– Думаю, занимаясь здесь переделками, ты поменял не то, что надо, Хадсон. – Джексон бросает на своего брата выразительный взгляд, когда мы выходим в коридор и идем обратно к комнате Мекая.
– О, я дойду и до этого, – мрачно отвечает Хадсон. – Поверь мне.
– А что, если у тебя не будет такой нужды? – спрашивает Джексон.
Похоже, Хадсон изумлен.
– Ты хочешь, чтобы я оставил этих трех уродов в составе консультативного совета? Они бы втянули нас в войну через несколько месяцев, если не раньше.
– Нет. – Джексон сглатывает. – Я хочу, чтобы ты отрекся…
– Я и собираюсь отречься, я тебя уверяю, – говорит он, взяв мою руку и сжав ее. – Но не в пользу Родни. – Даже я понимаю, что это плохая идея, хотя понятия не имею, кто такой этот самый Родни. Но если он сколько-нибудь похож на свою мать…
Джексон прочищает горло и сглатывает еще раз.
– К счастью, Родни не первый в очереди на престол. Первый в ней я.
Мы с Хадсоном останавливаемся как вкопанные.
– Извини, что? – спрашиваю я, потому что уверена, что не расслышала его. Джексон никогда не хотел занимать трон. Даже когда он считал, что Хадсон умер, мысль о троне была ему ненавистна.
– Ты же понимаешь, что это ничего не решит, разве не так? – говорит Хадсон. – У тебя возникнут те же проблемы с Двором Драконов, что и у меня из-за Двора Горгулий. Круг…
– Круг может идти в жопу, – рычит Джексон.
Это не самый королевский ответ, но я не говорю ему об этом. Отчасти потому, что он по-настоящему старается сделать что-то хорошее для Хадсона, а отчасти потому, что я отлично понимаю его чувства. Когда я имею дело с Кругом, мне по меньшей мере раз в день хочется послать его членов и всех, кто устанавливает правила нашего мира, в жопу.
– Это все равно не решит проблему, – возражает Хадсон через несколько долгих секунд. – Круг ни за что не позволит тебе получить такую большую власть – взойти на два трона.
– Тогда я взойду только на этот, – отвечает Джексон.
– Джексон. – Я касаюсь его предплечья. – Это огромная жертва…
– А что, только одному из братьев Вега позволено чем-то жертвовать ради другого? – спрашивает он, и от волнения его голос звучит хрипло.
Взгляд Хадсона становится настороженным.
– Это не то же самое, Джексон.
– Ты нашел любовь, брат. Всю нашу жизнь мы и подумать не могли, что представитель рода Вега сможет сделать это. Но ты смог. А я облажался и все испортил. И точно так же порчу все для Флинта. Он хочет занять драконий престол больше всего на свете, и, если он займет его, это восстановит равновесие его Двора. Но он не сможет этого сделать, если рядом с ним буду я.
Он снова прочищает горло и раздраженно проводит рукой по своим волосам.
– Возможно, это было предначертано.
У меня разрывается сердце от муки в его тоне и от его решимости сделать все, что в его силах, для брата, для меня и для Флинта. Но ни мне, ни Хадсону совсем не хочется, чтобы он жертвовал своим будущим с Флинтом ради того, чтобы такое будущее было у нас с Хадсоном.
– Думаю, ты забыл, сколько времени понадобилось нам с Грейс, чтобы понять, что к чему, и навести в наших отношениях порядок, – спокойно говорит Хадсон. – Ведь начинали мы совсем по-другому
Я смеюсь от одной мысли об этом.
– Да уж, тогда все однозначно было совсем не так, как сейчас.
– Если ты примешь вампирскую корону, то потеряешь возможность обрести счастье. – Хадсон кладет руку ему на плечо. – Ты тоже заслуживаешь быть счастливым, Джексон.
Джексон отводит взгляд и стряхивает его руку.
– Ты не понимаешь… У нас с Флинтом все идет не так, брат.
