Глава вторая
Маяк

Этим великим и знаменательным вечером ветер стал медленно поворачивать к востоку. Он задул ещё в полдень, но отплытие было назначено на закатный час. Море было тёплым и синим-пресиним, как стеклянный шар, а весь причал был завален вещами до самой купальни, где покачивалась лодка с ещё не поднятым парусом и горящим фонарём на мачте. Муми-тролль перетаскивал рыбные садки и сети через линию прилива. На берегу уже темнело.

– Конечно, есть опасность, что к ночи ветер стихнет, – сказал папа. – Можно было бы отправиться сразу после завтрака. Но, понимаешь, сейчас нам просто необходимо дождаться заката. Отплытие – это как первые страницы в книге. Они решают всё. – Папа сел рядом с мамой на песок. – Взгляни на лодку, – продолжал он. – В ночи она особенно хороша. Взгляни на наше «Приключение». Именно так надо начинать новую жизнь: фонарь на мачте, береговая линия исчезает во тьме, весь мир погружён в сон. Нет ничего лучше, чем путешествовать по ночам.

– Ты прав, дорогой, – сказала мама. – День – это для туристов, а ночь – для настоящих путешественников.

Мама очень устала от сборов – она всё время боялась забыть что-нибудь важное. На причале груда вещей выглядела внушительно, но мама знала, как мало этого окажется, когда прибудешь на место и всё распакуешь. Даже на один день, чтобы провести его в своё удовольствие, большому семейству нужно ужасно много вещей.

Но теперь, конечно, всё будет по-другому. Теперь жизнь начинается с нуля, и папа будет заботиться о них, добывать всё необходимое и защищать. Похоже, они стали жить чересчур хорошо. «Вот удивительно, – с беспокойством думала мама. – Удивительно, что от чересчур хорошей жизни можно загрустить и даже разозлиться. Но что поделаешь, если так оно и есть? Значит, самое верное теперь – начать заново с другого конца».

– Тебе не кажется, что уже пора? – спросила она. – Твой фонарь так красиво смотрится на фоне закатного неба. Может, отправимся в путь?

– Погоди минутку. Мне надо настроиться, – сказал папа. Он расстелил на песке карту и со всей серьёзностью вгляделся в одинокий остров посреди моря. Он долго нюхал воздух, пытаясь оживить своё топографическое чутьё, впавшее в спячку за ненадобностью. Предки муми-троллей всегда определяли стороны света, не задумываясь, это получалось само собой. Но увы, со временем инстинкты ослабевают.

Вскоре папа разобрался с направлением, и можно было плыть. Он поправил шляпу и проговорил:

– Отправляемся. Но даже не думай ничего нести! Всю тяжёлую работу мы сделаем сами. Просто садись в лодку.

Мама кивнула и с трудом поднялась. Море сделалось фиолетовым, а кромка леса – сгустком тьмы. Маме очень хотелось спать, и ей вдруг показалось, что реальность сдвинулась, сместилась. Всё было лишь сном, и свет был таинственный, как во сне, и всё замедленное, и тяжёлый песок мешал двигаться.

Пожитки утрамбовали в лодку. Фонарь покачивался, очертания причала и купальни на фоне вечернего неба напоминали длинного шипастого дракона, малышка Мю смеялась, издалека доносились крики разбуженных ночных птиц.

– Красиво, – сказала мама сама себе. – Красиво и странно. Если вдуматься и вчувствоваться, всё это выглядит просто чудесно. Но интересно, он не обидится, если я в лодке немного посплю?

После захода солнца Морра снова прокралась через сад, но в этот вечер лампа на веранде не горела. Шторы были опущены, бочка для воды перевёрнута вверх дном. Ключ висел на гвоздике возле двери.

Морра привыкла к пустым домам и сразу поняла, что теперь здесь не скоро зажгут свет. Она медленно потащилась обратно по склону в горы. Стеклянный шар на миг отразил её и снова затянулся таинственной синевой. Морра вошла в лес, и он испуганно вдохнул, подо мхом засуетились, ветви испуганно затрепетали, маленькие блестящие глазки, горевшие отовсюду, погасли. Морра привыкла и к этому. Она, не останавливаясь, взбиралась вверх по южному склону и смотрела на море, которое к ночи делалось всё темнее.

Штормовой фонарь на мачте «Приключения» был виден издалека – одинокая звёздочка, огибающая дальние острова и упрямо стремящаяся в открытое море. Морра долго смотрела на него – спешить ей было некуда. Её время было бесконечно, тягуче и неопределённо и делилось на отрезки лишь редкими случайными огнями, которые зажигаются осенью.

