Глава 1
Растение радости

Представим себе древних охотников и собирателей Ближнего Востока, в поисках пищи бредущих по новой местности, пробующих на вкус то или иное насекомое, животное или растение. Семена, обычно очень питательные, надо отведать. Так же как и стручки и фрукты, которые их окружают. Однажды кто-то из них обнаруживает на открытой местности участок с растениями высотой по пояс, каждое из которых согнулось от тяжести отборных бледных, как воск, светло-зеленых коробочек с семенами.

Стоит попробовать. Понюхал. Немного надкусил. Скорчил гримасу и выплюнул. Внутренность коробочки такая горькая, что рот перекашивает, а это плохой знак. Мы считаем, что горьки многие ядовитые вещи, так природа сообщает, чего избегать. Горечь обычно означает боль в животе или что-то похуже.

Так наш первый исследователь отворачивается от растений с большими коробочками. Спустя некоторое время происходит странное. Задумчивость. Облегчение боли. Чувство снижения опасности. Связь с богами. Растение священно.

Все могло начаться именно так. Или так: один древний человек с острым взором заметил, как животные едят эти коробочки, а потом ведут себя немного странно, – знак, что у этого растения есть сила.

Мы не знаем, как в точности все произошло, но знаем когда. Долгая связь между людьми и этим чудодейственным растением началась более 10 тысяч лет назад – до возникновения городов, сельского хозяйства, науки и истории. К тому времени, как в долинах рек Евфрата и Тигра возникли первые на Земле поселения людей, коробочки этого растения употребляли в пищу, его горький сок использовался как лекарство, ему воздавали хвалу. Недавно на раскопках четырехтысячелетнего дворца, на территории сегодняшней Сирии, археологи обнаружили необычную комнату рядом с кухнями. Там было восемь очагов и большое количество котелков, но не было остатков пищи. Вместо них ученые обнаружили следы мака вместе с валерианой, ромашкой и другими травами, которые используют в медицине. Был ли это один из первых в мире центров по созданию лекарств?

Растением, приковывавшим внимание Древнего мира, был мак. Его коробочки, особенно сок на их внешних стенках, давали эффект, казавшийся сверхъестественным. Найденные на Крите терракотовые статуэтки возрастом более трех тысяч лет изображают богиню в головном уборе, украшенном коробочками мака с надрезами. Некоторые археологи предполагают, что комната, в которой была найдена статуэтка богини, использовалась минойцами для вдыхания паров высушенного сока мака.

Греки ассоциировали это растение со своими богами сна (Гипнос), ночи (Никта) и смерти (Танатос) и изображали его на монетах, вазах, ювелирных изделиях и могильных камнях. В мифах богиня Деметра использовала мак для того, чтобы облегчить боль от потери ее похищенной дочери, Персефоны. Античный поэт Гесиод за восемь столетий до рождения Христа писал о городе близ Коринфа и Микен, название которого переводится приблизительно как «Маковый город», – некоторые историки считают, что он получил свое название от окружавших его обширных маковых полей. Гомер упоминал это растение в «Илиаде», а в «Одиссее» рассказывал историю о том, как Елена делала сонное зелье, содержавшее, как многие считают, сок мака. Гиппократ часто упоминал мак как ингредиент в своих лекарствах. Мак был частью храмовых ритуалов, гравировался на статуях и изображался на стенах склепов. Он был одним из древних средств, использовавшихся для лечебных целей. Сегодня он – одно из самых противоречивых веществ.

По-своему удивительно, что древние люди вообще обнаружили какие-либо естественные лекарства. Считается, что 95 % из более 300 тысяч видов растений на Земле несъедобны для людей.

Пойдите и начните случайным образом жевать зелень в ближайшем лесу: шансы 20 к 1, что вы сложитесь пополам, вас вырвет или вы умрете. Съедобных растений будет немного, шансы найти полезные в медицине стремятся к нулю.

