***

Как жаль, что ты не любишь никого,

Тебе же много глаз глядит вослед.

Семейных уз бежишь ты от того,

Что род продлить, в тебе желанья нет.

Зачем ты сам к себе врага лютей?

Какого блага ищешь ты враждой,

Сметая кров прибежища страстей?

Хранить его и долг, и подвиг твой.

Переменись, я изменюсь вослед,

Любви найди достойное жилье.

Присутствием своим ты даришь свет

Пусть память вкруг царит, не забытье.

Сегодня красота в тебе живет,

Но пусть она и в детях расцветет.

Сонет 11

As fast as thou shalt wane, so fast thou growest

In one of thine, from that which thou departest;

And that fresh blood which youngly thou bestowest

Thou mayst call thine when thou from youth convertest.

Herein lives wisdom, beauty and increase:

Without this, folly, age and cold decay:

If all were minded so, the times should cease

And threescore year would make the world away.

Let those whom Nature hath not made for store,

Harsh featureless and rude, barrenly perish:

Look, whom she best endow’d she gave the more;

Which bounteous gift thou shouldst in bounty cherish:

She carved thee for her seal, and meant thereby

Thou shouldst print more, not let that copy die.

***

Кто быстро воспарил – тот быстро сник.

Но все ж полет продолжится в другом,

Преемнике, наследнике твоем.

Он помыслов не сбытых проводник.

Так заповедал всех времен закон,

Иным не может управляться свет.

Погрязнуть в старости – плохой завет,

Лишь в шестьдесят шагов твоих времен.

Для тех, кому природа не близка,

Не благостный пусть станется конец.

А ты, творенья получив венец —

Твори! Из ручейков течет река.

Тобою жизни ставится печать!

Старайся больше оттисков создать!

Сонет 12

When I do count the clock that tells the time,

And see the brave day sunk in hideous night,

When I behold the violet past prime,

And sable curls all silvered o’er with white,

When lofty trees I see barren of leaves,

Which erst from heat did canopy the herd,

And summer’s green all girded up in sheaves

Borne on the bier with white and bristly beard:

Then of thy beauty do I question make

That thou among the wastes of time must go,

Since sweets and beauties do themselves forsake,

And die as fast as they see others grow,

And nothing ’gainst Time’s scythe can make defence

Save breed to brave him when he takes thee hence.

***

Когда часов удары возвестят,

Что ночь пожрала ясный свет дневной.

Я вижу, как пожух лесов наряд,

А соболь заискрился сединой.

Когда остались голы дерева,

От зноя укрывавшие стада,

А зелень лета свезена в дома,

Снопами, чья колюча борода.

Я на твою взираю красоту.

Я вижу злого времени труды,

Рассеявшие в прах мою мечту.

Но знает смерть, что подрастут сады.

Хоть серп времен и косит красоту,

Мои потомки – вот мои плоды!

Сонет 13

О that you were your self! but, love, you are

No longer yours than you yourself here live;

Against this coming end you should prepare,

And^your sweet semblance to some other give:

So should that beauty which you hold in lease

Find no determination; then you were

Your self again after yourself s decease,

When your sweet issue your sweet form should bear.

Who lets so fair a house fall to decay,

Which husbandry in honour might uphold

Against the stormy gusts of winter’s day

And barren rage of death’s eternal cold?

O, none but unthrifts: dear my love, you know

You had a father, let your son say so.

***

Любовь моя живи, всегда же знай —

Ты есть, пока ты сам, пока живешь.

Для каждого отмерян в жизни край,

За ним пусть будет сын с тобою схож.

Ты красотою наделен в кредит,

Не расточай ее, а приумножь.

По смерти сын тебя пусть возродит,

Он обликом с тобою будет схож.

Не позволяй войти упадку в дом,

Когда заботой он в веках храним.

Ему не страшен ветер зимним днем,

И холод смерти будет в нем гоним.

Листов лишится времени венец,

Но знает сын, что ты его отец.

Сонет 14

Not from the stars do I my judgement pluck,

And yet methinks I have astronomy,

But not to tell of good or evil luck,

Of plagues, of dearths, or seasons’ quality;

Nor can I fortune to brief minutes tell,

Pointing to each his thunder, rain and wind,

Or say with princes if it shall go well

By oft predict that I in heaven find:

But from thine eyes my knowledge I derive,

And, constant stars, in them I read such art

As truth and beauty shall together thrive

If from thy self to store thou wouldst convert:

Or else of thee this I prognosticate,

Thy end is truth’s and beauty’s doom and date.

