К сожалению, я сидел далеко не в первом ряду, поэтому рассмотреть комедиантов во всех деталях не смог. В том, что присутствую на спектакле, я уже не сомневался. Иначе и быть не могло. Все-таки прошло почти восемьдесят лет после победы над фашистской Германией. Свастика, пропаганда и даже малейшее упоминание о нацистах давно под строжайшим запретом в большинстве цивилизованных стран. И только комикам еще позволительно глумиться над «подвигами» больных фанатиков прошлого.

«Артисты» наконец доковыляли до трибуны. Крепыши молниеносно подсунули им под задницы массивные деревянные стулья с высокими резными спинками, на которые старички не преминули плюхнуться с видимым облегчением. Вслед за ними уселись на свои места присутствующие в зале. Мои «заботливые» соседи, не сговариваясь, дружно опустили меня на скамейку, прижав для верности тяжелыми руками.

– Терпи, старик. Очевидно, это интерактивный спектакль, в котором зрители принимают участие даже против воли. А в конце будет раздача бесплатного немецкого пива и баварских колбасок, – пытался я хоть как-то себя приободрить.

Минуты три троица восседала с гордым видом, не произнося ни слова. «Дракула» обводил грозным взглядом присутствующих, отпуская сквозь сомкнутые губы короткие замечания, которые «астматик» тут же фиксировал в блокноте с красной обложкой и неизменной свастикой.

– Приветствую Вас, разумные граждане свободной Русии! – первым взял слово колченогий. – Сегодня мы празднуем знаменательную дату. Ровно 76 лет тому назад русияне поняли, что только Великая германская нация способна выступить в роли мудрого пастыря и рачительного управленца на столь огромной территории, которую занимает Русия.

9 сентября 1941 года наиболее разумные из «красных Иванов» прекратили сопротивление, сложили оружие и заключили договор с гитлеровской Германией о полной капитуляции, повсеместном подчинении и переходе на германскую государственную модель управления. С тех самых пор наши народы обрели гармонию и единство, к которому стремились сотни лет.

И сегодня, видя ваши счастливые лица, хочу отметить, что усилия были не напрасны. Вместе с вами мы построили крепкое, благополучное государство, в котором счастливы все – от ребенка до глубокого старика. И это стало возможно исключительно благодаря мудрости наших германских завоевателей, а точнее освободителей!

– Что за ересь вы несете! – моему терпенью пришел конец. Невзирая на шиканье соседей и их попытки удержать меня на месте, я вскочил и продолжил. – Какую дурман- траву курил режиссер этого бредового спектакля? Вы хоть немного изучали историю? Заглядывали в учебники? Какая победа великой Германии? У вас тут что – кружок мракобесов? Или секта почитателей сумасшедшего Адольфа Гитлера?

Аааааа!!! – громко взвыв и затыкая пальцами уши, шарахнулись в разные стороны сидящие поблизости люди.

– Я еще раз спрашиваю: мне кто-нибудь вразумительно объяснит, что здесь происходит? И почему вы все так уродливо одеты и изъясняетесь на ужасно корявом язы….

Договорить я не успел. Оказалось, что во время пламенной речи ко мне за спину пробрались несколько охранников из тех, кто недавно скрутил любознательного интеллигента. И буквально на последней фразе один из них хорошенько стукнул меня по затылку увесистой резиновой дубинкой. И свет померк, и смолкли звуки…

Глава 2. Разоблачение

– Просыпайтесь, молодой человек! – прозвучал над ухом вкрадчивый голос, словно кто-то из друзей проявлял заботу, боясь, что я после очередной попойки опоздаю на работу. Однако прилетевшая следом в лицо порция ледяной воды четко обозначила – друзей здесь не водится. После такого «теплого» приема сознание вернулось ко мне со скоростью пули.

Открыв глаза, я увидел, что нахожусь в огромном кабинете с высоченным потолком, с которого свисала титанического размера золоченая люстра с подвесками из горного хрусталя. Свет, который она давала, так ярко играл на многочисленных стеклянных гранях, что в первое мгновение пришлось зажмуриться.

Помещение было почти пустым, если не считать убогого высокого двустворчатого шкафа со стертой лакировкой и покосившимися дверцами, стола и пары стульев, на одном из которых сидел ваш покорный слуга. И все это мебельное «излишество» занимало лишь угол кабинета, лишний раз подчеркивая его размеры.

Место, куда меня «поцеловала» дубинка, саднило, добавилась тупая боль, которая усиливалась при малейшем движении. Мутило, было сложно сосредоточиться, да и просто сидеть прямо представляло непосильный труд. Поэтому я был отчасти благодарен солдату за спиной, чьи крепкие руки поддерживали меня за плечи, не давая сползти с узкого стула на пол, и упокоиться там в позе эмбриона.