Она двигалась по ущелью к берегу. След её на песке был широким и бесформенным, как от большого тюленя. Волны погружались обратно в море и беспомощно останавливались, вода рядом со складками Морриной чёрной юбки сделалась тише, и заблестела, и начала застывать.

Морра ждала долго, окружённая клуба́ми холодного тумана. Время от времени она поднимала то одну, то другую ногу, лёд похрустывал и крепчал. Морра сооружала свой собственный ледяной остров, чтобы добраться до далёкого мигающего огонька. Блестящая точка уже исчезла за островами, но Морра знала, что точка всё равно светится. И даже если свет погаснет раньше, чем она его догонит, – ничего страшного. Рано или поздно он зажжётся снова. Так происходит всегда.

Муми-папа правил лодкой. Он крепко держался за руль, исполненный с ним тайного взаимного понимания, и пребывал в мире и согласии с самим собой.

Семья его была маленькой и беспомощной, точь-в-точь как в стеклянном шаре, и он со всей осторожностью вёз её через огромное море, сквозь безмолвную синюю ночь. Фонарь на мачте отмечал их путь, будто папа решительно провёл через карту светящуюся черту, сказав: «Отсюда – туда. Там будет наш дом. Там стоит мой маяк, вокруг которого вертится земля. Он стоит прямой и гордый, в самом центре всех морских опасностей».

– Не холодно вам? – весело спросил папа. – Ты укрылась пледом? Видите, вот и последний остров остался позади. Ночь скоро взойдёт в самую тёмную свою точку. Ночью довольно опасно ходить под парусом, надо всё время быть начеку.

– Да, дорогой, – сказала мама. Она лежала, свернувшись клубочком, на дне лодки. – Это очень волнительно.

Плед немножко промок, и мама осторожно передвинулась к подветренной стороне. Уши её всё время задевали за шпангоуты.

Мю сидела на носу лодки и монотонно напевала.

– Мама, – прошептал Муми-тролль, – из-за чего она стала такая ужасная?

– Кто?

– Морра. Кто-то её обидел?

– Кто знает, – проговорила мама, вытаскивая хвост из кильватера. – Скорей всего, никому просто не было до неё дела. Не то чтобы она это запомнила или специально ходит и об этом думает. Она – как дождь или тьма, как камень, который надо отодвинуть, чтобы пройти. Хочешь кофе? Термос в белой корзинке.

– Пока не хочу, – сказал Муми-тролль. – У неё маленькие жёлтые глазки, застывшие, как у рыбы. Она умеет говорить?

Мама вздохнула:

– Не стоит разговаривать с Моррой. Ни с ней, ни о ней, не то она вырастает и приходит следом. И не переживай из-за неё. Ты думаешь, что она тоскует по свету, а на самом деле она просто хочет сесть на него и погасить навсегда. А теперь я надеюсь немного поспать.

На небе проступили бледные осенние звёзды. Муми-тролль лежал на спине и смотрел на фонарь, а думал о Морре. Тот, с кем и о ком никогда не разговаривают, со временем, наверное, совсем исчезает. У него просто не остаётся решимости больше быть. Может, ему помогло бы зеркало? А если поставить много зеркал, то можно увидеть сколько угодно себя, и спереди, и сзади. Может, отражения даже разговаривали бы между собой…

Руль тихонько поскрипывал в тишине. Все уснули, и папа остался наедине со своим семейством. Он чувствовал себя бодрым и живым – живее, чем когда-либо.

Под утро Морра на далёком берегу собралась в путь. Остров под ней стал чёрным и прозрачным, и острый его ледяной бушприт указывал прямо на юг. Песчаное дно скоро пропало из виду. Морра подобрала тёмные юбки, свисавшие по бокам, словно лепестки увядшей розы, – они с хлопаньем расправились, распахнулись, и Морра начала своё неспешное морское путешествие.

Юбки взлетали вверх и опускались в стороны в ледяном воздухе, как руки пловца. Вода разбегалась испуганными волнами, и Морра двигалась вперёд в рассветных лучах, оставляя за собой облачко холодного тумана. С берега она была похожа на большую покачивающуюся летучую мышь, она двигалась медленно и тяжело, но всё же не стояла на месте. Время у неё было. У неё не было ничего, кроме времени.

Семейство шло под парусом до утра и весь следующий день, потом снова наступила ночь, а папа всё сидел у руля, ожидая, когда покажется маяк. Однако ночь по-прежнему оставалась ровно-синей, без всякого следа подмигивающих огоньков маяка на горизонте.

– Курс правильный, – размышлял папа. – Я точно знаю, что мы идём в нужном направлении. При таком ветре к полуночи прибудем на место. Маяк уже должен быть виден.

– Что, если какой-нибудь мерзавец его выключил? – предположила малышка Мю.