***

Не звездный сонм сужденья мне дает,

И я, хоть и изрядный астроном,

Все ж не рискну предсказывать исход

Погод, болезней, будущих времен.

Я предсказаний кратких не мастак,

Про дождь и ветер каждому вещать,

Иль государей судьбы будут как,

По состоянию небес гадать.

От глаз твоих все знания мои,

Лишь в них премудрость прозреваю я.

Краса и правда чахнут без любви,

Дари любовь, отринь сомнения.

Иначе вот что предрекаю я:

– Красе предел положит смерть твоя.

Сонет 15

When I consider every thing that grows

Holds in perfection but a little moment,

That this huge stage presenteth nought but shows

Whereon the stars in secret influence comment;

When I perceive that men as plants increase,

Cheered and checked even by the selfsame sky,

Vaunt in their youthful sap, at height decrease,

And wear their brave state out of memory:

Then the conceit of this inconstant stay

Sets you most rich in youth before my sight,

Where wasteful Time debateth with Decay

To change your day of youth to sullied night,

And all in war with Time for love of you,

As he takes from you, I ingraft you new.

***

Когда я зрю как результаты роста

ласкают глаз, лишь только краткий миг;

что жизнь подмостки и на них все просто,

а действ земных лишь звезды проводник;

Когда я вижу смену поколений,

я вижу волю твердую небес: —

Бежит в них сок тщеславных самомнений,

но!.. время убивает интерес.

Все бренно, только ты даришь весною,

ты младостью богат в моих глазах,

но время не проходит стороною

и к ночи утро тащит второпях.

Я с временем в сраженье пребываю,

твой век своей прививкой продлеваю.

Сонет 16

But wherefore do not you a mightier way

Make war upon this bloody tyrant Time,

And fortify yourself in your decay

With means more blessed than my barren rhyme?

Now stand you on the top of happy hours,

And many maiden gardens, yet unset,

With virtuous wish would bear your living flowers,

Much liker than your painted counterfeit:

So should the lines of life that life repair

Which this time’s pencil or my pupil pen

Neither in inward worth nor outward fair

Can make you live yourself in eyes of men:

To give away yourself keeps yourself still,

And you must live drawn by your own sweet skill.

***

Зачем ты не собрал здоровых сил,

Не кинул их на времени поток?

Зачем и плоть, и дух не укрепил

Чем лучшим, не моим набором строк?

Сейчас живешь ты юности часы,

Перед тобою множество садов.

Они готовы внять твоей красы

Живой, а не рисованных следов.

Так правит рок ошибки бытия.

Когда ни кисть, ни бойкое перо,

Красы твоей сквозь все старания

Не донесут. Сам засевай добро.

Чтоб сохраниться, раствори себя

В живых посевах, в них живут любя.

Сонет 17

Who will believe my verse in time to come

If it were filled with your most high deserts?

Though yet, heaven knows, it is but as a tomb

Which hides your life, and shows not half your parts.

If I could write the beauty of your eyes,

And in fresh numbers number all your graces,

The age to come would say, «This poet lies;

Such heavenly touches ne’er touched earthly faces.»

So should my papers (yellowed with their age)

Be scorned, like old men of less truth than tongue,

And your true rights be termed a poet’s rage

And stretched metre of an antique song:

But were some child of yours alive that time,

You should live twice, in it and in my rhyme.

***

Едва ль поверят мне грядущие века,

Когда тобой сонет наполнен без остатка.

Но, видит Бог, сонет, вместилище греха,

Воспел поры, когда с тобою время сладко.

Явись во мне талант глаза твои воспеть

И в будущих стихах хоть часть красот отметить,

Грядущий век прочтя, что я решился сметь,

Сказал бы: – Лжет поэт, нет тех красот на свете.

Мой рукописный лист с годами пожелтел

И принят, может быть, погонею за славой.

Не веруя словам, я в них тебя воспел,

Их пышность, посчитав античностью лукавой.