– Так бывает у всех, – говорю я. – Так бывает в большинстве отношений.
– Понятно. – Джексон пожимает плечами. – Но на каком-то этапе от этих отношений партнерам должно становиться лучше, не так ли? А оттого, что Флинт сошелся со мной, ему стало только хуже
– Все равно тебе незачем приносить такую жертву, – не соглашаюсь я. – Мы найдем другое решение.
Он качает головой.
– Не знаю.
– Вот именно. – Хадсон одной рукой обнимает своего брата за плечи. – И до того, как ты это узнаешь, – до того, как мы все это узнаем, – никто не будет принимать радикальных решений.
– Даже ты? – спрашивает Джексон, вскинув брови.
Я подаюсь вперед, поскольку мне так же хочется узнать ответ на этот вопрос, как и Джексону.
– Я уже все решил. Остальное – мелкие детали.
– Вообще-то эти детали довольно-таки важны, – поправляет его Джексон.
Хадсон ничего не говорит, только пристально смотрит на него, пока Джексон не начинает бормотать ругательства.
– Мы еще с этим не закончили.
Хадсон пожимает плечами.
– Посмотрим.
– Да, – соглашается его брат. – Посмотрим.
Мне становится не по себе от мыслей обо всех этих неразрешимых проблемах, проносящихся в моей голове снова и снова.
Мы не можем посадить еще одного Сайруса на вампирский трон. Если мы сделаем это, то в конце концов окажемся там же, где были всего несколько коротких месяцев назад.
Джексон не может взойти на престол потому, что тогда он потеряет возможность разрешить те проблемы, которые возникают в его отношениях с Флинтом.
Иззи тоже не может взойти на престол, во всяком случае пока. Она вышла из Сошествия лишь недавно, не говоря уже о ее… непредсказуемости.
И Хадсон не может взойти на вампирский престол, по крайней мере пока я сохраняю свой.
Это полный пипец – и я ничего не могу с этим поделать, особенно теперь, когда мой мозг занят решением вопроса о спасении Мекая от теневого яда и всех остальных от этих чертовых охотников, чье войско с каждым днем становится все сильнее.
Прежде чем я успеваю сказать что-то еще, у Джексона гудит телефон. Он смотрит на него и говорит:
– Флинт хочет о чем-то со мной поговорить, и я сейчас пойду к нему туда, где мы вышли из портала. Встретимся в комнате Мекая через пятнадцать минут.
Я киваю, но какой-то части меня хочется, чтобы он остался. Потому что, пока он здесь, я и Хадсон можем избегать дискуссии, которую мы оба не хотим начинать.
После того как Джексон уходит, мы несколько минут идем молча. Я не знаю, о чем думает Хадсон, а сама я пытаюсь привести свои мысли в порядок и решить, что мне надо сказать ему – о троне, об изменениях, которые он здесь произвел и о которых ничего мне не сказал, о нас.
Но прежде чем я успеваю что-то сказать, мы делаем еще один поворот и оказываемся в коридоре, который кажется мне очень знакомым. Это странно, ведь в этом дворце есть множество уголков, где я еще не бывала и куда, скорее всего, никогда не загляну, поскольку презираю это место даже после всех улучшений Хадсона.
И все же чем дальше мы идем, тем больше я убеждаюсь, что уже была здесь. В странных очертаниях окон на левой стороне коридора определенно есть что-то знакомое. Как и в гигантских деревянных двустворчатых дверях, которые я вижу в конце коридора справа от нас.
Несмотря на то что эти двери мне знакомы, я едва не прохожу мимо них. Но у Хадсона вдруг делается такой отстраненный вид и такой пустой взгляд, что я все же подхожу к ним и берусь за ручки.
Он, похоже, хочет остановить меня, что странно, но в конце концов просто пожимает плечами и не мешает мне войти.
