Собственно это было последнее, что он успел сделать. Даже не зарычав, а как-то злобно булькнув рассвирепевший колдун кинулся вперед, в кровь разбивая лицо сидящего.

На миг наступила тишина. Даже пламя костра прижалось к земле стараясь не шуметь. Оставшаяся четверка резко вскочила на ноги, кидаясь на Погоста. Завязалась драка. Тяжелые кулаки обрушивалась то на туловище, то на кочан, не причиняя вреда ни тому ни другому в отличии от рук чародея, каждое прикосновение которых валило людей на снег. Мэрган тоже не стояла в стороне, повалив подсечкой одного бойца, схватившегося было за топор, и сильным ударом отправляя того в забытье.

– Вот тебе и люди добрые, – Мэрган покосилась на лежащих без сознания мужчин и сочувственно вздохнув пошла рыться в их вещах, разыскивая крепкие веревки и ремни.

– Вот тебе и костерок… – эхом откликнулся Погост только сейчас заметивший, лежащие среди горящих сучьев книги и свитки. От сырого, неохотно горящего пергамента поднимался смрадно пахнущий дым, – Я думаю нам стоит прояснить ситуацию. Поговорим с молодцами по душам? Заодно покажешь мне, что умеешь.

– Не раньше чем поужинаю, – закончившая со связыванием Мэрган, быстро распотрошила тюки пленников извлекая нехитрую снедь.

– Да, небольшую контрибуцию взять с них определенно стоит, – Погост принялся рыться в припасах, вытаскивая хлеб и пузатый кувшин вина. Чуть помедлив, чародей жестом фокусника смочил хлеб в вине и отложив голову в сторону принялся запихивать массу в горло. Мэрган оставалось лишь отвернуться дабы не портить аппетит.

– Что стыдно? Правильно, никто тебя не просил мне голову рубить! А питаться ж теперь мне как то надо.

– А ты уверен, что тебе можно есть?

– Естественно не уверен, но хочется, бес тебя задери! – Погост раздраженно допихал хлеб и вылил в горло почти все вино.

Мэрган меж тем ловко почистила пару луковиц, достала кусок жирной рыбины и с удовольствием сгрызла прикусывая ржаным хлебом. Впрочем лук можно было не заедать, он оказался сладок как грех. А вот первый же ломоть хлеба болезненно отозвался на зубах. Палач сплюнула несколько камушков, что явно отделись от жернова вовремя помола зерна. Дальше она жевала уже очень осторожно, иначе зубов было просто не напастись.

Покончив с полуночной трапезой, палач неторопливо отпила воды из фляги и направилась к уже оклемавшемуся вожаку, подхватывая на ходу свою сумку.

– Спрошу сразу, сам говорить будешь? – для облегчения совести поинтересовалась палач, хотя уже знала ответ.

Связанный детина сплюнул на камни.

– Все вы упираетесь сперва… – Мэрган раскрыла сумку, – Значит точно пыток не боишься?

– А ты точно не боишься того, что с тобой мои друзья сделают, когда поймают? Знаешь сколько с такой девочкой как ты вытворить можно, пока не околеет? Да и после того тоже.

– Значит так. Что это знаешь? – Мэрган покопалась в сумке извлекая странный, предмет похожий на увенчанную винтом железную грушу. Так… По глазам вижу что нет. Смотри, сий инструмент состоит из трех сомкнутых лепестков. Покручу винт на конце и они начнут расходится, медленно-медленно… Пока не распустятся словно цветок… Что? Куда я тебе это вставлю? Догадайся. Подскажу, эта груша для мужеложцев сооружена, у меня есть еще одна, для рта… Ну да ничего, ты еще радуйся, что я к тебе, к адамову племени, третью применить не смогу.

– Храбрости у тебя девка не хватит… – в голосе детины появилась неуверенность. Связанные руки инстинктивно попытались прикрыть толстую филейную часть.

– Погостик, подойди.

Чернокнижник послушно внял ее зову, красноречиво показывая на свое не слишком целое тело.

– На него у меня смелости хватило. Ладно стягиваем портки.

– Стой! Не надо!

– Правильно, своя задница всегда ближе к телу, – Мэрган довольно отложила грушу и выжидательно уставилась на пленника.