И все же наши предки сделали это. Методом проб и ошибок, наития и наблюдения доисторические люди по всему миру постепенно составляли список лекарственных растений. Древними целителями были «местноеды», употреблявшие в пищу то, что росло ближе к дому. В Северной Европе в число эффективных средств входили корень мандрагоры (почти от всего, начиная проблемами с животом и заканчивая кашлем и бессонницей), черный морозник (сильное слабительное), белена (болеутоляющее и снотворное) и белладонна (для сна и от проблем с глазами). Другие ранние лекарства пришли по торговым путям из пунктов на юге и востоке. Многие растения, которые настойчиво требовали у продавцов на Ближнем Востоке и в Азии, например, корица и перец, использовались как лекарства и как приправы. Древние целители знали не только, что собой представляли местные травы, но и как их использовать. Педаний Диоскорид, греческий врач при армии Нерона, живший в I веке, суммировал все, что было известно в его эпоху, в труде «О лекарственных веществах», одном из самых ранних и самых важных руководств по лекарствам. Вдобавок к перечислению сотен трав и их эффектов он описал их предварительную обработку и рекомендуемые дозы. Листья растений можно было высушить, истолочь и добавить в настойку, заваренную на медленном огне, корни можно было собрать, вымыть, раздробить в кашицу или съесть сырыми. Некоторые следовало добавить в вино, другие в воду. Лекарства глотали, пили, вдыхали, втирали в кожу или ставили как свечи. Работа Диоскорида служила руководством по использованию медицинских препаратов в течение более тысячи лет.

Он описал мак, охарактеризовал его эффекты и подчеркнул опасности: «Небольшая его доза, – писал он в работе «О лекарственных веществах», – облегчает боль, вызывает сон и дает энергию, борется с кашлем и болезнями брюшной полости. Принимаемый как питье слишком часто, он причиняет страдания, делает людей вялыми и убивает. Он помогает при болях в теле, если его посыпать на покраснения, и в ушах, если закапать его в уши с миндальным маслом, шафраном или миррой. При глазных воспалениях мак используется с жареным яичным желтком и шафраном, при рожистом воспалении и ранениях – с уксусом, а от подагры – с молоком женщины и шафраном. Введенный пальцами как свеча, он вызывает сон».

Мак путешествовал от культуры к культуре и имел множество имен, от древнешумерского hul gil, что означало «растение радости», до китайского ya pian (от которого произошло английское выражение «have a yen» – желать чего-то до смерти – для обозначения чувства зависимости). Греческое название сока – opion, что и дало сегодняшнее название наркотическому сырью, сделанному из мака, – опиум.

До XIX века лекарства представляли собой всего-навсего пучок трав, высушенный в чулане ведьмы или у докторов со священниками.

Их приготавливали и смешивали отчасти для лечения, отчасти для магии – кипятили для напитков и эликсиров, спрессовывали в таблетки, смешивали с чем угодно: от праха мумий и рога единорога до пудры жемчуга и сушеного помета тигра, чтобы произвести варево для состоятельных пациентов.

Древние целители часто использовали одно и то же слово, чтобы описать эффект от опиума: эйфория. Опиум делал боль от недугов и травм выносимой и в то же время помогал отдохнуть. Он был одним из средств, которыми древние врачи пользовались с осторожностью: целители знали, что превышение дозы может легко сменить сон пациента смертью.

Опиум распространился на Ближнем Востоке и на Западе, от шумеров и ассирийцев к вавилонянам и египтянам, а из Египта в Грецию, Рим и Западную Европу. В одном египетском медицинском тексте описано его применение в 700 различных видах лекарств. Армии Александра Македонского везли его с собой, знакомя с ним местное население по мере того, как захватывали земли от Греции до Египта и Индии. Цветы мака стали символом сна, временного или вечного, ассоциировались с богами дремы и метаморфоз, отмечали переход от жизни к смерти.

Ассоциация мака со смертью была довольно прямой. Уже в III столетии до н. э. греческие врачи понимали, что наряду с эйфорией опиум может нести опасность. Они спорили, стоит ли медицинский эффект рисков для пациента.

Греков беспокоила опасность передозировки, также они осознавали, что, если пациент начнет принимать опиум, остановиться будет трудно. Они дали первое описание аддикции.

Но преимущества опиума, как казалось многим, перевешивали его недостатки. Считается, что, когда в I и II веках н. э. владычествовала Римская империя, опиум использовался так же широко, как вино, и продавался на римских улицах в виде маковых пирожных (приготовленных без выпекания тягучих сладостей из мака, сахара, меда, муки и фруктового сока) для поднятия духа простого народа и облегчения болей разной степени тяжести. Говорили, что император Марк Аврелий принимал опиум, чтобы заснуть, поэт Овидий тоже имел репутацию его любителя.

