Пролог
Ненависть

1

Мир держится на ненависти. Уверяю вас, именно на ненависти и ни на чём другом. Любовь – это сказки для детишек. Ради любви совершают подвиги, не спорю, но как только предмет любви исчезает, пропадает и само чувство.

А ненависть будет всегда. Даже если тот, кого вы ненавидите, уже двадцать лет как в могиле, вы всё равно будете его ненавидеть.

Ненависть – это топливо для сердец. Лигроин для душ.

Вот человек в очереди перед вами. Вас раздражает, когда он долго решает, что купить. Когда он считает деньги. Когда он флиртует с продавщицей. Ваши деньги уже наготове, вы отсчитали точную сумму, без сдачи, чтобы не задерживать очередь. А теперь вы вынуждены стоять и ждать из-за какого-то кретина. Это ненависть, будем знакомы.

Вас не пропустили на перекрёстке. Урод на «Бентли» проехал на красный свет, чуть не сбив вас. Вы идёте дальше и фантазируете на тему «что бы я с ним сделал, если бы догнал». Причём вы видите свои фантазии так чётко и реалистично, что они кажутся реальностью. Вот он тормозит в тридцати сантиметрах от вас. Выходит из машины и матерится. Вы подходите к нему, к этой толстой разъевшейся харе, и плюёте в него словами. Вы брызгаете на него слюной, вы материтесь в ответ, он отступает, а потом вы хватаете его за жирную шею и вписываете носом в капот. Когда вы представляете себе эту картину, ваши руки непроизвольно повторяют воображаемые движения.

Это ненависть.

Вы ненавидите человека, который толкнул вас в метро. Соседа, который наблевал в лифте. Продавца, который пересчитывает кассу вместо того, чтобы вас обслужить. Вы ненавидите гомосексуалистов и лесбиянок, евреев и нацистов, филологов и философов, вы взращиваете в себе ненависть, потому что она заставляет вас двигаться дальше. Она вынуждает вас барахтаться в молоке, превращая его в сметану.

Собственно, роман не об этом. Просто вы должны помнить, что всё, что делают герои этого романа, они делают не из любви, не из сострадания и даже не из алчности. Ими движет ненависть. Впрочем, она движет всем миром.

2

В этот день доктор медицинских наук профессор Алексей Николаевич Морозов принимает историческое решение. Он заходит в свой кабинет и открывает шкафчик с препаратами. Достаёт маленькую бутылочку с прозрачной жидкостью. Набирает её в шприц. Выпускает из шприца набравшийся вместе с препаратом воздух. Аккуратно кладёт шприц в нагрудный карман халата и покидает кабинет.

Каждый день вы едете на работу. Вы садитесь на «Багратионовской», едете по Филёвской линии до «Киевской», пересаживаетесь на кольцо, затем едете до «Проспекта мира», там переходите на Калужско-Рижскую линию и далее – до «Алексеевской». От выхода метро до Звёздного бульвара – ещё пятнадцать минут. Вы проходите по набитому подземному переходу, в котором таджики торгуют рыбой, а слепой саксофонист наигрывает «Yesterday», проходите мимо универсама «Азбука вкуса», сворачиваете на улицу Бочкова, проходите мимо ресторана «Тарас Бульба», мимо магазина «Магнолия», мимо троллейбусного депо № 5.

Вы встречаете огромное количество людей. По дороге вам совершенно не на что смотреть, кроме как на них. Конечно, вы обращаете внимание на огромный шпиль Останкинской телебашни, но лишь затем, чтобы понять, на какой высоте облака. Можно определить с точностью до метра.

Люди идут навстречу, обгоняют вас сзади или просто стоят на улице. Старушка с табличкой «асталась одна с внуком памагите», местный модник в нубуковых сапожках до середины икры и курточке с блёстками и поддельным мехом, широколицая киргизка за прилавком магазина, убирающий мусор служащий «Макдоналдса», серьёзный охранник в холле банка – всё это люди, которые живут рядом с вами. Которых вы видите каждый день. Но вы ничего не знаете о них.