– Что хотите знать?

– Итак… Сколько вас, как давно вы здесь, что делаете и по чьему приказу, – присевший перед ним чернокнижник явно не страдал отсутствием любознательности.

– Сколько мы тут? Да с начала осени почитай роем, что твои черви. Копаем и копаем, я уж лопату держать стал лучше меча.

– С начала осени? Да ведь тогда меня и схватили! – Погост вскочил и заложив руку за спину начал ходить взад-вперед.

– Не отвлекай. По чьему приказу?

– Так сэра Франца, рыцаря, хозяина Белолесья. Дружинники мы его. Осенью собрал да и приказал идите туда-то и копайте. Вот мы и копали всей дружиной. Думали что сокровища, а тут разобрали завалы, смотрим: одни гнилые деревяшки, да книжки какие-то.

– Сэр Франц из Белолесья значит… – протянул Погост.

– Что-то о нем знаешь?

– Мало… Но спиной к нему никогда бы не повернулся.

– Сунет кинжал?

– Сунет… Но не кинжал и не в спину, – туманно откликнулся Погост и вновь вернулся к допросу, – Когда галереи вскрыли, никого странного не заметили?

– Вы про гадость ту костяную? Была, сразу двоих наших пожрала. Ну мы знамо дело обиделись, да и отправились в ближайшую деревню, взять значит корову пожирнее. Привязали ночью к стене у входа, а когда оно вылезло лакомиться, обрушили ее: ну не корову то есть, а стену эту. Пока тварюга та ворочалась да выбиралась, порубили ее топорами, а кости мельнику снесли, чтоб тот их помолол да над речкой развеял…

– Хватит, – Погост снова прервал словесный поток, – С книгами что?

– Сэру Францу гонца отправили, так он велел переплеты, что поценнее, отодрать и в замок отвести, а все остальное сжечь…

– Проклятье!

– Не злитесь, ваша чудесность. Хозяину то хорошо приказывать, да все книжки гнилые: там в катакомбах потолки кое-где рухнули, видать осенние дожди все и залили – сами ж знаете какая осень стояла. Ну вот, книги вымокшие не загорелись, да и когда начали их извлекать: мороз, снег, не просушишь, костра толкового не разведешь, мы только чуток самого сухого пожгли, а остальное сегоднясь с утреца на телеги погрузили да в замок отправили с остальными дружинниками, пусть у хозяина самого голова болит.

На этой оптимистической ноте разговор и закончился. Вместе с Мэрган стащив пленников в подвалы под руинами, Погост ослабил тем веревки и кинув сумку с едой, обвел пространство вокруг пленников куском угля. После этого он долго читал заклятия, пояснив после, что любого, кто переступит черту в ближайшие сутки будет ждать мучительная смерть. Судя по той неподвижности, что возникла внутри круга, его увещевания подействовали. Кинув в угол сноп магического пламени, дабы бедняги не превратились за это время в лед, Погост был таков.

– Бесы дери их души. Что же это получается… Если кто-то сразу начал раскопки на этом месте желая найти тот дневник, значит от меня решили избавиться, чтобы я не добрался до него первым… Значит у демона в замке есть сообщник. А может и не в замке, я же успел каждому уши прожужжать о своих подвигах и о дневнике болтал без умолку… – окончивший с колдовством Погост нервно потер руки.

– Может все же наконец расскажешь, как ты умудрился загреметь в камеру? – в соседнем зале Мэрган уже расстилала трофейные шкуры, на которых недавно только спали дружинники.

– Ну а как ты сама думаешь, за что герцог ценящий своего чернокнижника, мог велеть его казнить? А?

Палач вопросительно уставилась на Погоста.

– За одежду он меня казнил.

– Герцогу не понравился твой черный балахон?

– Герцогу не понравилось, что на мне не было моего черного балахона когда он застал меня в его собственной спальне с его собственной женой, – Погост насупился.

Мэрган промолчала. У нее не было слов для комментариев.