За столом сидел мужчина лет тридцати пяти–сорока в чёрной офицерской форме войск СС, хорошо известной мне еще с детства по военным фильмам. Правильные утонченные черты лица, аккуратная стрижка, холеные руки и очки в серебряной оправе – большего я рассмотреть не успел – меня снова начало мутить, и пришлось, прикрыв глаза, опустить голову.

– Да, сотрясение мозга – штука весьма неприятная, – снова «включил» заботливого друга фриц за столом. – Вам сейчас надо глубже дышать и меньше нервничать. Помню, как-то на занятиях по политическому программированию один мой товарищ (теперь он служит командиром станции морального зондирования) упал и ударился головой о край парты. Крови было немного, он даже форму не испачкал.

Но вот мозг ему встряхнуло основательно. На пару дней бедолага позабыл имена наших великих вождей, всех до единого. Мы страшно переполошились: еще бы – такой конфуз! Педагогический совет долго решал, как поступить с ушибленным. То ли отдать медикам, чтобы те разобрали его на органы, то ли отправить в лабораторию по испытанию оружия в качестве живой мишени. К счастью для Иванга, память к нему вернулась и он продолжил обучение.

– На органы? Мишень? Не проще было просто отчислить? – спросил я, начиная привыкать к головной боли, бешеной иллюминации и невесть откуда взявшимся в нашем времени фашистам.

– Как отчислить? Ха-ха, насмешили, сразу видно, что вы не из здешних мест, – заметно повеселел собеседник.

– Конечно, не из ваших. Мне в дурдом еще рановато, – съязвил я. – И вообще потрудитесь объяснить, где я нахожусь и кто вы такие?

– Проще простого! Меня зовут Семенг Хрусталв, я старший головач отдела морального контроля и учета городской управы. А находитесь вы, мой незнакомый смутьян, в зале для идентификации и определения возможности пребывания в свободном обществе.

– Это вы сейчас со мной разговаривали? – съязвил я. – Потому что из всего сказанного ни хрена не понял.

– Однако, вас приложили сильнее, чем я предполагал, – удивился «головач».

– Смотрю на вас – и не понимаю: то ли дурачится, то ли полный шизик? Как можно не знать таких простых истин? Ну да ладно, работа у меня такая – вправлять мозги, пытающиеся вырваться на волю. Повторяю еще раз: меня зовут Семенг Хрусталв…

– Позвольте, может быть, Семен Хрусталев? – боролись остатки моего разума с происходящим.

– А… ну теперь всё стало понятно, – хлопнул себя по лбу офицер и широко улыбнулся. – Я, было, занервничал, думал вызывать утилизаторов. А оно вон что.

– Лучше психиатров…. И какая мысль вас осенила?

– После того, как вы произнесли мое имя на старый, допобедный манер «Семен Хрусталев», сомнений не осталось. Дело в том, что после нашего полного освобождения великой Германией был проведен ряд реформ, которые коснулись, в том числе, и антропонимики. Новые правители были настолько мудры, что не стали «стричь» всех под одну немецкую гребенку. Наоборот, они постаралась максимально сохранить самобытность прежних имен, фамилий и отчеств, лишь с ювелирной точностью облагородив их. Поэтому не Семен, а Семенг. Звучит гораздо красивее и солиднее, согласитесь? Словно горный орел парит над землей, выискивая своим феноменальным зрением добычу.

– А вы вообще в курсе, что Семён – это русская версия еврейского имени Шимон из Библии. Это никак не противоречит вашим арийским убеждениям? – теперь уже пришла очередь улыбаться мне.

– Боже мой, по каким учебникам вас обучали? Такое ощущение, что вы только что прибыли из самого глухого уголка Сибирейской тайги. Как вы вообще оказались в нашем цивилизационном раю? Более семидесяти лет тому назад лучшие германские и русиянские ученые доказали, что евреи не имели никакого отношения к написанию библейских книг. Более того, было доказано, что такого народа вообще не существовало на нашей планете.

– То есть как? Люди были, а слова не было, как в анекдоте, что ли? – продолжал я улыбаться, пока охранник, стоящий позади, не сдавил мою трапециевидную мышцу (по-простому «загривок»). Да так, что перед глазами заплясали искорки и уродливые зайчики.

– Люди, безусловно, были. Только не евреи, а греки, римляне, персы, древние арии, наконец…

– И после таких высказываний вы еще смеете говорить про мое образование? Я – человек из двадцать первого века, в отличие от вас, застрявшего где-то в начале девятнадцатого. Какие великие арии? У вас жар и бред. Или все вы здесь актеры из программы «Розыгрыш»?