После падения Римской империи опиум нашел новые рынки сбыта благодаря арабским купцам, производившим легкое, удобное в транспортировке вещество, ценившееся богатыми покупателями на вес золота, – оно было обычной частью товаров торгового каравана, распространявшего опиум по Индии, Китаю и Северной Африке. Один из величайших арабских врачей Ибн Сина (на Западе его звали Авиценна) около 1000 года н. э. писал, что опиум – один из важнейших подарков целителю от Аллаха, за который следует благодарить его каждый день. Он очень точно отметил медицинские цели его использования, а также его опасности: например, появление проблем с памятью и мышлением, запоры и легкость передозировки. Авиценна столкнулся со случаем, когда пациент погиб от введения слишком большой дозы опиума ректально. Вывод этого великого ученого, сделанный тысячу лет назад, звучит очень схоже с современными позициями по опиумному вопросу. «Врачам следует выяснить продолжительность, силу боли и ее переносимость у конкретного пациента и тогда уже взвесить все риски и выгоды от использования опиума», – писал Авиценна, советуя его применение только в крайних случаях, и рекомендовал врачам использовать его как можно меньше. Вполне возможно, сам Авиценна имел пристрастие к опиуму.

Он и другие арабские врачи добавляли вещество из этого растения в настойки, припарки, перевязки, суппозитории, мази и эликсиры. Арабские врачи были лучшими в мире создателями лекарств, они далеко продвинулись в искусстве их изготовления, развивая применение фильтрации, дистилляции, возгонки и кристаллизации – операций так называемой «алхимии» (считается, что это название произошло от слова «khem», то есть Египет, поэтому оно означает что-то вроде «египетская наука»). Основной идеей алхимии, в соответствии с представлениями на Западе, была работа с сырыми природными материалами, доведение их до совершенства, содействие их переходу от грубого, неразвитого состояния к более изысканным и чистым формам, чтобы высвободить их настоящий внутренний дух (эта идея вошла в английский язык: алхимическая дистилляция вина и пива привела к появлению мощных ликеров, которые называют «spirits», т. е. ду́хи). В те времена алхимия была методом создания важных продуктов (таких как лекарства или духи), исследования мира природы и почти религиозного поиска души всех вещей.

Древние исламские рукописи разъясняют, что, хотя опиум способен творить великие дела, он также может превращать в рабов тех, кто его употребляет. Кроме того, в манускриптах описаны пристрастившиеся к опиуму с их опасными иллюзиями, медлительностью, ленью и снижением умственных способностей. «Льва он превращает в жука, – предупреждал один из авторов, – гордеца в труса, а здорового в больного».

Употребление опиума в Европе снизилось после падения Римской империи, а потом снова возросло, потому что возвращавшиеся домой из Крестовых походов солдаты привезли его с собой из Святой Земли.

К XVI веку его использовали от Италии до Англии для лечения всего: начиная малярией, холерой и истерией и заканчивая подагрой, чесоткой и зубной болью.

К его горячим сторонникам относилась одна из самых странных и привлекательных фигур в истории Средних веков – швейцарский алхимик и революционный целитель с впечатляющим именем Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм. Сегодня он более известен как Парацельс. Он был единственным в своем роде гением медицины, отчасти бунтарем, отчасти мошенником, чуть мистиком, чуть сумасшедшим, гигантом мысли, странствовавшим по Европе из города в город с сумками лекарств и инструментов и имевшим при себе огромный меч, в эфесе которого, по слухам, содержался Эликсир Жизни. Обычно Парацельс приходил в какой-нибудь город, разговаривал с местными, предлагал свои умения, лечил больных, еретически рассказывал о новых теориях, перенимал советы от местных врачей и бранил устои медицины тех времен. «В мое время не было докторов, которые могли вылечить зубную боль, не говоря уж о серьезных заболеваниях, – писал он. – Я тщательно искал определенные и проверенные знания в искусстве [медицины]. Я обращался не только к образованным врачам: я искал их у жнецов, брадобреев, мудрых мужчин и женщин, колдунов, алхимиков, монахов, дворян и простого народа». Он слушал, спорил, учился и лучшие идеи применял в лечении своих пациентов.

Попутно он сочинил несколько книг, большинство из которых не были изданы при его жизни. Они были написаны в стиле, который один историк охарактеризовал так: «очень сложно читать и еще сложнее понять». Это была мешанина из фантастических алхимических символов и намеков на магию, отсылок к астрологии и христианскому мистицизму, медицинским рецептам, божественного вдохновения и философских размышлений. Но сердцевина всего этого – прорывные медицинские идеи.

