Отзывы на книгу «Семь столпов мудрости»

I`m different, - говорит Лоуренс своему проводнику-арабу. Кто из мыслящих людей не готов подписаться под этим? Я – иной, поэтому мой путь – это мой путь, я его избираю, я его придумываю, я его создаю для себя. Книга – именно об этом. Между строк – созданная для себя миссия, почти на грани мессианизма. В этом – смысл, в этом – оправдание и самоуспокоение, экзистенциальное успокоение, не эмоциональное. Но в этом – и главная, а, может, и единственная причина почти крушения, и если не крушения, то трагедии – точно. В любом случае личность автора – совершенно незаурядна и не потерялась среди исполинов той эпохи.

По-человечески живая и слабая личность Лоуренса, как она преображается с постановкой самому себе сверхчеловеческих задач! Это ведь история того, как из офисного планктона вырастает завораживающе громадный голубой кит (голубую тему – ну как же её обойти по нынешней жизни-то). История преображения – антитезы превращению кафкианскому. Что ведет из сытой и в общем безопасной жизни штабного червя, пусть и называемого аналитиком, в пекло, которое сами арабы называют «сковородкой дьявола»? Конечно, без тщеславия здесь не обойтись, без честолюбия, разумеется. А что, кто-то в этой жизни без перечисленных земных грехов обходится, ну или, по крайней мере, не мечтает об этом?

Нейл Фергюсон в своей «Империя. Чем современный мир обязан Британии?» вопрошает: зачем Лоуренс рассказывает всему миру об изнасиловании его турецким комендантом городка Дераа? По той же причине, по которой рассказывает начальнику английского экспедиционного корпуса полковнику Алленби о понравившемся ему чувстве, испытанном при расстреле им же спасенного араба. Спасенного в результате чуть ли не философского спора с Али о предначертанности всего. Одним тщеславием не объяснить эти откровения. И чувством величия в собственных глазах – тоже. Неосознанное желание освободиться от травмирующих воспоминаний – да, и это тоже. Вот так, в совокупности грехов и достижений, и живет человек, и несет свой крест, и самоутверждается – от аравийской пустыни до Северного и примкнувшего к нему полюсу Южному.

Что чувствует, а главное – как жить дальше после того, как тебя внутренне измяли – выражение Юрия Нагибина из его дневников? Мавр сделал своё дело, - так всегда и случается. Ему на смену приходит новый и всё повторяется, повторяется в миллионный раз. Так вот, после использования не по прямому назначению, Лоуренс продолжил жизнь достойно, это тоже есть в книге. А вот то, что случилось после смерти, по известной причине в книгу как авторский текст не вошло. А именно: империя достойно воздала своему подданному. Он не то, что не был забыт – в обществе, которое чтит своих сыновей, это и невозможно – похоронен защитник и строитель Империи в соборе Святого Павла в Лондоне.
Книжку прочесть нужно обязательно. И посмотреть прекрасный фильм Дэвида Лина 1962 года «Лоуренс Аравийский». Исполнитель главной роли Питер О`Тул скончался несколько дней назад.

Путающиеся в голове названия городов и имена, чуждые русскому уху, сменяющие друг друга операции, многочасовые переходы, обсуждение планов.
Непростая книга, именно потому непростая, что знатоком войны я явно не являюсь, а все арабские названия плавно в голове сливаются в одно. Но тем не менее отложить книгу в сторону не было и мысли. Потому что даже не улавливая или упуская некоторые военные тактические ходы, не всегда запоминая как зовут того или иного шерифа, ни на минуту не проходит ощущение, что книга очень одушевленная. Ты вместе в ними проделываешь многочасовые переходы по пустыне, радуешься колодцу с водой, продумываешь предстоящую операцию.
А главное - ловишь себя на мысли до каких размеров сужается мир на войне. Все, что кажется значительным здесь, в этом мире, там теряется, удаляется, уходит на задний план. Остается цель, очень простая цель, непонятная нам тут, в большом мире, но все мысли военного только о ней, об успешной операции, выполнении задания, выживании. Возвышаясь над всем этим, глядя издалека конечно осознаешь всю бестолковость, беспросветность войны, всю ее бессмыслицу. Умирать, убивать, захватывать земли, освобождать земли, подчинятся одним, а после другим, воевать против тех, с кем вчера был по одну сторону. Но, кажется, это такая же потребность людей, как вода и пища, иначе ничем войны испокон веков не объяснить. Не стремление убивать, конечно, потребность, но власть, стремление к ней, желание обладать, подчинять, быть сильнее других. Да и природа постаралась, ведь надо же как-то регулировать население на планете земля, болезни по одну сторону справляются с этой задачей, а люди по другую ничуть не уступают. Так что все закономерно.

