Сквозь толщу стен копье богатыря.
Ринальдом звать молодчика, а рядом
Дудон, приспешник самого царя.
Он странствующих рыцарей отрядом
Командовать поставлен был не зря:
До старости задора не растратив,
Он опытностью превзошел собратьев.

40.
А чуть поодаль, в аспидной броне,
С диковинным значком заморских гвардий,
Норвежский принц на вороном коне,
Гордец Гернанд – он всюду в авангарде!
А там, как верной надлежит жене,
Гильдиппа при любимом Эдуарде.
В одежды белые облечены,
Супруги вечностью обручены».

41.
Внимает деве деспот всемогущий,
А под стеной свирепствует резня:
Дудон отрезал путь толпе бегущей,
Скрежещут палаши, трещит броня.
Танкред с Ринальдом бьются в самой гуще,
Ко рву сирийских всадников тесня,
Ринальд коня бичом свистящим вздыбил
И ловко из седла Арганта выбил.

42.
Он славы жаждал, как никто другой,
Но рухнул под мальчишкой конь ретивый,
И в стремени запутался ногой
На краткий миг Бертольда сын строптивый.
Крестовый полк широкою дугой
За ратью устремился нечестивой.
Аргант с Клориндой не бегут одни —
Стихии противостоят они!

43.
За новой сваей в дамбу вбита свая,
Приостановлен бешеный напор.
Вдвоем отход сирийцев прикрывая,
Они держались твердо до сих пор,
Но конница Дудона боевая
Нахлынула, скача во весь опор.
Ахмеду в грудь старик наносит рану
И отрубает голову Тиграну.

44.
Остроконечный шлем не уберег
Мансура от Дудоновой десницы,
На гибель Альгазара он обрек,
От шеи протянув до поясницы.
Корбана разрубил он поперек,
Мамеду вран уже клевал зеницы.
Бежал, вопя от ужаса, Мурат,
Аргант и тот был встрече с ним не рад.

45.
В испуге бьет копытом конь черкесский,
Седок в сердцах кричит ему: «Стоять!»
И, сделав незаметно выпад резкий,
Вонзает длинный меч по рукоять
Дудону в бок. Пылает в южном блеске
Лазурь небес, но солнцу не сиять
Отныне для почтенного рубаки —
Железным сном почить ему во мраке.

46.
Он трижды вглядывался в небосклон
И трижды закрывал больные веки,
На локте трижды подымался он
И падал на спину, пока навеки
Не стих, предсмертным потом окроплен,
Пока тепла не стало в человеке.
Над телом не помедлив ни на миг,
Аргант к своим помчался напрямик.

47.
От вражьих ускользая эскадронов,
Он, обернувшись, крикнул на скаку:
«Я за клинок благодарю баронов —
Я крови дал попробовать клинку!
Мне сердце дорогим подарком тронув,
Не думали они, что извлеку
Так быстро пользу я из хищной стали,
Иначе бы дарить его не стали!

48.
Скажите полководцу своему,
Что мой клинок он сам оценит скоро,
Когда кишки я выпущу ему.
Я в гости жду достойного сеньора,
А побоится, приступом возьму
Ваш лагерь!» – Тут, не вытерпев позора,
Вперед рванулись франки, но черкес
Под бруствер спрятался, как под навес.

49.
На крестоносцев со стены отвесной
Обрушился смертельный град камней,
И стрелы по броне тяжеловесной
Запрыгали одна другой точней.
Сию браваду ждал конец известный:
Назад пришлось им повернуть коней.
Уйти врагу позволив поневоле,
Ринальд догнал своих в открытом поле.

50.
Товарищей к отмщенью он призвал,
Печалясь о заколотом Дудоне:
Покойному не пожалел похвал,
Твердил в слезах, что скорби нет бездонней!
«Поднимемся, – кричал, – на ближний вал.
Оттуда град святой как на ладони!
Ужели мы отрядом небольшим
Непрочных кирпичей не сокрушим?

51.
Не из алмазов этот форт воздвигнут,
Не окружен обшивкою двойной,
На наковальне молотом не выгнут!
Пусть не мечтает враг, что за стеной
Его отмщенья копья не настигнут!
За мной, – вскричал он, – рыцари, за мной!» —
И храбро поскакал к святому граду
Наперекор грохочущему граду.

