Цитаты из книги «Детство»

Это самое ужасное во взрослых: они ни за что не призн ются, что хотя бы раз в жизни совершили ошибку или поступили опрометчиво.

Люди с таким возмутительно заметным что изнутри, что снаружи детством называются детьми, и с ними можно обращаться как угодно, потому что их нечего бояться. У них нет ни оружия, ни маски, если только они не хитроумны. Я — одна из таких хитроумных, а маской мне служит глупость, и я постоянно настороже, чтобы никто ее с меня не сорвал. Я слегка приоткрываю рот и позволяю пустоте заволочь взгляд, словно всегда пялюсь в воздух. Как только внутри меня начинает петь, я усердно слежу, чтобы моя маска нигде не порвалась. Взрослые, ни один из них, не выносят песен в моем сердце

Детство — оно темное и постоянно стонет, как маленькое животное, запертое в подвале и всеми забытое. Оно вырывается из горла, словно дыхание на морозном воздухе, иногда оно слишком слабое, а иногда — слишком сильное. Детство никогда не бывает впору.

Детство — оно длинное и тесное, как гроб, и без посторонней помощи из него не выбраться. Оно всегда у всех на виду, словно заячья губа Людвига-Кравчика. Он уродлив не меньше, чем Лили-Красотка, — сложно представить себе, что у нее когда-то была мама. Всё уродливое или несчастное принято называть красивым — никто не знает, по какой причине. Из детства не вырваться, оно липнет к тебе, будто запах. Он исходит и от других детей, и у каждого детства он свой, особенный. Но собственного запаха не замечаешь, и иногда становится страшно, что у тебя он хуже, чем у других. Стоишь, разговариваешь с другой девочкой, от детства которой тянет копотью и углем, а она неожиданно отходит в сторону, потому что почувствовала страшную вонь твоего детства. Незаметно наблюдаешь за взрослыми, чье детство затаилось внутри, драное и дырявое, словно проеденный молью половик, о которым все позабыли и больше им не пользуются.

Я чувствую, что предаю подругу, притворяясь, будто мы одной крови.

Улица моего детства — Истедгаде, ее ритм всегда будет биться в моих венах, ее голос навеки останется неизменным рядом со мной, как в те далекие времена, когда мы поклялись друг другу в верности.

Дылда, кричат мне вслед уличные мальчишки, и если так пойдет дальше, однажды мне придется отправиться в Стормогул , где растут великаны. Теперь детство причиняет боль. Это принято называть болезнью роста, и она пройдет только в двадцать лет.

на улицу Карлсбергвай на раздачу школьных обедов, которые были единственной мерой социальной поддержки для малообеспеченных семей в Вестербро тридцатых годов. Последнее и мне, и Эдвину строго-настрого запрещалось.

Никто не должен узнать, что ты покупаешь вчерашний хлеб, — как никто не должен узнать, что ты ходишь

никто не должен был узнать, что твой отец — безработный, хотя тогда половина наших отцов не работали.