– Ты думаешь, маяк можно просто взять и выключить? – усмехнулся папа. – В чём в чём, а в том, что маяк горит, нет никаких сомнений. Всё-таки в мире есть надёжные вещи: морские течения, смена времён года, солнце, которое всходит по утрам… И маяки.

– Наверное, скоро покажется, – проговорила мама. В голове её теснились, никак не находя себе места, обрывки мыслей. «Пусть уже появится этот маяк, – думала она. – Папа так радуется… И пусть это действительно будет остров, а не мушиный след – ведь сейчас никак нельзя уже вернуться домой… После такого красивого отплытия… Бывают большие розовые ракушки, но белые тоже красиво смотрятся на чёрной земле. Посмотрим, как там приживётся роза…»

– Тсс! Я слышу какие-то звуки, – проговорила с носа лодки малышка Мю. – Помолчите, тут что-то происходит.

Все подняли морды и вгляделись в ночь. Тихий плеск вёсел слышался всё яснее. Незнакомая лодка медленно приближалась, вот она уже вынырнула из тьмы. Лодочка была маленькая, серая, гребец бросил грести и смотрел на них без всякого удивления. Он был очень замурзанный и очень спокойный. Свет отражался в его больших синих глазах, прозрачных, как вода. На носу лодки была удочка.

– Как клюёт ночью? – поинтересовался папа.

Рыбак пожал одним плечом и отвёл взгляд. Он не хотел говорить.

– Тут где-то должен быть остров с большим маяком, – продолжал папа. – Почему маяк не горит? Ему давно уже пора показаться.

Лодка рыбака прошла мимо. Когда он наконец ответил, слова едва можно было разобрать:

– Никто не знает… Возвращайтесь домой. Вы слишком далеко забрались…

Рыбак скрылся позади. Они ещё вслушивались, надеясь различить плеск вёсел, но в ночи не было слышно ни звука.

– Он был какой-то странный, верно? – с сомнением протянул папа.

– Он был очень странный. – У малышки Мю никаких сомнений не было. – Псих какой-то.

Мама вздохнула и попыталась вытянуть лапы.

– У нас все знакомые такие, – заметила она. – Кто побольше, кто поменьше.

Ветер стих. Папа сидел у руля, выпрямив спину и подняв нос.

– Вот, – проговорил он. – Похоже, прибыли. Мы подошли к острову с подветренной стороны. Ума не приложу, почему маяк не горит.

В тёплом воздухе пахло вереском. Вокруг было тихо. И вдруг из тьмы проступила величественная тень, остров наклонился над ними и внимательно вгляделся в них. Они почувствовали его горячее дыхание, когда лодка ткнулась в песок и остановилась, почувствовали, что к ним присматриваются, и покрепче прижались друг к другу, не решаясь шевельнуться.

– Мама, слышишь? – шепнул Муми-тролль.

Лёгкие лапки пронеслись к берегу – послышался слабый плеск, и снова стало тихо.

– Это Мю спрыгнула на берег, – сказала мама. Она стряхнула с себя тишину, принялась рыться в корзинках, попыталась переставить на берег горшок с розой.

– Спокойствие, только спокойствие! – воскликнул папа. – Я обо всём позабочусь. Надо с самого начала правильно всё устроить. Первым делом – лодка. Это самое важное… Оставайтесь на своих местах и спокойно ждите.

Мама послушно села обратно и уклонялась от спускаемого паруса и качавшейся туда-сюда реи, пока папа бегал по лодке и всё устраивал. Фонарь на мачте выхватывал из кромешной тьмы лишь круглое пятно: белый песок и чёрную воду. Папа и Муми-тролль вытащили на землю матрас с насквозь промокшим углом. Лодка накренилась, розу в горшке прижало к борту синим сундуком.

Мама сидела, уткнув нос в ладони, и ждала. Похоже, всё идёт как надо. Наверное, со временем она привыкнет к тому, что о ней заботятся, и ей даже понравится. Похоже, она задремала.

…Оказалось, что папа стоит рядом и держит в лапах фонарь.

– Ну вот, – сказал он. – Теперь можешь спать спокойно. Я буду на страже всю ночь, так что тревожиться не о чем. А следующей ночью будем уже ночевать на моём маяке. Как только рассветёт, я выясню, что с маяком, и мы переберёмся туда. Понять бы, почему он не горит… Не холодно в палатке?

– Тут прекрасно, – ответила мама, заползая под поставленный палаткой парус.

Малышка Мю, как обычно, уже бегала где-то сама по себе, но это тоже было в порядке вещей – уж кто-кто, а Мю не пропадёт. Значит, всё хорошо?