Мы взяли Дамаск, и я устрашился. Трех с небольшим дней собственной автократии оказалось достаточно для того, чтобы вызвать у меня интерес к власти.

А книга действительно живет, дышит и греет, хоть и про войну. Потому что потрясающе передан дух страны, народа, места, сказка востока, со всей своей магией обволакивает и дурманит.

Лоуренс Аравийский не был ни писателем, чтобы расставить верные художественные акценты и подобрать удачные образы и слова, ни журналистом, чтобы подать свой материал динамично и гладко. В то же время, будучи очевидцем, активным участником, храня в душе тайные личные мотивы и амбиции, он сумел описать восстание в пустыне так, чтобы между строк остался тончайший привкус романтики и авантюризма. Да, иногда книга превращается в сухой, отстранённый отчёт о военных приготовлениях, сборе резервов и планировании операций. Да, то и дело ждёшь и не получаешь какого-нибудь глубоко личного, прочувствованного замечания или меткого словца - быть может, капли британского юмора. Но лишая подобных маленьких авансов читателя, книга одаривает другим. Всё повествование, как единое полотно, дышит уважительным отношением к чужой культуре, окружению, сильным личностям, а главное - неколебимой заразительной верой в правое дело. За строками определённо чувствуется безрассудная горячность молодости со всеми её завышенными требованиями к миру и к себе. Что может быть приятнее, чем увидеть в книге характер и личность её автора, особенно такой легендарной фигуры, как Лоуренс Аравийский? Быть может, только посмотреть одноимённый фильм, чтобы читая, уже представлять перед глазами те незабываемые пейзажи, игру молодого Питера О'Тула и горькое ощущение надломившейся сказки в конце.

«В моем случае попытка годами жить в арабском обличье, вжиться в образ мыслей арабов стоила мне моего английского «я» и позволила совершенно иными глазами увидеть Запад и нормы его жизни. Мое представление о нем разрушилось без следа. В то же время я был бы не вполне искренен, если бы стал утверждать, что готов влезть без остатка в шкуру араба. Это была бы чистая аффектация. Человека нетрудно сделать неверующим, обратить же в другую веру куда сложней. Я утратил одно обличье и не обрел другого…»

Человек без «я», человек в постоянном поиске своего места, обошедший всю Аравию с романтическим ветром в голове, но так и успокоившийся, ведь даже арабская одежда не может изменить того, что он внебрачный сын и взгляд чопорной Англии всегда будет молчаливо нависать над ним. Прочитанные в детстве книги о крестовых походах, о бесстрашных крестоносцах, помогли создать ему свой романтично-эксцентричный мир, где долг, честь, справедливость – основные мерила, и где перед прекрасным рыцарем открываются все двери, склоняются все головы. С самого детства он хотел править, покорять, устанавливать правила, быть беспрекословным лидером-рыцарем-принцем своего государства. Восстание в пустыне помогло перенести воображаемый мир на реальный ландшафт.
В книге Т.Э. Лоуренс делает попытку осмыслить аравийский опыт, пытается откровенно говорить обо всех событиях:
«Руки у нас постоянно были в крови, и нам дано было право на это. Мы ранили и убивали людей, едва ли испытывая угрызения совести, – столь недолговечна, столь уязвима была наша собственная жизнь. Скорбная реальность такого существования предопределяла безжалостность возмездия. Мы жили одним днем и принимали смерть, не задумываясь о завтрашнем. Когда появились причина и желание карать, мы вписывали в историю свои уроки орудийными залпами или же просто вырезали непокорных, попавших нам под руку.»
Но я не поверила книге, не поверила фильму; полковник Лоуренс для меня далек от героя и даже пожалеть его, как Дон Кихота, не получается. Его мемуары – это попытка снова влезть на верблюда и провести нас по пустыне от колодца к колодцу, периодически рассказывая истории. Истории, где Лоуренс – герой, укротивший бедуинов, захвативший Дамаск и почти подаривший арабам независимость, для меня так и остались историями, байками. А реальность осталась маячить в голубой дымке.