52.
Так глянул он на крепкие врата,
Так головой тряхнул, подняв забрало,
Что жителей сковала немота,
Не знавших страха страхом пробирало.
На битву звал он именем Христа,
Титан, а не подросток-задирала,
Пока Сигьер, от Готфрида гонец,
Сей выходке не положил конец.

53.
Воскликнул галл: «Пред волей полководца
Склони нетерпеливое чело!
С врагом еще успеешь побороться,
Для наступленья время не пришло!» —
Едва удерживая иноходца,
Ринальд от гнева дышит тяжело,
Сейчас наружу вырвется досада —
Опять затягивается осада!

54.
К палаткам лагерным спешит отряд,
Препятствий не встречая по дороге,
Свершить последний траурный обряд
Повелевает им обычай строгий.
Герои тризну горькую творят,
Дудона тело водрузив на дроги.
На город Готфрид смотрит со скалы,
Осматривая стены и валы.

55.
На двух горах, долиной разделенных,
Неодинаковых по вышине,
Лепился город средь садов зеленых.
Он с трех сторон несокрушим извне! —
От стен, самой природой укрепленных,
Пологий спуск к четвертой вел стене.
На беззащитном северном участке
Зубцы надстроил деспот для острастки.

56.
Внутри запасы питьевой воды
Хранили жители в цистернах тайных,
А за стеной, безжизненно тверды,
Солончаки среди песков бескрайных,
Где не шумят тенистые сады,
Где ни лугов, ни пахот урожайных,
Где нечего и думать о жилье,
И мрачный лес в шести примерно лье.

57.
К востоку блещет солнце в Иордане,
К закату Средиземноморья синь.
На севере Вефиль – свидетель дани
Тельцу златому варварских святынь,
Самария апостольских преданий,
А к югу, благостно шепча «Аминь»,
Смеются небу радостно и немо
Холмы, гордясь зачатьем Вифлеема.

58.
Три склона изучает Готфрид, три
Прохода в складках местности всхолмленной:
Насколько мощен гарнизон внутри?
Как взять сподручней город укрепленный?
Эрминия кричит царю: «Смотри!
Там на пригорке, в мантии червленой,
Неверных государь и принципал —
Он в битве ни одной не отступал!

59.
Сей праведник родился властелином:
Любой его приказ, любой декрет
Внушает послушанье исполинам.
Один Раймунд, седой его клеврет,
Сравниться может с ним умом орлиным,
Ринальд – геройством, дерзостью – Танкред!
В нем полководческий удвоен гений
Солдатской удалью в чаду сражений!»

60.
Ответил царь: «В те давние года,
Когда послом египетским в Париже
Я состоял, случалось иногда
Мне посещать турниры и поближе
Узнать храбрейших рыцарей. О да!
Пажом он был в ту пору. Но, поди же,
Как возмужал! Мы знали наперед,
Что к славе путь он быстро изберет.

61.
Быстрей, чем думал я. А это кто же?
Такой же цвет у платья и покрой.
Как друг на друга рыцари похожи!
Нет, кажется, не так высок второй». —
Эрминия в ответ: «Он чуть моложе,
Зовется Балдуином сей герой.
Пусть Готфрида он проще и суровей,
Он брат ему по духу и по крови.

62.
Вот и Раймунд, почтенный бородач,
В латинской армии сметливый самый,
Застрельщик всех больших ее удач,
Что перед ним ученые имамы!
Его загадкой хитрой озадачь,
Хитрее ход найдет старик упрямый.
Вильгельм с ним рядом в шлеме золотом,
Британский принц с узорчатым щитом.

63.
А вот и Гвельф – об этом славном муже,
Поднаторевшем в доблестных трудах,
Ты слышал, царь, – дерется он не хуже,
Чем молодежь, хотя уже в годах.
Какая выправка! Но почему же
Нет Боэмунда в рыцарских рядах?
Цареубийца, он пресек до срока
Мой древний род, идущий от Пророка».