Когда бы твой ребенок в годы те попал,

И в яви, и в стихах вдвойне бы ты блистал.

Сонет 18

Shall I compare thee to a summer’s day?

Thou art more lovely and more temperate:

Rough winds do shake the darling buds of May,

And summer’s lease hath all too short a date;

Sometime too hot the eye of heaven shines,

And often is his gold complexion dimmed;

And every fair from fair sometime declines,

By chance or nature’s changing course untrimmed:

But thy eternal summer shall not fade,

Nor lose possession of that fair thou ow’st,

Nor shall Death brag thou wand’rest in his shade,

When in eternal lines to time thou grow’st.

So long as men can breathe or eyes can see,

So long lives this, and this gives life to thee.

***

Мне с летом сравнивать тебя негоже.

Нет, лето сухо, ты весна, ты краше.

С бутоном наливным ты очень схожа,

Но краток календарь в цветенье нашем.

Порой глаза горят огнем небесным,

Но скроются за дымкой золотою.

Всему есть срок, что некогда чудесным

Было, не вдруг, но скрыто пеленою.

Но, не твоя судьба стареть со всеми,

Утрачивать красу, что ты имеешь.

Забвенью не владеть тобой, поверь мне,

В сонете ты живешь и с ним стареешь.

Покуда люди мой сонет читают,

Твоей красы года не улетают.

Сонет 19

Devouring Time, blunt thou the lion’s paws,

And make the earth devour her own sweet brood;

Pluck the keen teeth from the fierce tiger’s jaws,

And burn the long-lived phoenix in her blood;

Make glad and sorry seasons as thou fleet’st,

And do whate’er thou wilt, swift-footed Time,

To the wide world and all her fading sweets;

But I forbid thee one most heinous crime:

O, carve not with thy hours my love’s fair brow,

Nor draw no lines there with thine antique pen;

Him in thy course untainted do allow

For beauty’s pattern to succeeding men.

Yet, do thy worst, old Time: despite thy wrong,

My love shall in my verse ever live young.

***

Вершитель—время, когти льва спили,

Поглотит пусть земля свой лучший плод;

Из пасти тигра зубы удали,

В огне пусть феникс сгинет, пропадет;

Чередованье вёсен, зим твори,

Пусть горькую слезу сменяет смех;

Всех прелестей ты миру подари,

Но не посмей один лишь только грех.

Своим теченьем ты не проведи

Борозд, на друга моего челе;

Цепочка лет пускай не повредит

Образчика красы всем на земле.

И сколь ему б ты время не вредило

Лишь он в моих стихах краса и сила.

Сонет 20

A woman’s face with Nature’s own hand painted

Hast thou, the master-mistress of my passion;

A woman’s gentle heart, but not acquainted

With shifting change, as is false women’s fashion;

An eye more bright than theirs, less false in rolling,

Gilding the object whereupon it gazeth;

A man in hue, all hues in his controlling,

Which steals men’s eyes and women’s souls amazeth.

And for a woman wert thou first created,

Till Nature as she wrought thee fell a-doting,

And by addition me of thee defeated,

By adding one thing to my purpose nothing.

But since she pricked thee out for women’s pleasure,

Mine be thy love and thy love’s use their treasure.

***

То женский лик природой изваянный

прияла госпожа, нет – Господин,

как женщина красив и осиянный

дарами постоянства паладин.

Глаза сияют без игры лукавой,

все позолотой покрывая вдруг,

все стати он своей венчает славой,

мужей пленяя, дев, разя вокруг.

Ты женщиной задуман был природой,

но воспылала страстию она

и наградила органом, расходуй,

но мне награда эта не нужна.

Ты даришь девам плотскую любовь,

а мне слиянье душ тревожит кровь.

Сонет 21

So is it not with me as with that Muse,

Stirred by a painted beauty to his verse,

Who heaven itself for ornament doth use,

And every fair with his fair doth rehearse,

Making a couplement of proud compare

With sun and moon, with earth and sea’s rich gems,

With April’s first-born flowers, and all things rare

That heaven’s air in this huge rondure hems.

О let me, true in love, but truly write,

And then believe me, my love is as fair

As any mother’s child, though not so bright

As those gold candles fixed in heaven’s air:

Let them say more that like of hearsay well,

I will not praise that purpose not to sell.