Вот и закончилось двухлетнее приключение офицера британской разведки Томаса Эдварда Лоуренса в Аравии времен Первой Мировой войны взятием Дамаска в начале октября 1918 года, и закончилось мое двухлетнее чтение его мемуаров сейчас, тоже в начале октября. Какое это счастье!

Какой же это был тяжкий труд читать этот талмуд! Каждый раз берясь за него снова и снова, я погружался в зыбучие пески Аравии, терял понимание происходящего как от пустынных миражей, вместе с Лоуренсом покачивался в седле верхом на верблюде под палящим солнцем, и пил тухлую воду из дряных колодцев, и снова отправлялся в путь, в безжалостную пустыню, испытывающую тело, дух и совесть, и конца и края этому невыносимому испытанию было не видно. Не даром Лоуренс в конце снова и снова пишет, как же ему осточертело так жить и как он просто хочет домой.
Но какое же это было путешествие! Офицеру, бывшему востоковедом и исходившем пешком половину Ближнего Востока, британское правительство во время Первой Мировой войны дает задание: собрать под началом Фейсала, сына короля Хуссейна, все арабские племена и кланы в одну мощную армию, способную выгнать со своей территории, при некоторой военной помощи британцев, засевших в этих краях уже сотни лет турок. И вот Томас Лоуренс, одетый в белоснежные восточные одежды, отправился странствовать по пустынным землям от одних кланов к другим, собирая их в одно целое, и не позволяя арабским вождям перебить друг друга, но возрождая в них единый дух арабского национализма, чтоб перевести свою ярость на турок и ударить в них единым фронтом. Да, сладкие сказки обещал Лоуренс арабам: как они, выгнав с помощью британской армии турок со своих земель, получат свободу и независимость и собственное объединенное правительство, не взирающие на межклановые и межплеменные распри. Как бы не так, думал Лоуренс, ненавидя себя за то, что вынужден возбуждать в арабах возвышенные мечты о том, чего никогда не будет, ведь не оставят варваров на верблюдах в покое европейские державы, не нужно им мощное государство под боком, но раздерут они его после войны, о чем будет сказано в небольшом послесловии от переводчика. Но все это будет потом, а пока ехал Лоруенс по пустыне на шумном верблюде со своими провожатыми от одних деревень до других и выполнял приказ. И следствие этого вранья европейев, лившегося в уши арабам из уст Лоуренса пожинаем мы теперь, читая сводки о бесконечных войнах на Ближнем Востоке. Хотя, как бы оно могло быть иначе? Трудно предсказать.

Невыносимо читать эти мемуары не только из-за их бесконечного однообразия переходов по пустыне, напоминавшем путешествие хоббитов с кольцом из Шира (что я в тот момент читал параллельно), но и по большей части из-за непривычных арабских имен и наименований местностей, которые расположены неведомо где, и понимать, откуда шел Лоуренс и с кем, куда и к кому, просто невозможно. Если бы перед глазами была карта в масштабе, то было бы ясны хотя бы площади и расстояния, но Лоуренс довольствовался единственной мерой в пустыне - днями перехода. А это, сами понимаете, сомнительная и непонятная мера. Тем более, что под конец становилось ясно, что на машине эти расстояния покрываются весьма быстро.

Несмотря на тяжесть чтения и однообразность описания военных приготовлений, приказов и передвижений по пустыне, все это перемежалось невероятными и красочными описаниями природы, быта арабов и философскими размышлениями Лоуренса о самих арабах и том, что он делает в этой Аравии, а главы 100 и 103 мне так толком и не дались, чтоб их лучше понять, надо будет перечитать их уже в оригинале - так изощренны мысли Лоуренса и тонка материя его мыслей.
К моему стыду, однако, красочные описания природы давались мне не менее тяжко, чем остальные трудные вещи. Ибо все эти пейзажи я никогда не мог видеть в принципе, и когда Лоуренс описывал вади, долины и скалы, часто используя с изощренностью геолога подробное перечисление и описание пород, из которых были сложены эти местности, я просто тихо страдал, понимая, что все это выглядит, наверняка, очень впечатляюще, но не в силах был это представить. И даже когда шли описания деревень или зеленых местностей, мой разум тоже страдал, ибо, по моим фантазиям, на всем Ближнем Востоке только пески или голые скалы без зелени, и ее наличие в лоуренсовских описаниях меня страшно изумляло и также не давало ничего представить. Придется теперь гуглить все эти пейзажи, выискивая встречавшиеся мне названия местоностей.
Плюс добавлю, что меня впечатляла красота слога самого Лоуренса, особенно в этих описаниях или рассуждениях, и я не могу понять других прочитавших эти мемуары, что мол, бледновато он пишет, не художественно. Ну он же не роман написал! А мемуары, как он, мало кто расписывает такими красочными описаниями.