Парацельс считал большинство врачей «тщеславными болтунами», разбогатевшими на том, что они, как попугаи, твердили замшелые идеи древних, воспроизводя избитые истины римских, греческих и арабских мудрецов и повторяя старые ошибки. Им Парацельс предлагал простую альтернативу: подлинные искатели знания должны читать книгу природы. Вместо того чтобы слепо следовать старым текстам прежних авторитетов, врачи, как он считал, должны были опираться на то, что работает в реальном мире, должны были открыться всем чудесам, которые предлагает природа, и искать новые подходы, использовать новые лекарства и по-новому, замечать, что происходит, и потом использовать это знание, чтобы совершенствовать искусство врачевания.

Парацельс экспериментировал со своими лекарствами, пробуя новые микстуры и проверяя, как они работают. Важно сказать, что это были не эксперименты в современном научном смысле. Скорее их можно охарактеризовать так: «Тут что-то интересное. Я попробую, и посмотрим, что выйдет».

Главным из его успешных изобретений была таинственная маленькая черная таблетка, которая, казалось, облегчала любую хворь. «Я владею секретным средством, которое я называю лауданумом и которое является наиважнейшим из сильнодействующих средств», – писал он около 1530 года. Один из его современников вспоминал: «У Парацельса были таблетки, которые он называл лауданумом: они выглядели как кусочки мышиного помета, но применял их он только в случае чрезвычайных болезней. Он хвастал, что мог с их помощью воскрешать мертвых и, конечно, доказал, что так оно и было: пациенты, которые казались умершими, внезапно воскресали».

Лауданум Парацельса стал чем-то вроде легенды. Сейчас мы знаем секрет рецепта: около четверти каждой таблетки составлял чистый опиум, а остальное было причудливой (и по большей части бесполезной) смесью белены, безоарового камня (твердой массы из кишечника коров), янтаря, мускуса, крошек жемчуга и кораллов, различных масел, костей из сердца оленя и, самое главное, небольшого количества рога единорога (расхваленного и, безусловно, воображаемого ингредиента многих средневековых снадобий; то, что выдавалось тогда за рог единорога, чаще всего было бивнем нарвала). Большей части эффекта лауданум был обязан, собственно, опиуму.

Парацельс был так уверен в своих убеждениях, что, когда он утверждал что-то вроде «Невежественные врачи подобны слугам ада, посланным на муки больных» или напоказ сжигал на костре одну из книг Авиценны, многие думали, будто он высокомерный хвастун. Но шарлатаном он не был. Наоборот, он был одним из отцов фармакологии, человеком, который в одиночку помог исследователям лекарств избавиться от мертвой хватки древней теории и встать на более современный фундамент. Считается, например, что он изучал лекарства на себе и своих последователях, а потом записывал эффекты – практика экспериментов на себе станет обычной среди врачей в последующие века.

К 1541 году, году смерти Парацельса, аппетит на опиум в Европе возрос. Колумбу было сказано найти и привезти опиум из своих плаваний, увенчавшихся открытиями, то же задание получили и Джон Кабот, Фернан Магеллан и Васко да Гама. Это было связано с тем, что опиум оказывал заметное действие, в отличие от многих прочих таблеток и снадобий эпохи Возрождения. Чем выше была его популярность, тем большим количеством способов его использовали врачи. Некоторые находчивые доктора растворяли опиум в отваре шелковицы и крапчатого болиголова, а затем вываривали в нем морскую губку. Когда эту наркосодержащую «сонную губку» мочили и нагревали, она испускала пары, облегчавшие боль, и пациенты засыпали. Так опиум стал одним из первых средств анестезии. Венецианская патока, смесь опиума с 72 другими ингредиентами, начиная от меда и шафрана и заканчивая плотью гадюки, использовалась для лечения всего, начиная с укуса змеи и заканчивая чумой. Популярность этого снадобья была столь велика, что оно поспособствовало выпуску первых законов об использовании лекарств в Лондоне. В 1540 году Генрих VIII даровал врачам право проверять аптеки и докладывать о любых опасных или неправильно составленных лекарствах, включая венецианскую патоку. Ко временам Шекспира только один человек в Лондоне имел право ее изготовлять, и даже он должен был предъявлять ее Коллегии врачей перед продажей.