Может быть, этот охранник каждый день до крови порет жену кнутом. Рукоять кнута соединяется с основной частью (полотном) при помощи металлического кольца. Таким кнутом не зацепишься за дерево, потому что он слишком толстый. Зато им можно перешибить бревно.

А вот эта киргизка убила своего ребёнка. Она просто вынесла его на улицу и выбросила в контейнер с мусором. Он не кричал, не ревел, его никто не заметил. Контейнер перевернулся в мусоровоз. Ребёнка спрессовало вместе с тоннами яблочных огрызков, использованных презервативов и чайных пакетиков.

А модник ещё десять лет назад, когда был мелким хулиганом, поджёг пьяного в подъезде соседнего дома. Старик получил девяностопроцентные ожоги и умер в больнице. Мальчишки смотрели, как мечется горящий человек, и смеялись, потому что он был похож на насекомое. На кузнечика, которого поливают кипящим целлофаном. На жука, в которого воткнули спичку.

Вы не знаете, что сделали эти люди, но вы знаете: чистых нет. Вы не знаете, когда мимо вас проходит убийца, когда – вор, когда – насильник. Вы знаете только, что они проходят мимо вас. Что они не трогают вас.

Когда мимо вас проходит доктор медицинских наук профессор Алексей Николаевич Морозов, вы видите серьёзного хорошо одетого человека 53–55 лет, в элегантном пальто, в шерстяной шляпе с неширокими полями (модель Vitafelt от Stetson). Он идёт немного вальяжно, но при этом сосредоточенно; он смотрит по сторонам, но не отклоняется от заданного направления и не отвлекается на пустяки. Он покупает в киоске газету «Известия», которую всё забывает выписать, и журнал «Папарацци» для двенадцатилетней внучки.

Вы и подумать не можете, что норма Алексея Николаевича – два убийства в неделю.

1. Накамура

Китай, провинция Биньцзян, июнь – август 1945 года

1

Суббота, около трёх часов дня.

Спальное место Накамуры в идеальном порядке. Кровать, полка для личных вещей: аскетическая обстановка. На полке – подставка для карандашей, стопка бумаги, ежедневник в кожаном переплёте. Накамура сидит на кровати, уставившись в стену. Обои – серые, грубые, на стене висит репродукция «Большой волны в Канагаве» Кацусики Хокусая. Накамура не позволяет себе большего, хотя любит Кацусику и готов повесить на стену все тридцать шесть видов Фудзи. Но есть такое понятие: дисциплина. Значит, он оставит только «Волну», но никогда не украсит остальные стены казармы другими репродукциями.

На всех напала полуденная дрёма: Осами, Мицудзи, Санава – все спят. Кто-то читает книгу, кто-то в тысячный раз мусолит письмо от матери. Накамура тоже иногда получает письма от матери. Она гордится, что её сын служит в непобедимой японской армии, она верит в его будущее и в будущее своей страны. Накамура высылает ей деньги, около сотни иен в месяц. Это больше, чем её собственная зарплата. Остальные деньги Накамура кладёт на военную сберегательную книжку. Тратить деньги здесь негде. По Пинфаню особенно не поездишь.

Накамура рывком поднимается с кровати и подходит к окну. Первое время по субботам окна завешивались чёрными шторами снаружи, чтобы курсанты не видели заключённых. Теперь это не имеет смысла.

У него нет никаких дел в казарме, но до занятий ещё много времени, а просто так слоняться по территории базы нельзя. Он достаёт из кармана амулет, сжимает его в руке. Затем медленно выходит из казармы. У входа – часовой, Асагава. Он маленький и тихий, молчаливый. Асагава смотрит на Накамуру, но ничего не говорит: хочешь выходить – выходи. Отвечать будешь сам. Накамура идёт прочь. По мере приближения к центральным воротам его шаг становится чеканным.

На самом деле ему просто интересно. Он любит смотреть на то, как привозят «брёвна». Слово «марута», которым обозначают заключённых, пишется не так, как «бревно», да и произносится иначе. Но все говорят «брёвна», потому что так проще.

