улетит домой, так что привыкать к ее присутствию смысла не имело. И он не хотел, чтобы она привыкала к нему. Женщины в его жизни были временным явлением. Он так хотел и намеревался придерживаться этого и дальше.
Они почти дошли до коттеджа, когда до них донесся звук падения и сдавленный крик.
– Фелипе! – вскрикнула Симона, срываясь с места.
– Они не хотят его выписывать, – всхлипнула девушка. – Я должна была находиться рядом. Я не должна была оставлять его одного. – Она сидела в больничной комнате ожидания, которую только что покинул врач.
– Твое присутствие ничего не изменило бы. Фелипе болен, у него хрупкие кости. Если бы этого не случилось сегодня, то могло бы случиться завтра или послезавтра.
– Я должна была быть рядом.
Алесандер обнял ее за плечи, притягивая ближе:
– Ты не виновата.
– Фелипе ненавидит больницы. Он хотел бы видеть лозы из окна.
– Симона, он умирает. Он уже слишком болен, чтобы находиться дома. Ты не можешь за ним ухаживать, присматривать круглые сутки.
Она снова всхлипнула. Алесандер знал – никакие его слова не принесут ей облегчения. Фелипе нуждался в ней, а ее не было рядом. Она была… О боже, неужели Фелипе все-таки получит свое последнее желание? Такую цену ей придется заплатить за его счастье? Симона спрятала лицо в ладонях и разрыдалась.
– Я должна была быть рядом с ним.
* * *
С этого времени состояние Фелипе только ухудшалось. Перелом бедра приковал его к постели, и Симона проводила рядом с ним почти все свое время. Бывали дни, когда он был в ясном сознании и рассказывал, как он познакомился с Марией и ухаживал за ней. Бывали моменты, когда его речь становилась смесью из испанского, баскского и английского, бессвязной и бессмысленной. По вечерам Алесандер забирал Симону из больницы, увозил в свою квартиру и заставлял что-нибудь съесть до того, как девушка падала на подушку и утром просыпалась, чтобы все это повторить. Алесандер смотрел, как она замыкается в себе, видел, как ложатся тени вокруг глаз, как западают худые щеки, и поражался ее внутренней силе. И он желал Симону, желал до боли. Он хотел обнять ее, утешить, прогнать ее горе. Он хотел заняться с ней любовью и вернуть искру жизни в ее прекрасные голубые глаза. Но он дал слово, и он не касался ее. Она же вообще едва его замечала, и Алесандеру не становилось от этого легче. По ночам он смотрел, как она спит, любовался спокойствием на ее прекрасном лице, хотя бы на несколько коротких часов, до того, как утром вернется боль скорой потери.
– Тебе не обязательно проводить там каждый день, – сказал он Симоне после первой недели. – Потрать один день на себя, отдохни.
Но девушка только покачала головой:
– Я должна пойти. Я все, что у него есть. А он все, что есть у меня.
Эти слова были как нож в сердце