Открыв двери, я в ту же секунду понимаю, где мы. Я побывала здесь только один раз, но узнаю это место сразу. Вернее, узнаю то, что от него осталось. Это кабинет Сайруса, прежде блиставший роскошью, но теперь полностью разгромленный. Хотя внешние двери остались нетронутыми, внутри комната выглядит так, будто здесь взорвалась бомба. И в отличие от остальных помещений, мимо которых мы прошли и в которых идет ремонт, здесь никто не пытался убрать мусор и расчистить комнату. Все так и валяется – опрокинутые диваны, разорванные картины и разломанные скульптуры, потрепанные книги, лоскуты, обломки разломанных светильников, куски стен и потолка. Большой круглый стол, когда-то стоявший в центре, тоже разломан на части, фрагменты покрывавшей столешницу мозаичной карты – которую Сайрус использовал, чтобы планировать нападения на враждебные группы сверхъестественных существ, – разбросаны по всему полу.
Я замечаю кувалду, прислоненную к разбитой стене, и понимаю, что кто-то специально орудовал ей, чтобы разнести здесь все вдребезги. А затем просто ушел. Причем, судя по пыли от штукатурки, это было сделано не сегодня. А уже довольно давно.
Я уверена в этом на все сто. И также на все сто уверена, что это сделал Хадсон. И оставил все это гнить.
С тех пор как мы заточили Сайруса в пещере, Хадсон несколько раз посещал Двор Вампиров, но я никогда не думала, что это может быть чем-то важным. И теперь не могу не думать, что, наверное, зря. От мысли о Хадсоне, крушащем эту комнату кувалдой, мне хочется заплакать.
Потому что в этом чувствуется нечто большее, чем ярость. Нечто большее, чем презрение, ненависть или жажда мести. Здесь ощущается опустошенность. И я понятия не имею, что с этим делать, – ведь Хадсон не рассказывал мне ни о чем из этого.
Ни о тех изменениях, которые он здесь произвел. Ни о том давлении, которое оказывали на него, чтобы он взял на себя больше обязанностей и, возможно, даже взошел на престол. Ни об этом бессмысленном разгроме. Когда человек, обладающий такой магической мощью, как Хадсон, предпочитает крушить что-то кувалдой, вместо того чтобы просто использовать силу мысли, то становится понятно, что это личное. И что здесь кроется что-то, что мне только предстоит о нем узнать.
Теперь, когда нам и нашим друзьям предстоит отправиться в путь, чтобы спасти Мекая, мне бы хотелось это узнать, но с чего начать?
– Нам надо идти, – говорит он, и тон у него такой официальный, что если бы он не смотрел на меня – и если бы мы не были единственными, кто находится в этом коридоре, – то я бы подумала, что он обращается не ко мне, а к какому-то незнакомцу.
– Что с тобой? – спрашиваю я и подхожу ближе, чтобы положить ладонь на его бицепс. Потому что как бы я ни была задета и смущена тем, что он ни о чем мне не рассказал, он все равно остается Хадсоном, моей парой. И мне больно оттого, что он страдает.
– Я в порядке, – отвечает он. Но в его глазах и повадке есть что-то такое, что кажется, будто он может разбиться вдребезги прямо здесь, посреди хаоса бывшего кабинета его отца, и по всему видно, что он далеко не в порядке.
Он вдруг притягивает меня к себе и обнимает так крепко, что я едва могу дышать.
– Все хорошо, – говорю я, гладя его волосы и шею, его напряженную спину. – Что бы это ни было, все будет хорошо.
Его щека прижата к моей макушке, и я чувствую, как он кивает. Я также чувствую, как он делает глубокий судорожный вдох и неуверенный выдох.
А затем отстраняется с полуулыбкой на губах, выглядящей так, будто ей здесь не место. Но когда он смотрит на меня, в его глазах снова сияет прежний свет и мне становится легче поверить, что пока что с ним и впрямь все нормально.
И я не возражаю, когда он говорит:
– Прошло уже минут двадцать. Нам надо идти к Мекаю.
О проекте
О подписке