Мимо проходит маньчжур с тачкой. От маньчжура несёт падалью: наверное, вывозит мусор. Всю грязную работу делают маньчжуры.

У хозяйственного управления раздаются крики и лай. Везут.

У ворот кто-то из военной жандармерии, Накамура его не знает. Военные жандармы великолепно умеют забывать – и это одно из самых ценных их качеств. Хорошая память приравнивается к преступлению. Накамура пытается забыть лица людей в стеклянных камерах Иосимуры, но не может. Он пытается забыть мальчика, разложенного на органы. И самое главное – он пытается забыть Изуми. Но у него не получается, потому что Изуми – это сверкающий фонтан, запертый в девяти квадратных метрах.

По двору идёт генерал-лейтенант Исии, Бог Войны. Его сверкающий автомобиль остаётся где-то позади. Накамура видит Исии крайне редко. Иногда зелёный открытый лимузин проезжает мимо, чтобы покинуть территорию базы. Впервые Накамура смотрит на идущего генерала.

Накамура боится, что его примут за шпиона. Он должен находиться в казарме до половины четвёртого, а затем идти в лабораторию. Но интерес перевешивает дисциплину – бывает и так. Очень жарко. Над Биньцзяном – солнце.

Исии о чём-то говорит с человеком из отдела Касахары. Зелёный грузовик разворачивается неуклюже, медленно. Это старый «Додж» тридцать третьего года, и снаружи он выглядит как обычная машина с тентом. Под тентом – металлический кузов без окон. Внутри нет сидячих мест, только маты на полу и трубы отвода отработавших газов – в качестве отопления зимой.

Жандарм запирает ворота. Рядом с Исии появляется Иосимура. Подтянутый, худой, выглядит совсем юным (ему тридцать восемь), на носу очки с толстыми стёклами. Что за взгляд прячется под очками – лучше не знать. Самый страшный взгляд, самый мудрый.

Накамуре интересно: впервые на принятии «брёвен» – сам генерал-лейтенант, начальник базы, и полковник, начальник одной из групп Первого отдела. Значит, предстоит что-то серьёзное. Привезли заключённых для каких-либо спецопераций.

Их начинают выводить: с завязанными глазами, в наручниках, одного за другим через узкую дверь в заднем торце кузова. Мужчины, женщины – китайцы. В основном, партизаны и враги Японии. Накамура знает, что попадаются и простые местные жители, но это необходимый процент брака. Самое страшное, что Изуми, его сияющий фонтан – не ошибка, никак не ошибка.

Их выводят и строят. Они ничего не понимают – думают, плен. Думают, их будут пытать, выбивать из них информацию. Может, они сумеют спастись. Есть такие, кто знает, зачем их сюда привезли, но и они таят надежду на спасение. Надежду, которой нет.

В принципе, они уже расписаны. Иосимуре нужны человек десять мужчин, женщины его сейчас не интересуют. Такахаси и Футаки тоже поистратились, нужно пополнение. «Брёвна» строят и тычками ведут к небольшой двери в огромном массиве лабораторных корпусов.

Если Накамуру заметят, он сделает вид, что был в храме, а теперь возвращается в казарму. Он хорошо видит происходящее через забор с колючей проволокой, опоясывающий главное здание.

Последняя шестёрка «брёвен» отличается от первых тридцати-тридцати пяти человек (Накамура не считал точно). Они не китайцы. Китайцы дают общую картину, но для частных случаев нужно рассматривать также представителей других рас. Когда война окончится, Японии понадобится знание их особенностей.

Их шестеро, всего шестеро – и это «брёвна», но «брёвна» высшей ценности. Двое рослых, светловолосых, в русской армейской форме. Иваны. Накамура слышал – они придумали смешное слово «ходя». Они называют так и китайцев, и корейцев, и японцев. Это унизительно.

Невысокий мужчина с чёрными волосами. Национальность не определить. Гражданский.

Ещё двое похожих, мужчина и женщина, кожа тёмная, глаза круглые. Индусы, что ли.