Бесконечные переходы по пустыне, казалось, никогда не закончатся, как, наконец, с середины началось интересное - подрывы его арабами турецких железных дорог, сопровождаемые опять же красочными описаниями Лоуренса уже взрывающихся паровозов.
А затем, спустя некоторое время, происходит турецкий "плен" Лоуренса, который я ждал, исходя из просмотренного мною до чтения фильма, но который оказался в тысячи раз хуже. Очевидно, в фильме такое показать не могли. Страшные вещи, которые творили с Лоуренсом турки, описываются холодно, но горько, и кажется, что это изменит автора, как-то повлияет на его дальнейшие действия и жизнь. Но нет. Он как будто забывает обо всех надругательствах турок и больше ни разу об этом не вспоминает, однако уже замечается его презрение и ярость к туркам вообще, и расправы над ними описываются им все также холодно.
Вообще отстраненная холодность, с которой Лоуренс расписывал, например, как постоянно страдал от дизентерии, не привыкший, как арабы, пить воду из луж, удивляла с самого начала, но после такого же отстраненного описания "плена", стало ясно, что Лоуренс относится к своим несчастьям едва ли не с равнодушием. Закалявший себя сызмальства и привыкший к боли, он ее не чувствует, но постоянно ищет, и можно долго рассуждать на тему, почему он это делает, а можно просто восхититься его терпением. Свои страдания он описывает точно также буднично, как и все вокруг, потому что как настоящий исследователь нового, ему интересно не только это новое, но и он сам в этом новом и как он на это реагирует. И реагирует с невероятным стоицизмом.

Очень многое в его философских размышлениях и взглядах на жизнь оказалось мне близко, и могу сказать что я прочувстовал дух этого необычного человека, и теперь он всегда будет меня восхищать и восторгать.

Заканчивается книга взятием Дераа и Дамаска, и установлением Лоуренсом при помощи всех его арабов правительства, закона и порядка в Дамаске, буквально рождение нового государства, и все это выглядит крайне впечатляюще, пусть и это государство долго прожить не смогло.

В мире существует два перевода "Семи столпов мудрости" на русский. Полная версия в переводе Георгия Карпинского на 700 страниц, и укороченная версия, выпущенная самим Лоуренсом и снискавшая славу, после того как длинный оригинал славы тогда не возымел, "Восстание в пустыне", переведенное Яковом Черняком, размером в 350 страниц. Так что, когда будете читать, смотрите на количество страниц. Однако, перевод Карпинского может быть не совсем верным, и я рекомендую читать, как я, в фанатском переводе некоей FleetinG_, который можно найти в интернете.

От книги я остался в огромном восторге, и особенно от личности самого Томаса Эдварда Лоуренса, но чтение было невыносимым и буквально причиняло страдания (прямо настоящее погружение в тяжкую работу Лоуренса), причем в основном из-за моего незнания подробностей географии Ближнего Востока, хотя ее может знать так подробно, наверно только востоковед или тот, кто там живет, а также незнания о проходивших там военных действиях во время Первой Мировой. Поэтому я бы сказал, что к чтению я ее не рекомендую - могу предложить ограничиться Восстанием в пустыне , также издававшемся под неверным оригинальным названием в этом варианте или этом . А еще лучше - посмотрите замечательный голливудский фильм "Лоуренс Аравийский" с несравненным Питером О'Тулом в главной роли, в котором есть лишь незначительные разногласия с мемуарами, и вместе с главным героем пронеситесь по пустыне вихрем арабского восстания на фоне фантастических пейзажей, но оставляющего после себя, увы, не долгожданную свободу, а только горечь и опустошение.
Мне теперь надо тоже пересмотреть этот фильм и добавить в список чтения еще другие книги о чарующем Ближнем Востоке.

Но какой же все-таки это был невероятный человек - Томас Эдвард Лоуренс, Лоуренс Аравийский!