Муми-тролль видел, как мама поворочалась на влажном матрасе, укладываясь поудобнее, вздохнула и заснула. Это было самым необычным за сегодняшнюю ночь: мама заснула на новом месте, не распаковав сумки, не постелив остальным и не раздав всем карамельки. Даже сумка её валялась на песке. Это беспокоило и будило любопытство: значит, всё это не просто приключение, а настоящие перемены.

Муми-тролль приподнял морду и выглянул из-под паруса. Папа сидел снаружи с фонарём в лапе. Длинная тень его была внушительной, да и весь папа выглядел внушительнее обычного. Муми-тролль свернулся поплотнее и подтянул лапы к тёплому животу. И погрузился в сон, и сны покачивались и были синими, как ночное море.

Понемногу наступало утро. Папа остался наедине со своим островом и с каждым часом ощущал его всё более своим. Небо светлело, скалы высились перед папой, испещрённые уступами, по которым можно вскарабкаться наверх, и на самом верху он увидел наконец маяк, чёрный на сером. Он оказался больше, чем папа представлял, и это был тот самый ночной час, когда тому, кто бодрствует в одиночестве, всё начинает видеться безнадёжным и опасным.

Папа погасил фонарь, и берег погрузился во тьму. Он ещё не был готов встретиться с маяком лицом к лицу. С моря дул утренний ветер, было холодно. Где-то за островом кричали морские птицы.

Папа смотрел на маяк с берега, и тот казался всё выше и выше. Он походил на модель маяка – ту, папину, так и не законченную. Теперь папа видел, что крыша не такая островерхая, как он представлял, и на верхней площадке нет перил.

Папа долго вглядывался в тёмный заброшенный маяк, и постепенно тот начал уменьшаться и умещаться в прежние мысли и представления о нём.

«Всё равно он мой, – подумал папа и зажёг трубку. – У меня есть собственный маяк. Я приведу в него свою семью и скажу: „Здесь мы будем жить“. Как только мы попадём внутрь, ничего плохого с нами случиться уже не сможет».

Мю сидела на ступеньках маяка и смотрела, как наступает утро. Остров проступал внизу из сумрака, он был похож на большую серую кошку, которая потягивается и выпускает когти. Лапы вытягивались в море, а хвостом был длинный узкий мыс далеко позади. Кошка топорщила шерсть, но глаза её были закрыты.

– Ха! – сказала малышка Мю. – Это не простой остров. Он уходит в море не как они обычно уходят. Тут ещё такое начнётся, попомните мои слова!

Она свернулась поудобнее и стала ждать. Из моря выкатывался солнечный диск. Остров обрёл тени и цвета, втянул когти, очертания сделались чёткими. Всё засияло, и белые морские птицы закружили над мысом. Кошка пропала. Но тень маяка пролегла через остров до самого берега широкой тёмной лентой.

Они появились снизу, как крошечные муравьи, – папа с Муми-троллем тащили всё, что смогли утащить, они пробрались сквозь ольховые заросли в тень маяка и оттуда показались ещё меньше. Три белые точки остановились, подняли морды и вгляделись ввысь.

– Какой же он большой! – с дрожью проговорила мама.

– Большой? – переспросил папа. – Да он просто гигантский! Это, наверное, самый огромный маяк на всём свете. И подумать только, это последний остров архипелага, за нами уже никого, только открытое море. Мы остались с морем один на один, все остальные населённые острова – далеко позади. Разве это не прекрасно?

– Да, папа! – воскликнул Муми-тролль.

– Можно я немножко понесу корзину? – спросила мама.

– Нет-нет-нет, – запротестовал папа. – Ты ничего не понесёшь. Ты просто войдёшь в свой новый дом – подожди, тебе полагаются цветы, так положено, подожди немного… – Он нырнул в осиновую рощицу и принялся собирать их.

Мама огляделась. Какая скудная земля! И сколько камней, повсюду огромные валуны. Ох, нелегко будет разбить здесь сад.

– Что это за ужасный звук? – шёпотом спросил Муми-тролль.

Мама прислушалась.

– И правда, пугающий звук, – согласилась она. – Но это просто осиновые листья, они всегда так шелестят.

Меж камней росли тонкие осинки, их трепал морской ветер, и листья их непрерывно хлопали. По осинкам то и дело пробегала дрожь.

Днём остров стал другим, равнодушно отвернулся от них. Он больше не вглядывался в них так, как тёплой ночью, он устремил свой взгляд далеко в море.

– Вот, держи, – сказал маме папа. – Они, правда, крошечные, но распустятся, когда поставишь их на солнце… Пойдёмте. Понемногу здесь протопчется приличная тропа к берегу. А на берегу построим причал. Сколько дел! Подумать только, теперь можно всю жизнь обустраивать остров, доводить его до ума, пока он не достигнет совершенства, вот чудо-то… – Он подхватил корзины и заспешил сквозь вереск к маяку.