– Да, отвечая на твой немой вопрос, другого места я найти не мог, – Погост насупился еще сильнее, – Во всем виновато положение Лиса Седьмого: он герцог. Будь он бедным аристократом, то его спальня была бы огромна, да только и спал бы он вместе со всеми слугами, просто тканью отгородившись. Ну да я отвлекся: к несчастью герцог наш человек богатый и может себе позволить отдельную спальню. Ах, если бы ты еще знала, что там за кровать! После одного взгляда на нее мысль о сне в другом месте мучительна. Огромная, на ней бы поместились с десяток человек, на четырех резных столбиках, а над ними балдахин из шелка, чтобы не одно насекомое не свалилось с потолка, тревожа тебя в самый неподходящий момент. А какая она мягкая… Соблазн был слишком велик и мы с Октавией…

В общем когда герцог входил в спальню ничего исправить было уже нельзя. Учитывая тот факт, что из одежды на Октавии к тому моменту был только рубиновый кулон, а на мне и того меньше, герцог быстро заподозрил неладное, и прежде чем я успел прибегнуть к заклятьям, трижды приложил меня лицом о столбик кровати, после чего выкинул в окно. Со второго этажа между прочим, на брусчатку. После этого я не то, что сопротивляться, даже на своих ногах до застенка дойти не мог, – Погост попытался сокрушенно покачать головой, но в связи с отсутствием шеи лишь уронил ее на землю, – Ну а там уж нужно было спешно спасать честь дамы. Наплел про то как опоил Октавию приворотным зельем, да дурманным настоем. В общем гроза прошла мимо герцогини. И именно поэтому все молнии обрушились мне на макушку… А в прочем, если бы я знал, что так случиться я бы не изменил решения.

На отрубленной голове появилась улыбка. Мечтательно вздохнув колдун лег на шкуры. Вскоре Мэрган опустилась рядом. Сон не заставил ждать измученное тело.

Осенняя ярмарка самое яркое событие. Город бурлит словно облитый вином муравейник. Суетятся крестьяне старающиеся быстрее продать товар и уйти напиться в таверну, дабы избавиться от полученных грошей. Сбиваются с ног воры, которым тоже хочется напиться в таверне на вырученные крестьянами медяки. Мечутся купцы пытающиеся понять в какой пропорции обменять деньги отчеканенные бароном, на монеты отлитые графом. Робко присматриваются разбойники, думая с кем бы лучше свидеться за городскими воротами. Гордо вышагивают аристократы, стараясь найти на что потратить копящиеся в сундуках деньги. В общем все, все радуются этому празднику жизни. Все кроме палачей.

Мэрган грустно приникла к щели между рамой и затянувшем окно бычьем пузырем, стараясь разглядеть что творится на улице. А судя по шуму творилось там ни много ни мало, как представление балагана.

Под окнами постоянно раздавался довольный хохот – уличные артисты кривляясь изображали церковное богослужение. Под бряцанье струн, они танцевали вокруг обряженного в рясу сотоварища, напевающего совершенно непристойную мелодию на церковный лад. Судя по его чистому, хорошо поставленному голосу и неплохой, хотя и специально искаженной латыни, время от времени перемежающей исполнение, тот явно сам не один год провел в монастырской школе, как и многие выступающие на улицах певцы. Народ вокруг покатывался со смеха. Священники, коли таковые были в толпе лишь скрипели зубами, хватать актеров было чревато, жадный до развлечений люд вполне может заступиться.

– Мастер…

– Нет, я сказал! – Гийом на миг оторвался от заточки топора, строго взглянув на ученицу, – Ты никуда не выйдешь, пока эта бесова ярмарка не подойдет к концу.

– Ну мастер…

– Нет! Ты знаешь сколько сейчас приезжих? Ты знаешь что почти у каждого из них в семье кто-нибудь да получал от нашего брата плетьми, а то и что-нибудь похуже? Прибьют, изуродуют и уедут к себе по деревням. И если ты думаешь, что бургомистр будет их искать ты очень сильно ошибаешься!

– Ну мастер, ну такое раз в год бывает!

– А смерть так вообще раз в жизни!

– Да кто знает, что я ваша помощница?

– Да любая собака. Можно подумать хоть кто-то в городе мог пропустить мимо ушей, что этим начала заниматься девушка.

– Хорошо мастер, позвольте мне позаниматься в подвале?

