивает себя: «Сколько я должен работать, чтобы заработать в день, например, 2,5 марок, как я заработал вчера?», в то время как капиталиста интересует, «сколько я смогу заработать в день, если буду работать на пределе своих возможностей». Максимизация, расчет, экономическая рациональность – все это становится частью духа капитализма в эпоху Реформации на Западе. Этика капитализма была пропитана идеей о том, что «аккумулируя деньги, вы становитесь хорошим; имея много денег, вы создаете рабочие места; создавая рабочие места, вы становитесь морально правильным человеком»12.
По мнению Вебера, понять, почему моральные наставления Франклина относительно максимизации прибыли, расчетливости и экономической рациональности прижились среди протестантов на Западе, невозможно без рассмотрения идейно-психологических структур буржуазного общества. В связи с этим Вебер вводит понятие Beruf (профессия), ранее не существовавшее в католицизме. Понятие Beruf, которое первым стал использовать Мартин Лютер, изменило представление христиан о бытии, поместив центр существования не в жизнь после смерти, как это было в римско-католической церкви, а в мирскую жизнь. Это понятие предполагало занятие профессией в мирской жизни, ибо сам Бог призывает человека делать что-то хорошее здесь, на земле и в частности на работе. Убеждающая сила этого понятия проистекала из лютеровского перевода Библии. Поэтому Beruf стало в определенном смысле сакральным понятием не только для немцев, а для всех верующих протестантов. Приносить пользу в мирской жизни и на работе становится для них моральным обязательством. Впоследствии эта идея стала движущей силой развития капитализма13.
Подводя итог, отметим, что Вебер внес огромный вклад в развитие конструктивисткой теории международных отношений. Он продемонстрировал, что именно идейные структуры наделяют материальные факторы определенным смыслом и значением, а на основе этих значений и смыслов конструируются социальные действия. Вебер показал, что социальные действия не могут быть объяснены только в рамках позитивистского наблюдения. Социальный мир требует понимания и интерпретации интерсубъективного действия, что становится методологией конструктивистов. Понимание и интерпретация помогает деконструировать материальные факторы и увидеть, на каких идейных основах эти материальные факторы держатся. По мнению Вебера, материальные факторы существуют независимо от идейных структур. Однако институционализация этих материальных структур в обществе невозможна без идейного содержания. Согласно Веберу, структурные изменения в обществе происходят, когда эти идейные факторы совпадают с материальными структурами.
Если Вебер создал предпосылки для понимания интерсубъективного действия, то Юрген Хабермас обратил внимание социальных теоретиков на языковые аспекты социального действия. Стеффек отмечает, что в начале 1990-х годов несколько немецких конструктивистов предприняли попытку усовершенствовать теорию социального действия, чтобы создать достойную альтернативу теории рационального выбора. Данная попытка концептуализации новой теории базировалась на работе Хабермаса «Теория коммуникативного действия»14. В своей работе Хабермаса разделяет коммуникативное и стратегическое действия. Это разделение легло в основу методологической концепции нового направления. Коммуникативное действие Хабермаса представляет собой процесс аргументации, результатом которой является убеждение кого-либо и изменение его мнения посредством активизации социальных норм. Изучение социальных норм и правил находится в центре внимания всех конструктивистов, включая Онуфа и Кратохвила. Конструктивисты критикуют теорию рационального выбора за ее ограниченность в объяснении социального действия. В центре теории рационального выбора находится процесс достижения выгодной с экономической точки зрения сделки. Рациональное действие такого типа Хабермас называет «стратегическим действием»15.
Конструктивисты с готовностью восприняли хабермасовское понятие «коммуникативное действие», которое, по их мнению, более адекватно отражало суть социального действия. Процесс убеждения, согласно конструктивизму, является главным механизмом активизации и распространения социальных норм в рамках коммуникативного действия. В коммуникативном действии понимание достигается через аргументированный консенсус. Данный консенсус необязательно должен базироваться на экономической выгоде, как этого требует теория рационального выбора. Достижение консенсуса означает изменение мнения или действия актора через аргументацию. Акторы приходят к согласию в результате расчета экономической выгоды, но и потому, что другие акторы убедили их в процессе коммуникативного взаимодействия. Хабермас обращает внимание на то, что консенсус достигается не просто так, а в результате достижения понимания по трем «притязаниям на значимость» в коммуникации: сказанное является истинным, т.е. оно основывается на фактах16; сказанное является правильным с точки зрения существующих моральных норм17; и сказанное является истинным, так как оно в значительной степени подкрепляется авторитетом говорящего18. В стратегическом действии, согласно Хабермасу, эти три притязания отсутствуют19. Поэтому, чтобы понять коммуникативное действие, конструктивист должен изучать эти три притязания, не ограничиваясь только теорией и методологией стратегического действия.
Для того, чтобы был достигнут консенсус, коммуникация должна базироваться на этих трех притязаниях на значимость. При этом коммуникация координируется не только тем, кто высказал эти три притязания, но и теми, кто на них реагирует. При этом другая сторона может аргументировано доказывать, что высказанное является ложью с точки зрения фактов, что оно неприемлемо с точки зрения морали или что собеседник неискренен. Данная ситуация является нормальной с точки зрения дальнейшего продолжения аргументации для достижения консенсуса. Достижение консенсуса – это длительный процесс, в рамках которого акторы конструируют друг друга. Акторы меняют свое мнение, принимают новые моральные нормы поведения в процессе аргументации20. В этом отношении подход Хабермаса выводит на первый план язык, который выполняет функцию конструирования акторов, а не пассивно описывает реальность21.
Критический подход Хабермаса не следует понимать радикально, утверждая, что все в мире происходит в рамках коммуникативного действия. Акторы действуют как в рамках стратегического действия, так и коммуникативного. Более правильно интерпретировать теорию Хабермаса следующим образом: кроме стратегического действия акторы вовлекаются и в коммуникативное действие, и сами они также конструируются в рамках коммуникативного взаимодействия. Теория рационального выбора не может дать исчерпывающего ответа на все вопросы относительно социального действия акторов в международных отношениях. Действие актора должно быть объяснено также в рамках коммуникативного действия. Так как социальный мир актора не ограничивается стратегическим действием, «притязания на значимость» играют огромную роль для понимания конструирования его мотивов и идентичности. Хабермас и Вебер схожи в том, что оба они в рамках своих критических проектов показали важность идейных структур в конструировании социальной действительности (дух капитализма для Вебера и «притязания на значимость» для Хабермаса). Именно эту методологическую реальность немецкий идеализм вынес на рассмотрение конструктивистов. В целом немецкий идеализм создал методологическую базу для развития и концептуализации конструктивизма в исследовании международных отношений.
О проекте
О подписке
Другие проекты