64.
Беседует с Эрминией тиран,
А Готфрид понимает, что по склонам
Втащить наверх не сможет он таран:
Утесы служат городу заслоном.
В себе не сомневаясь ни на гран,
Решает он сдружиться с Аквилоном:
На пустошь против Башни Угловой
Коварно лагерь переносит свой.

65.
Так город был велик, что частоколом
Его не удавалось запереть,
Ряды палаток на предгорье голом
Тянулись вдоль стены всего на треть.
Стеречь подходы к близлежащим селам
Войскам осадным надлежало впредь:
По всем дорогам в точки ключевые
Отправлены разъезды верховые.

66.
Траншеи вырыты вокруг шатров,
Острей железа колья в прочном тыне,
А позади шатров широкий ров —
Защита от кочевников пустыни.
Лежит Дудон, торжественно суров.
На властный зов молитвенной латыни,
Поставив часовых у волчьих ям,
Вернулся Готфрид к плачущим друзьям.

67.
На пышном ложе, лентами увитом,
Покоится в цветах боец лихой.
Склоняется товарищ над убитым,
И в гул перерастает стон глухой.
Но слезы не струятся по ланитам
У Готфрида – спокоен взор сухой.
В груди он крепко спрятал скорбь мирскую,
Над гробом речь произнося такую:

68.
«Собрат, я над тобою слез не лью —
Ты умер навсегда для жизни бренной,
Дабы воскреснуть ангелом в раю,
Расставшись с оболочкою презренной!
Святой, ты отдал жизнь в святом бою!
Возрадуйся, о мученик смиренный,
Высокими деяньями велик,
На небесах узришь ты Божий лик!

69.
В небесные ты облачен одежды! —
Мы не тебя жалеем, а себя:
С тобой от нас уходит часть надежды,
Часть доблести теряем мы, скорбя!
Но если та, которую невежды
Прозвали смертью, выбила тебя
Здесь, на земле, из рыцарского строя,
С небес поможет нам копье героя!

70.
Ты на земле был пасынком земли,
Земному уподобленный орудью.
Паря на крыльях в ангельской дали,
Ты высшему послужишь правосудью.
Молитвам братьев плачущих внемли,
И мы напор Греха воспримем грудью.
Победной поступью с таким вождем
К обещанному храму мы придем!»

71.
Он замолчал, и в сумраке угрюмом
Толпа, перекрестясь, встает с колен.
Уходит день с его привычным шумом,
Для скорбных душ покой благословен.
Лишь герцог тяжким предается думам:
Он знает, что на приступ этих стен
Идти без должной подготовки рано,
Но где возьмет он бревна для тарана?

72.
Когда же утренний повеял бриз,
К процессии примкнул он похоронной.
Над свежею могилой кипарис
Сплетался с пальмовой резною кроной,
И золото богослужебных риз
Перед шеренгой меркло эскадронной.
Струилось пенье в благостной тиши
За упокой Дудоновой души.

73.
Сквозь ветки блещет медь трофеев бранных:
Когда-то их он прицеплял к седлу,
Воюя с персами в полдневных странах,
Сминая турок в яростном пылу.
Напоминаньем о кровавых ранах
Прибит нагрудник к мощному стволу,
И надпись вырезана: «Здесь навеки
Дудона славного сомкнулись веки».

74.
Обряд окончен, и в соседний лес,
Указанный сирийским селянином,
Шагают с пилами наперевес
Мастеровые по глухим теснинам.
Летит листва с подрубленных древес,
Конвой приставлен к балкам и станинам:
Под самой крепостью, то там, то тут,
Машины стенобитные растут.

75.
Взобрался ловко для работы спорой
На плечи лесорубу лесоруб,
Под корень спилен ясень тонкокорый,
И надмогильный кипарис, и дуб,
И древний вяз, что был плющу опорой,
Когда тянулся к небу солнцелюб.
Согнуться под железом смертоносным
Пришлось высоким пиниям и соснам.

76.
За годом год свой обновлял покров
Могучий бук – теперь он гол, как посох.
Платан, привычный к натиску ветров,
Оглох от визга пил громкоголосых.
Обтесан лезвиями топоров
Пахучий кедр, лежащий на колесах,
Пичуги улетели из гнезда,
И звери разбежались кто куда.