– Даже не думай. Ты ни на миг не уйдешь из под моего присмотра, – Гийом хмыкнул, – Знаю я вас, сам таким был.

– Ма-а-астер…

– Бесы тебя дери. Всю плешь проела. Ладно, выйдем. Но не надолго. Конец месяца, есть у меня снаружи пара дел. Так уж и быть сходишь со мной.

Мэрган еле удержалась от счастливого крика. Гийом меж тем быстро влез в сапоги и сейчас крепил на поясе свой меч и тяжелый кнут с металлическими крючками.

Мэрган которая весь этот день провела учась правильно вязать узлы для виселиц тоже кинулась к сундуку с одеждой, пока Гийом не передумал.

– Куда направимся мастер?

– Куда может направиться мужчина преклонных годов таким замечательным днем? Сперва в игорный дом, а потом в бордель.

Мэрган захлопала глазами, явно сбитая с толку, но Гийом был сама серьезность.

– Эх, Мэри, знать тебе пора, что обязанность у палача такая: с борделей да домов игорных дань собирать. Городом предписано. Поэтому возьми ту дубинку. Деньги они сама знаешь, хозяев менять не любят. И смотри как я работать буду, да внимательно, через пару годков тем же заниматься будешь.

Гийом снял с двери засов и оглядев улицу, дал Мэрган знак следовать за ним. В следующую минуту вокруг них уже билось пестрое людское море.

Вот нахваливает свой товар сапожник: чуть ли не наизнанку выворачивает свой отделанный мехом, украшенный вышивкой товар, лишь бы покупатель узрел какой идеальный шов, да как ладно сработана стелька из пробки.

Рядом с ним торговец пуговицами, окруженный гомонящей кучкой людей. Берут целыми горстями, кто простые роговые чтоб было на что куртку застегнуть, кто дорогие железные, чтоб перед соседями похвастать, кто охранные колокольцы против злого духа.

Особняком, от сапожников и портных, смотря на них сверху вниз, важно стоят мастера делающие перчатки. У них выбор вообще королевский – длинные и короткие, с пальцами и без, на пуговицах и завязках, из кожи, замши и из шелка, вышитые бисером, украшенные эмалевыми подвесками или металлическими пластинками. Только вот цены как всегда такие, что только удачливому купцу, да аристократу по карману.

– Дорогу, дорогу, коль жить охота! – раздавшийся на дальнем конце улицы голос заглушил музыку шпильманов и ор простого люда. Мэрган отступила к стене, глядя на приближающуюся процессию.

Их было четверо, все в дорогой одежде слуг одного из местных баронов, у каждого на поясе ухватистая дубина. Двигались квадратом, внутри которого недовольно шествовало диковинное животное удерживаемый четырьмя поводками, каждый из которых шел к одному из слуг.

Мэрган зачарованно уставилось на зверя, тот ответил ей тяжелым взглядом, в котором явно читалось все то, чтобы он сделал с ней и всей этой глазеющей толпой, не будь этих поводков.

Такого ученица палача не видела никогда – походил зверь скорее на кошку, только размером с доброго волка. Под покрытой крапинками песочно-желтой шкурой проглядывались крепкие мышцы.

– Мэри, что застыла соляным столпом? – Гийом недовольно дернул ее за рукав и лишь потом обратил взгляд на процессию, – А это… Пойдем, что пардуса никогда не видела?

– Пардус… Вот он какой, – Мэрган благоговейно посмотрела на животное, с которым глашатаи всегда не забывали сравнивать их герцога и самую родовитую знать.

– Такой. А какой он еще может быть? Вон у нашего Лиса их наверное уже скоро с десяток наберется. С тех пор как корабли на юг пошли он на них половину казны потратил. А теперь значит и бароны решили моду столичную перенять.

– А почему? И зачем? – образ зверя, что уже давно скрылся за поворотом все еще стоял в голове вместе с доброй дюжиной вопросов.

– Пардусы знати зачем? Так лучшего ж животного для охоты нет, если приручить с малого возраста, то ни одному зверю уж не скрыться. Да и сам гепард попреданней собаки будет. Поэтому все короли, да герцоги стараются хоть парочку да купить. А то, что его по городу водят, это его учат людей не бояться. Дивное все же животное.