– Успокойтесь. Вас никто не разыгрывает. Мы с Иванхом, так же, как и вы, живем в двадцать первом веке. Сейчас за окном 2021 год, 9 сентября, суббота. И погода, кстати сказать, стоит прекрасная. Но вместо того, чтобы наслаждаться заслуженным выходным в кругу семьи, мы вынуждены тратить время на диагностические беседы с вами.

В подтверждение его слов Иванх (очевидно, Иван в обществе психически здоровых людей) снова с силой сдавил мой загривок. Гримаса боли сковала лицо.

– Поэтому я бы предложил вам перестать валять дурака, и после того, как стихнет головная боль, пройти нехитрый тест. Тогда, надеюсь, мы сможем определиться со степенью социального отклонения от нормы и принять решение о вашей дальнейшей судьбе.

– Что, тоже на органы пустите? – вспомнил я недавний рассказ про бедолагу курсанта.

– Ну, это еще надо заслужить. Не каждое отребье годится в доноры для наших дорогих сограждан. Мы верим, что жизненные взгляды человека сильно влияют на состояние его внутренних органов.

– Это как? – удивился я.

– Очень просто. Кровь – величайший хранитель и переносчик информации. Она запоминает все: что вы ели, пили, видели, какие лекарства принимали, с кем спали, какие мысли посещали разум, какие слова слетали с ваших губ. Кровь питает все системы и органы, являясь важнейшей соединительной тканью. Поэтому не только алкоголик убивает своё тело, но и смутьян и сквернослов.

А у революционных элементов вообще большинство органов прогнило насквозь. Их жизнь – сплошной яд, которым они брызжут на окружающих. И пересаживать такие органы нормальным гражданам – значит обрекать их на пребывание в постоянном когнитивном диссонансе. А этого никак допустить нельзя. Так что пока посидите в камере, а мы подумаем, что с вами делать. Может статься, что Сибирейская тайга станет вашей родиной на следующие лет сорок.

И даже не думайте помышлять о побеге. Мы хоть и являемся сотрудниками интеллектуального департамента, но стреляем отменно. И проверять это я вам не советую! – в подтверждение своих слов офицер Хрусталв достал из ящика стола и помахал перед моим лицом большим черным пистолетом, отполированным до блеска.

Я не успел ответить, как жлоб Иванх подхватил меня под руки, приподнял со стула и легким пинком в пятую точку придал ускорение в направлении незаметной двери рядом со шкафом. Заприметить издалека её было крайне трудно, так как выкрашенная в цвет стены дверь не имела ручек, выступающих петель и даже замочной скважины.

Когда мы подошли к стене, Иванх пару раз с силой стукнул по ней кулаком. Каково же было мое удивление, когда в ответ распахнулась не сама дверь, а одна из створок покосившегося шкафа.

– Проходь жива, только головой пригни, мебеля не попорти, – буркнул охранник.

На секунду я почувствовал себя Алисой в стране чудес и даже пожалел, что не имею в запасе пару бутылочек с волшебной жидкостью. Сначала я бы увеличил себя до неприличных размеров и расхреначил к свиньям собачим весь этот фашистский цирк. А потом, приняв дозу уменьшительного напитка, поймал первого пролетающего мимо воробья и умчался подальше от царившего вокруг маразма.

С такими мыслями я шагнул вглубь шкафа и оказался в узком коридоре с кирпичными стенами и полукруглыми потолочными сводами. И хотя здесь было не очень темно, но контраст с жалящим светом зала допросов оказался чудовищным, словно ты на мгновенье ослеп.

Иванх за мной не проследовал. Он быстро захлопнул дверцу шкафа и снова гулко стукнул по ней два раза. Принимающей стороной оказался пожилой мужчина в форме, как мне показалось, германского солдата времен Первой Мировой войны, если судить по иллюстрациям из книги про бравого солдата Швейка. На его почти лысой голове были небрежно разбросаны несколько седых волос. Сгорбленная спина и согнутые тоненькие ножки, которые явно уже не справлялись с нагрузкой. Руки тряслись, заставляя побрякивать увесистую связку ключей на металлическом кольце, надетом на запястье.

– По всей видимости, я оказался в машине времени и теперь отрываюсь по полной. Сначала люди на улице, словно сошедшие с газетных страниц 50-60 годов прошлого века, потом фашисты времен Великой Отечественной войны. Теперь это чудо, вылезшее явно из 1914 года, если не раньше. Что же будет дальше – египтяне, мамонты, динозавры?

– Это есть твоя камера. Давай, не зевать. Пролази быстро! – вывел меня из царства фантазий старик, руки которого оказались не такие уж и слабые. Толчок прямо в позвоночник был весьма болезненным. Глаза понемногу привыкали к темноте, и я смог различить, что мы миновали длинный коридор и подошли к одной из многочисленных камер, расположенных по обеим сторонам. Пока охранник отпирал дверь, я обратил внимание, что в коридоре больше никого нет.

– Может, дать ему в морду и пуститься наутек? Только сколько этот мой «утёк» продлится? Я ведь даже не знаю, где нахожусь. В сторону шкафа бежать точно не стоило, за ним вооруженные гориллы Семенг и Иванх. А других маршрутов я пока не выучил. Может, все-таки рискнуть наудачу? Ведь у старого пердуна и оружия-то с собой нет, кроме болтающегося на поясе штык-ножа. Пока он его из ножен достанет, я уже буду далеко.

– Даже не думать так! – отозвался «старый пердун» и, молниеносно выхватив нож, приставил его к моему горлу.

А дедулька-то не такой дряхлый, каким хочет казаться! – в душе обрадовался я тому, что не успел наделать глупостей, которые могли закончиться перерезанным горлом. Мгновенно отбросив мысли о побеге, я молча вошел в камеру и огляделся.

Небольшая прямоугольная темница имела маленькое окошко под самым потолком. Толстые прутья решетки дополнительно скрадывали скупые лучики солнечного света, нехотя заглядывающие с улицы. У самой двери располагалась стандартная тюремная параша – овальная дырка в полу и чугунные пластины с засечками для ног по бокам.

Рядом висела небольшая эмалированная раковина с одним краном. Далее стоял стол с газетой вместо скатерти и остатками еды и два стула. За ними напротив друга две кровати. На одной из них лицом к стене лежал человек, накрытый тонким клетчатым одеялом. Казалось, он спал.

Под потолком болталась яркая лампочка в металлическом решетчатом плафоне. Стены были чистые, без блатных надписей и засечек арестантов о проведенном в застенках сроке. Да и в целом, несмотря на убогий интерьер, в камере было довольно уютно.

Как только дверь закрылась и замок с лязгом провернулся три раза, незнакомец скинул одеяло и вскочил на ноги. Юноша лет двадцати пяти, высокий, худощавый, с правильными чертами лица приблизился ко мне. Прищурив, впился взглядом голубых глаз и некоторое время внимательно рассматривал, словно силясь узнать. Потом, не говоря ни слова, отвернулся, подошел к столу и сел на стул.

– И тебе не хворать, соседушка, – равнодушно приветствовал его я и направился в сторону свободной койки. Сегодняшняя нервотрепка меня заметно вымотала, хотелось просто прилечь на что-нибудь теплое и мягкое и обдумать в тишине положение, в которое поставила меня судьба, не преминув нагнуть раком.

Но этим планам сбыться было не суждено. Молодость и, возможно, длительное заточение сделали свое дело – юноша не смог хранить молчание более пяти минут.

– Ну что, стукач, какое задание тебе дали великие германские хозяева? – с издевкой в голосе бросил он.

– О, как я рад, что хоть твой рот не набит грецкими орехами, а мозги картофельными очистками. Будет теперь с кем поболтать на нормальном русском языке! – ответил я.

По возникшей паузе было заметно, как привела его в ступор моя чистая речь.

– Пого… погодите, что-то я недопонял…– промямлил он.

– Что ты не понял? – приподнялся я и присел на кровати, облокотившись спиной о стену. – Подозреваю, что в вашем дебильном городе вообще мало понимающих. Вот ты, например, сам-то кто есть такой? Убийца, насильник или просто слабоумный идиот, которого держат в клетке, чтобы не покусал прохожих?

Юноша сконфузился от моих слов.

– Что вы такое говорите! Я не убийца и уж точно не идиот, а всего лишь люблю читать. Разве я виноват, что некоторые книги находятся под запретом властей?

– Ну, если ты говоришь о «Майн Кампф», тогда да, эту заразу не следовало вообще издавать.

– Здесь вы ошибаетесь. Труды фюрера никто и не думал запрещать, их просто переработали под новые реалии. Сегодня эта книга вторая по популярности после…

– Погоди, дай сам угадаю, – перебил я паренька. – На вершине хит-парада в вашей психиатрической клинике «Фашизм для чайников». Верно?

– Не понимаю, зачем чайникам нужен фашизм, а точнее национал-социализм. Наливай в них воду и ставь на огонь. Да не забудь снять, когда закипит, чтобы крышку не сорвало. Не угадали. На первом месте труд Иосифа Сталина «Железная немецкая дисциплина на благо русиянского народа».

– Сейчас точно 2021 год? – все больше впадал я в панику.

– Точно так. А что вас удивляет?

Стараясь сохранять самообладание, я встал с кровати и подсел к столу, за которым мой сосед пытался смастерить бутерброд из куска хлеба и ломтиков сала. Только тут до меня дошло, что я не ел уже целый день. Это без промедления подтвердил урчащий желудок.